Алексей Ивакин - Могло бы быть...

Кто-то из однокурсников засмеялся.

— А что смешного я говорю?

— Вообще-то референдум показал, что более семидесяти процентов населения СССР за сохранение Союза… — мягко перебил меня Останин.

— Ну и что? Спросят, что ли, нас, когда президенты республик будут в Беловежской Пуще Страну убивать?

— Почем в Беловежской-то? — выкрикнул кто-то из студентов. Ганс, кажется.

— А черт его знает. Охота там хорошая, наверно. И что мы с вами сделать сможем? Плюрализм, говорите? Ну, ну…

— Значит, Леша, вы не согласны с академиком Сахаровым?

Останин назвал меня по имени? Вот тебе раз… Он по фамилиям-то не называл никогда и никого…

— А что академик? Враль и прохвост он. Академическое звание не гарантирует моральную чистоплотность.

Внезапно зазвенел звонок. А Останин сказал:

— Идите. Отлично. И зайдите в лаборантскую. Разговор есть.

— Не могу, Сан Саныч, — и что-то мелькнуло у меня в глазах такое, что он только кивнул плешивой головой, выводя пятерку в журнале.

А я закусив губу, пошел за свое сумкой.

Удивленные однокурсники шептали что-то мне в спину, кто-то поздравлял с пятеркой. А я ничего не видел перед собой.

Бизнес, акции?

Идите в задницу со своими акциями. Я помню. Я видел.

Значит, все просто. Получаю сейчас стипуху. Еду в Москву. Стволов сейчас немеряно продается. Лишь бы лавэ хватило…

А на фиг мне покупать?

Я же помню! Едем до Волховстроя, там на электричке в сторону Чудово. Станция Лезно. Из одного блиндажа мы тогда — в девяносто седьмом, кажется — подняли ящик немецких карабинов. В маслице. В тряпочках. И патронов там кучи были!. Приклад опилю. Ствол тоже. Я же смотрел «Брата»… А тут еще толком и охраны у Борьки нет. Герой суверенной, бля, демократии… По поликлиникам, сука, ходил. Пиарщик гребаный… А мы этому всему верили… По митингам он еще скачет… Если меня сразу не шлепнут — дадут пятнадцать лет. Это максимум сейчас. Выйду в две тысячи шестом, соответственно. Вот там и посмотрим на роль личности в истории.

А может быть и вышку дадут. Или в СИЗО прирежут. Да все может быть. Ну и хрен с ним. Зато брат жив останется. И Юрка Васькин. И много еще кого. Может быть…

И муж у Ольки не сопьется в конце девяностых, когда его акционерский бизнес по ветру пойдет пустыми бумажками ГКО. Может быть, она еще счастлива станет. Может быть.

И ведь ни одна сволочь спасибо не скажет!