Гарри Тертлдав - Шок и трепет

На пути к площади быстро шагающие воины затянули непристойную походную песню. На них глазели бородатые местные жители в длинных и смешных на вид халатах. Они что-то бормотали друг другу на своем не поддающемся пониманию языке. Даже их письменность казалась Марку из ряда вон выходящей: какие-то странные загогулины, содержащие в себе некий неведомый смысл. По слухам, местные буквы следовало читать не слева направо, а наоборот — справа налево. Насколько эти слухи соответствовали истине, Марк не знал — да и не очень-то стремился узнать. Ведь он все равно не смог бы прочесть эти буквы ни так, ни эдак.

Местные жители по-прежнему ограничивались бормотанием, даже не пытаясь сделать что-либо еще. Никто не выкрикивал оскорблений на понятном для воинов языке. Никто не бросал камней или вел себя задиристо. Такое хорошее поведение свидетельствовало о здравом смысле здешних обитателей. Право же, не следует задирать людей в полном воинском облачении, да еще и с лучшими в мире оружием и боевой подготовкой. Конечно, если жить не надоело.

До Марка уже доходили слухи о том, что некоторым из местных было все равно, останутся они в живых или нет — лишь бы унести побольше врагов с собой в могилу. Впрочем, он этим слухам не верил. Одно дело — сказать такую вещь, и совсем другое — поступить подобным образом на поле боя.

Это свирепое солнце уже начало припекать. Марк сделал глоток из своей фляжки, содержащей смесь воды и вина. Дойдя до рыночной площади, он мысленно поинтересовался, сумеет ли та вместить всех его товарищей. Но тут же пожал плечами, благодаря чему его кольчуга забренчала. В конце концов, это была не его забота. Он занял свое место, его рота заняла свое, и другие подразделения сделали то же самое.

Полководец вышел вперед и поднялся на трибуну.

— Воины! Наша задача — разоружить и умиротворить эту страну, — сказал он таким тоном, чтобы его слова разлетелись как можно дальше. Полководец свое дело знал — его речь была слышна по всей площади. Он продолжил: — Наша чаша терпения переполнилась. Местные фанатики причинили нам слишком много неприятностей. На этот раз мы вырвем эту заразу с корнем. Они не уважают западные ценности. Они этого даже не скрывают. Они думают, что их бог — и этот так называемый Сын Божий — важнее всего на свете, и что они могут делать все, что угодно — если только это соответствует их религии. Они думают, что за это им светит счастливая загробная жизнь. А вот я полагаю, что они очень скоро передумают, если мы многих из них в эту самую загробную жизнь отправим. Так что вот этим мы и займемся. Ясно?

— Так точно! — закричал Марк вместе с тысячами других молодых парней, пришедших сюда с Запада, дабы восстановить в этой жалкой дыре порядок, основанный на незыблемом авторитете сильнейшей страны в мире.

— Смогут ли эти безумные маньяки нас остановить? — поинтересовался полководец.

— Никак нет! — И снова крик, изданный Марком и его товарищами, заполнил собой площадь и отозвался эхом, наткнувшись на стены.

— Ну вот и хорошо. — Полководец широко раздвинул губы, чтобы все воины могли увидеть его улыбку. — Эти люди скоро поймут, что и сами не знают, с кем связались. Верно я говорю?

Новый крик, исторгнутый из тысяч глоток в знак согласия, был еще громче двух предыдущих.

Новость о приближении западных воинов дошла до горцев очень скоро. Повстанцы пользовались в народе широкой поддержкой, и у них повсюду были свои соглядатаи. Ни один захватчик не мог сойти с дороги и присесть за кустиком без того, чтобы об этом тут же стало известно. Однако знать о том, что делает враг — это одно, а знать, что делать самим — совсем другое.

Один из наиболее доверенных советников вождя повстанцев носил прозвище "Камень".

— Нам всего лишь следует на некоторое время исчезнуть, — сказал он, обращаясь к другим руководителям повстанцев. — Снимем шлемы, избавимся от оружия, удалимся в сельскую местность. Все, что они увидят, когда придут — это группу крестьян, пропалывающих грядки, подрезающих лозу и сажающих оливковые деревья. Как они могут вести войну, когда воевать не с кем?

Некоторые из двенадцати советников закивали. Камень был человеком весьма здравомыслящим и прагматичным. Потому и его советы всегда были полны прагматизма и здравого смысла.

Однако вождь отнюдь не считал, что создавшееся положение требовало здравомыслия или прагматического подхода. В конце концов, шла война. А когда люди идут на войну, прагматизм и здравый смысл отбрасываются за ненадобностью в первую очередь. Качая головой, вождь сказал:

— Я ведь уже говорил: не мир пришел я принести, но меч. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради меня сбережет ее.

Камень шумно выдохнул:

— Я не уверен, что это хорошая мысль. Я совершенно не уверен, что это хорошая мысль.

— Разве я не властен в своем: делать, что хочу? — потребовал ответа предводитель, наливаясь гневом. — Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть. И напоминаю вам снова, что кто не со мною, тот против меня. — И он уставился на Камня взглядом, полным мессианского огня.

При всем своем упорстве, такой взгляд Камень выдержать не мог. Он опустил голову, бормоча:

— Да сбудется воля твоя.

И сбылась воля его. Горцы собрались вместе. И Сыну Божиему показалось, что числом их было куда больше, нежели песчинок на морском берегу.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — запели они, — потому что ты со мной.

Сын Божий наклонил голову. Горцы двинулись вперед.

Шагая навстречу битве, многие из товарищей Марка недовольно ворчали. Он же был спокоен. Большую часть времени он просто прекращал думать о чем бы то ни было — и как бы поручал своим ногам двигаться самостоятельно. Таким образом, он преодолевал одну милю за другой, сам того не замечая.

Впрочем, Марку то и дело приходилось кашлять. Все эти несметные полчища людей, животных и повозок двигались вперед — и тем самым поднимали несметную же пыль. К тому же эта пыль попадала ему в глаза — и он ничего не мог с этим поделать. Подобные вещи приходилось переносить со стоицизмом.

Чтобы основные силы войска не наткнулись на какой-нибудь неприятный сюрприз, мобильные отряды и разведчики шли впереди. За ними двигалась целая дивизия, чтобы в случае чего послужить авангарду подкреплением — а также повозки и дальнобойные орудия. Потом следовало командование войска — вместе с обозом. Дальше шли основные силы, и замыкал шествие арьергард. Он также состоял из мобильных отрядов, но был усилен тяжеловооруженной пехотой.

И неприятности не заставили себя долго ждать себя. Какие-то местные разбойники решили, что могут обстрелять движущееся по дороге войско сбоку — и после этого скрыться. Это привело к немногим жертвам — но только к немногим. Еще нескольким бойцам спасла шкуру кольчуга. Тут же на местных набросились воины, умело подражая охотящимся на зайцев собакам. Конечно, любой заяц обычно может убежать от любой собаки. Но когда собак больше, чем зайцев, и когда они друг другу помогают… Мало кому из смельчаков, пытавшихся напасть на движущееся войско, понравился конечный итог этой затеи.

— Они хотят заманить нас в ловушку, — заметил Люций, вернувшись после очередной охоты на маленькую банду разбойников.

— Пусть только попробуют, ублюдки. Как подойдут к нам поближе, так им никакие ловушки не помогут, — ответил Марк. Одна из его рук была обернута окровавленной тряпкой. Эта рана не заслуживала врачебного осмотра, то тем не менее все равно его беспокоила. Хуже того, она вгоняла его в краску. Ну да, ясно, что загнанные в угол разбойники будут биться до конца, но тому худенькому парню совершенно не обязательно было касаться его, Марка, своим мечом. Теперь этот бандит был мертв, и кровь его лилась прямо в грязь, и кишки его были вывалены на землю, и слетевшиеся за падалью птицы дрались между собой за его глаза и язык. «Успокойтесь, птицы, всем хватит,» — подумал Марк.

Когда наступил вечер, воины сделали все возможное для того, чтобы вместе с ночью не пришли неприятности. Бойцы быстро возвели походный лагерь, окружив его укрепленными траншеями. Будучи по форме квадратным, лагерь, как всегда, был организован без малейшего учета местных географических особенностей. Входы в лагерь были расположены в середине каждой из четырех сторон. От каждого входа по направлению к противоположному шла улица. Обе улицы пересекались в центре лагеря. Там, в самом центре, разместились полководец и другие командиры. И тяжеловооруженные пехотинцы, и легковооруженные, и мобильные отряды, и обслуга дальнобойных орудий, и снабженцы — все заняли заранее отведенные им места. И если бы лагерь был разбит где-нибудь еще — скажем, в Испании или Германии — то расстановка этих мест нисколько бы не изменилась. Выкопав свой участок траншеи и укрепив его кольями, Марк встал в очередь за ужином.