— Что там опять, свечение? Хватит паниковать, Макс, все под контролем.
— Земля! Земли нет, ее не видно!
Михаил посмотрел на меня как на больного: «перегрелся пацан, второй месяц в космосе, нервы сдают».
— Кто ее украл, клинганы? — увидев, что шутка не нашла поддержки, оттолкнулся от переборки со словами: — Ну пойдем, найдем нашу Терру.
Вслед за ним оттолкнулся и я в сторону Купола, надеясь, что просто обознался, готовый выдержать любые насмешки со стороны коллеги.
Михаил раньше меня доплыл до обзорных иллюминаторов Купола и приник к нему. Я остановился на полпути, ухватившись за свисавший с купола кабель, питающий наружную аппаратуры фото и видеофиксации. Наконец он обернулся, на его лице было написано полное недоумение.
— Может, мы совершили переворот и сейчас летим лицом к космосу и спиной вперед? — он озвучил единственное, на мой взгляд, правдоподобное объяснение.
— Давай посмотрим через модуль «BEAM», там другой угол обзора, — предложил я, чтобы не стоять и молчать.
Ситуация меня нервировала, ни в одном сценарии при подготовке полета в космос такого не предусматривалось.
— Не пойдет. Вернемся в жилой, выведем на экраны картинку американского модуля Коламбус и японского Кибо.
Эти модули находились по разную сторону друг от друга, как боковые плавники у рыбы.
— Хорошо…
Я следовал инструкции. Старший в команде принимает решение до тех пор, пока нет явных признаков его недееспособности.
Несколько минут Михаил по очереди выводил изображение с разных камер различных модулей. Земли не было.
— Вызови ЦУП, — Михаил откинулся назад, совершая сальто с поджатыми ногами.
Этот трюк ему удавался куда лучше, чем мне. Может, проблема в моем вестибулярном аппарате?
Все попытки связаться с ЦУПом не дали успеха ни в сверхкоротком, ни в коротком диапазоне. Передатчики молчали, только был слышен космический шум, видеосвязь не работала. Первое правило в космосе — не паниковать. Паника сгубила американцев на их Аполлоне 13. Усилием воли, держа себя в руках, я спросил ровным голосом:
— Может, то свечение сожгло все средства связи?
— Это была радиация и мусор, — устало возразил мне Михаил, — а если на Земле в один момент выключили электричество, мы увидели бы Землю? Может, просто проблемы со светом, типа мощный выброс солнечной энергии, энергосистемы стран не выдержали. Сейчас идут ремонтные работы, скоро все восстановят.
Теория показалась разумной, ведь и раньше были солнечные вспышки, выводившие из строя энергосистемы целых стран. Тогда и феномен со свечением понятен, это был поток остаточной плазмы.
Больше мы не разговаривали, медленно текло время. До окончания витка вокруг Земли оставалось двадцать минут, когда мне в голову пришла мысль, от которой я чуть не подпрыгнул:
— Никуда Земля не исчезла, мы летим в темноте, потому что Земля прикрывает от нас свет Солнца! Наверное, на планете объявили час экономии электричества или там глобальный сбой, — я цеплялся за любую соломинку.
— Молоток!
Михаил даже сделал два кувырка, но, не рассчитав, коснулся переборки. Теперь становилось понятно — катаклизм в космосе вызвал нарушение электроснабжения, потому и связи тоже нет.
Станция нырнула в солнечный свет, вырывая из наших глоток радостный крик: внизу под нами синела наша родная планета. Сейчас мы пролетали над Европой, пересекая Средиземное море, следом — очередь Африки, и я увижу любимые пирамиды, далее мы пролетим весь африканский континент, издали задевая Антарктиду, через виток — над Москвой, Кавказскими горами, и так далее, смещаясь с каждым витком.
Средиземное море кончилось, отчетливо виден Нил, ищу взглядом пирамиды. Не найдя, приникаю к окуляру камеры, используя зум, вижу цепь гор Алжира, вижу два крупных рукава Нила при максимальном разрешении камеры, но пирамид нет. Их просто нет!
«Это просто нервы и усталость, замылился глаз», — делаю прицельные снимки Нила, снимки Египта в разных секторах.
Сейчас отправлю изображение и там, с хорошей визуализацией, спокойно налюбуюсь на это чудо человеческих рук. Проходя к своему рабочему месту, вижу, что Михаил пытается связаться с ЦУПом. Потеряв терпение, он вызывает Хьюстон, затем космодром Куру… В ответ — тишина, нарушаемая радиационными всполохами в космосе.
Вывожу фотографии на экран, листаю, но пирамид упорно не нахожу. Снова звать Михаила не хочется, хватит его подколов после того, как оказалось, что я развел панику, решив, что Земля исчезла. Возвращаюсь в купол: МКС над юго-восточными берегами Африки, виден Мадагаскар.
— Не может быть, чтобы так долго не было связи, — это Михаил, он то ли задает вопрос, то ли констатирует? — Не нравится мне все это.
— Ничего больше странного не заметил? — я колеблюсь недолго, отодвигаясь в сторону, освобождаю экран: — Это Египет, вот Нил, хотел увидеть пирамиды, мне не удалось, сделал фотографии в максимальном разрешении, смотри сам, — поднимаюсь со стола.
Михаил садится и, прикасаясь к сенсорному экрану, перелистывает. Перелистывает второй и третий раз, оборачивается ко мне с глупым выражением лица:
— Где пирамиды, Макс?!
Глава 2. Стадии принятия неизбежного
Шок, связанный с моментом, когда мы не увидели ночную Землю в огнях, перешел в стадию отрицания практически сразу, когда фотографиях, сделанных при максимальном разрешении, не оказалось египетских пирамид, этих гигантских построек, видимых из космоса невооруженным взглядом.
— Этого не может быть, ты просто взял не ту область, — Михаил был раздражен, это было понятно, но упрекать в том, что я не могу понять, что именно я фотографирую, было глупо.
Тем не менее не желая обострять и без того напряженную обстановку, я произнес примирительно:
— Может быть, я действительно ошибся. Повторим на следующем витке с боковым упреждением, а через пару витков мы сможем сфотографировать Великую Китайскую Стену, если связь к этому времени не восстановится.
Я снова снял показания с американского, российского и японского оборудования, центр управления которыми находился в соответствующих модулях. В очередной раз мы пересекли границу тени и снова Земли не было видно, хотя звездная карта была видна прекрасно. Я дважды пробовал вызвать ЦУП на связь, вызывал и Хьюстон, и Куру: лишь тишина, изредка нарушаемая радиоактивным фоном космоса, была ответом. Когда МКС снова пролетал над освещенной территорией планеты, Михаил сам делал фото, сам выводил их на экран, надеясь увидеть пирамиды.
— Угол съемок слишком тупой, искривление световых лучей могут наложить искажения, поэтому мы ничего не видим, — подытожил он, убедившись, что искомых объектов на фотографиях нет.
Мы решили поесть, на моих часах, настроенных по московскому времени, был полдень.
В космос нельзя взять пищу в привычной нам упаковке: туда берут, как правило, сублимированные продукты. Перед сублимацией приготовленные блюда замораживают при помощи жидкого азота, разделяют на порции и извлекают лишний лёд. Такую еду упаковывают в специальные вакуумные пакеты. Даже суп сохраняют только в порошкообразном виде. К такой еде со временем привыкаешь, но периодически хотелось жиденького супа или борща. На космической станции все продумано так, чтобы мусора было как можно меньше, но его все равно слишеом много. Мы собирали его в плотные герметические мешки, утрамбовывали его по мере возможности и хранили в модулях, недалеко от стыковочных шлюзов. Когда грузовой корабль «Прогресс» доставлял грузы и питание на МКС, мусор переносился в грузовой корабль, который после отстыковки отправлялся на планету, где и сгорал в плотных слоях атмосферы.
Второй месяц мы на станции, сменив американскую пару астронавтов. Через сорок дней нам на смену должен был прилететь интернациональный состав из четырех человек: двое россиян, француз и японец. Вместе с ними будет доставлен запас полезного груза и питания. С учетом того, что грузовых кораблей пока не планировалось, к концу их миссии мусором будут заставлены практически все модули.
