Хм… Хм… — доктор цокнул языком и вгляделся в документы, находившиеся в папке. — Ну что я могу сказать?.. Пересадка костного мозга невозможна…
Заметив страх и панику в глазах родителей, Андрей Фёдорович поспешил дополнить свою фразу:
— Но лишь сейчас! Пока что у нас нет подходящего донора… Нужно искать. В лучшем случае, если нам повезёт связаться с донорами из… — врач запнулся и глубоко вздохнул. — Ждать придётся по меньшей мере год!
На лицах родителей Марка отразилось опустошение. И лишь он сам спокойно сидел на стуле и болтал ногами.
— Ма–а–ам! — взвыл парнишка и повернулся назад. — Долго нам тут ещё сидеть, а?
— Подожди, сынок… — Женщина погладила Марка по голове и улыбнулась.
Её голос дрожал, как и всё тело. Сегодняшний приём обещал быть одним из последних, если бы только нашёлся донор.
— Дорогая… — Сергей, отец Марка, потянулся к своей жене.
— Всего год. Ну, в самом деле, потерпим! Столько лет ждали и ещё год подождём!
Не торопя с ответом Анастасию, Андрей Фёдорович достал из стола ещё две папки.
— Есть и другие варианты… — произнёс он и вновь улыбнулся.
— В самом деле? — Анастасия встрепенулась. — И какие же?
— Ну… Во–первых, полностью отказаться от дневной жизни и солнечного света. — Андрей Фёдорович улыбнулся и посмотрел на Марка. — Такую жизнь нельзя назвать полноценной, но это не самый плохой вариант. Многие живут так и без подобных заболеваний. В наше время большинство заведений работают по ночам.
— Какой второй? — произнесла женщина, явно отвергая подобный вариант.
— А второй… — доктор замешкался. — Речь идёт об абсолютно секретном эксперименте, но всё же… Есть возможность полностью излечиться от недуга. Как вы знаете, при пересадке костного мозга у пациента может возникнуть отторжение, и болезнь вновь будет прогрессировать, возможны и другие серьёзные осложнения. А вот этот экспериментальный препарат может победить болезнь навсегда. Правда, в случае неудачи пациент…
Доктор посмотрел на Марка и глубоко вздохнул.
— Шанс на успех менее десяти процентов, — подытожил он и пододвинул папки поближе к моим родителям. — Ознакомьтесь и дайте свой ответ.
* * *
Делая очередную затяжку едкого дыма, я вглядывался в звёздное небо, стоя на отделанном тонированными стеклопакетами балконе.
— Прогуляться, что ли? — проронил я, следуя глупой привычке болтать с самим собой.
С того момента как Андрей Фёдорович сообщил нам о невозможности пересадки костного мозга, прошло уже семь лет. К сожалению, мои родители так и не узнали, какой из двух вариантов я выбрал, скоропостижно уйдя из этого мира в автокатастрофе. А за тот год сами они определиться не смогли, решив доверить это дело мне. Но они не учли двух вещей: своей смерти и моего юного возраста. Ведь я не то что решение принять не мог, но даже говорить без присутствия взрослых боялся.
Я закрыл балкон, но окно оставил распахнутым, чтобы проветрить помещение. В прихожей я быстро нацепил на ноги белые кеды и схватил пальто, а после вышел в подъезд. Затхлый запах экскрементов и перегара ударил в нос и заставил меня нахмуриться.
— Снова алкашня набежала… — процедил я сквозь зубы и, закрыв нос рукой, двинулся вниз по лестнице.
Хоть я и жил на седьмом этаже, но чертовски не любил спускаться на лифте. Прожив всю свою жизнь взаперти, я выявил несколько главных правил, не позволяющих мне расслабляться. Самое основное и главное, являющееся опорой моей жизни, — если есть возможность сделать что–то самому, так сделай это! И относится это ко всему, даже к лифту.
Примерно по такому же принципу я принялся ходить в вечернюю школу и тренажёрный зал. Органы опеки забили на меня почти два года назад, стоило лишь пообещать долю от моего наследства, хранящегося в банке до моего восемнадцатилетия. Благодаря этому я волен заниматься всем, чем только пожелаю.
От родителей мне досталась квартирка, которая раньше принадлежала моей бабушке, её даже обустроили под мои нужды. Это тоже огромный плюс моего немаленького наследства. Конечно, квартирка очень тесная и расположение у неё не самое удобное, но это всяко лучше детдома.
Легонько толкнув ногой дверь подъезда, побрезговав касаться её рукой, я вышел во двор. Где–то вдалеке был слышен звук бьющегося стекла и маты местных алкашей, устроивших очередной шабаш рядом с детской площадкой по центру двора.
— Как же вы меня достали… — прошептал я и, вскинув голову кверху, шагнул навстречу темноте.
* * *
Прошагав приличное расстояние от дома, я остановился напротив ларька с пивом и задумчиво засунул руку в карман штанов. В кармане осталось две сотни рублей и то мелочью. Пособие за прошлый месяц почти закончилось, а новое ещё не пришло.
— Но как же хочется выпить… И что за дурацкие законы? Почему я не могу воспользоваться наследством прямо сейчас?..
Цокнув языком и в очередной раз посетовав на несправедливость жизни, я развернулся и побрёл обратно в сторону дома, пиная по пути пустую алюминиевую банку из–под колы.
Погрузившись в свои мысли, я словно впал в транс и почти пропустил упавшую прямо с неба тетрадь.
Застыв на одном месте, я смотрел на развёрнутые листы, исписанные вдоль и поперёк.
— Какого?.. — прошептал я и огляделся.
Рядом не было домов или же деревьев, с которых эта самая тетрадь могла упасть. Ближайшая от меня постройка была в двух десятках метров. Задрав голову, я принялся искать пролетающий в небе самолёт, но небо казалось чистым.
— Тетрадь смерти, что ли? — усмехнулся я и с настороженностью подошёл к неизвестной штуковине. — Да вроде нет…
Быстро пробежавшись по тексту, написанному на обыкновенных листах, я сделал вывод, что это точно не тетрадь, убивающая людей. В ней не было имён, лишь какие–то пометки и надписи.
— И что же ты тогда такое? — произнёс я, присев рядом с бумажным носителем информации на корточки.
Неожиданно подувший ветер перевернул страницу и показал мне титульный лист с одним единственным словом, заполнявшим почти всю его площадь.
ВИЛЕСТРИЯ
Надпись была словно выжжена на бумаге.
С сомнением оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, я решил прикоснуться к странной находке. Протягивая руку к тетради, я ожидал чего угодно: появления Бога смерти, получения каких–нибудь суперсил или просто тайных знаний, неведомым образом затекающих в мой мозг. Но ничего этого не произошло. Тетрадь оказалась самой простой, хоть и непомерно толстой. В ней было порядка двух сотен листов, что внушало уважение к тому, кто эту самую тетрадь исписал вдоль и поперёк.
— Вилестрия… — прошептал я и перелистнул страницу. — Это либо шутка какого–то психа, либо что–то по–настоящему интересное.
Не то чтобы я верил во всякую сверхъестественную чушь, но, как