— Смотри, Верка пошла на три часа в баню, дырку не заделали пока, пойдем смотреть, — азартно сказал Петя.
Бля, Верка Архарова! Я вспомнил, это одна из красавиц класса, она и в свой сорокет, когда я её видел последний раз, выглядела очень аппетитно, хотя двоих детей имела. Но кроме этой информации я вспомнил как Толяна перед самым окончанием восьмилетки исключили из комсомола! Как раз за этот случай с баней. Помню точно — Петра не трогали, хотя могли и замять, всё-таки его отец — начальник автобазы.
— Знаешь, я передумал, — спокойно говорю изумленному сластолюбцу.
— Ты что — дурак? Когда такой случай будет? Дырку может завтра найдут! — начал уговаривать меня он. — Ты же по Верке страдаешь!
— Мне сейчас Аленка Фаранова нравится, — вспомнил я другую красавицу из параллельного класса.
— Ну, сам смотри, — кричит разочарованный друг вслед. — Че попало — ни сисек, ничего у неё нет.
Блин, а ведь точно, плоская она была до десятого класса, но потом расцвела. Грудь не выросла, но сама похорошела. А вот в восьмом классе и посмотреть не на что. Тьфу. Я что серьезно рассуждаю о этих малолетках? «Толку от них нет никакого», — подтверждает подсознание. «Вот у Галины всё на месте, кроме мужа, только надо бутылку купить как-то, тогда может даст».
Это чего? Толян внутри моей башки ожил? Думаю про себя и неожиданно узнаю подробности, которых раньше не знал. Толик уже год прёт эту Галину, не постоянно, а раз в квартал, когда водку может достать и когда Галка захочет. Разбитная вдовушка с маленьким ребенком, живущая на соседней улице привечала не всех, был у неё и постоянный любовник — женатик из райкома, а Толик, скорее, как экзотика. И вот зачем мне эти знания? А следом прилетает информация и о семье Толика. Мы не общались, и я не знал, как у него обстоит дело дома, в гостях даже ни разу не был, как и он у меня. Я теперь живу с громилой отцом, работающим в колхозе забойщиком, и бабушкой. Мать умерла десять лет назад, и батя с тех пор трезвым бывал изредка. Лупасил меня по-черному, и его я ненавидел. На бабку мне было наплевать, но её полезность я признавал, да и любил по-своему. Она ухаживала за скотиной: парочка свиней обитали в хлеве, ещё были корова и телок годовалый, это их должен привести пастух с выпаса. Снег сошел недавно, меньше месяца назад, а уже трава наросла, вот и выгоняют отощавшую за зиму скотину на выпас. Пастуху платим семь рублей в месяц, это недорого, всё дешевле, чем корма покупать. Сено косил для живности тоже, в основном, я. Я и косить умею!
«Косить и забивать я и в прошлом теле мог», — опошлило всё подсознание.
Глава 2
Поразмыслив, понимаю, корову подоить сумею, и более того, мне это нравилось! Чудеса. Выходной, воскресенье, до коровы ещё часа три, пойти посмотреть на самого себя?
Иду в другой конец поселка и размышляю. Думаю, с моими знаниями поступить в любой вуз я смогу, ну, или почти любой. Незачем бросать школу в восьмом классе? Я легко смогу окончить и десять. Погружаюсь в воспоминания.
В своей прошлой жизни я поступал в МФТИ и сдал экзамены неплохо, даже по их меркам, сочинение — на три, математику и физику — на четыре. Вполне себе проходной балл в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, но меня не взяли. МФТИ был тогда себе на особицу, и творил, по меркам СССР, произвол.
Там в то время не было проходного балла, и они могли взять и со всеми тройками и, как пугали летние хвостатые студенты — соседи абитуриентов, могли не взять со всеми пятерками. Этих хвостатых студентов было полно в общаге при поступлении, они научили нас куче шуток и анекдотов, преферансу и бриджу, а я ещё факультативно покурил кальян.
Но была и обратная сторона произвола МФТИ — не прошедших туда по конкурсу, брали в любой вуз страны без экзаменов (кроме семи вузов первой категории, таких как МГУ, ЛГУ, КГУ, НГУ и прочее). И вузов, желающих взять таких бедолаг как я, было навалом. Около списков зачисления стояло два десятка столов, и представители различных вузов зазывали к себе не прошедших по конкурсу, обещая поступление вне конкурса, общагу, стипендию! Я долго выбирал между МИСИС (там работал некий академик Арбузов) и Куйбышевским авиационным, а выбрал родной Новочеркасский политехнический институт. Его представителей в Долгопрудном я не нашел, но приехав в приёмную комиссию этого ВУЗа был взят в плен третьим размером сотрудницы этой самой комиссии. Меня зачислили, сразу дали комнату и даже выписали студенческий билет! Наверное, чтобы я не ушёл к ветеринарам, а такие мысли были у меня, девок там было больше среди студентов. Год учебы, потом армия, отсрочки тогда не было, но пришедший к власти Горбачев отправил всех солдат-студентов назад доучиваться, так что я не дослужил несколько месяцев, демобилизовавшись в сентябре тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.
Пока вспоминал, дошел до нашего домика на два хозяина с небольшим участком земли, где я обитал с родителями в прошлой жизни. В огороде копается бабка, что само по себе странно, не было бабок у нас в гостях.
— Скажите, а Буслики здесь живут? — обратился через ограду я к ней.
— Филимоновы мы, не знаю никаких Бусликов, — разогнулась старушка.
— А куда они уехали? — растерялся я.
— И не жили они тут никогда, мы как домик поставили, так и живем тут, — ответила бабка и потеряла интерес к беседе, вернувшись к грядкам.
Я, недоумевая, иду домой. Как это нет? Я точно помню. Может это другой мир? Надо почитать газеты. Пинаю стеклянную бутылку из-под лимонада, но тут же нагибаясь, на автомате подбираю её.
«Двадцать копеек» — смилостивилось пояснить подсознание. А то я сам не знаю, почем бутылки принимают. Потом почитаю учебники, поищу отличия, и вообще, думать, что делать во взрослой жизни пора. Ещё этот развал СССР. Отогнав Снежка и зайдя в дом, раздеваюсь и разуваюсь, не спеша всё осматриваю, одежды много в сенях, но вся рабочая. Дома меня встречает похмельный отец и бабка Лёля.
— Иди, ужинай, — подпихивает меня в бок бабуля в сторону кухни и подальше от отца.
Захожу. Нос обнаруживает приятный запах борща, я сглатываю слюну и наливаю себе тарелку, не забыв положить сметаны из старой с обломанным краем крынки. Поскольку отец работал забойщиком, мясо в доме не переводилось, кроме ворованного колхозного, был и калым, ведь со всей округи вели на забой свою личную скотину простые граждане. Нет, свинью много кто мог сам забить, а вот с бычком не так всё просто. Платили ему чем? Мясом да спиртным в виде водки или самогонки. Поэтому трезвым отец бывал не часто. Оглядываю помещение, взгляд падает на маленький пузатый холодильник — надо его проинспектировать потом. Плита есть электрическая, есть и обычная на дровах, на ней сейчас в большой столовской кастрюле варится еда для поросят наших. Вроде, бабка крупы сыплет да хлеба им. Есть и куры, но там мешок комбикорма стоит снаружи стайки, и кормлю часто я. На кухне всё просто, но основательно. Мощный стол, удобная лавка и несколько самодельных табуретов тоже монструозного вида.
Сметана у меня в борще своя — бабки промысел. А вкусно-то как!
Заходит бабка с пустой, уже помытой бутылкой, той, что я подобрал.
— Я её к твоим поставлю, — говорит она и ставит в незамеченный мной встроенный шкафчик внизу окна.
Подлила борща, добавила сметаны, вздохнула и вышла. А я, наевшись и помыв посуду, беру кусок халвы из стоявшей на столе миски, наливаю чаю из закопченного чайника с печки и иду к себе. Там первым делом я переоделся и нашел дневник. Открываю — мать моя женщина! Одни двойки, за редким исключением. Что поразило — домашка на завтра записана. Математика — ничего, физ-ра — ничего, черчение — ничего, география — какие-то параграфы. Нахожу учебник «География СССР» для седьмых восьмых классов, автор — Строев. Тысяча девятьсот шестьдесят пятого года аж! Учебник весь потрёпанный — уверен, что не мной. Читаю заданный параграф по Союзным республикам средней Азии, неожиданно увлекло, да так, что не заметил, как зашёл отец.
