мер. В газетах опубликовали какое-то невнятное заявление о демократизации советского общества, о праве народов самостоятельно решать свою судьбу путем свободного волеизъявления. А потом внезапно бронетранспортеры на всех перекрестках как опора демократии, и тут же референдум! И пятьдесят два процента голосов на вхождение в состав России в качестве Каунасской области. И войска во всех более-менее крупных городах, и блок-посты на всё тех же перекрестках. И такое спокойствие в республике, как на погосте…
Рига и Таллин посмотрели на такое дело, прикинули количество русскоязычных граждан у себя и промолчали. А на Кавказе и в Закавказье у демократии режутся зубки уж который год. Ну и местное население самозабвенно режется друг с другом. Хотя какие они там друзья? Русские и те, кто внезапно осознал себя таковыми, были вывезены под защитой армейских подразделений или даже военными транспортами. Причем вывезли большинство народа в бывший северный Казахстан, в Гурьевскую и Актюбинскую области РСФСР, тоже проголосовавшие за присоединение к России. Казахстан не Литва, там блокпосты на перекрестках ставить бесполезно. Новую границу между союзными республиками глухо перекрыли танками, прочертили рвами и начали патрулировать вертолетами. Оказалось, что Советская Армия в достаточном количестве оснащена тяжелыми саперными машинами, которые в Казахстане стали символами демократии как БТРы в Прибалтике.
Потом прошел референдум о возврате в состав России Крыма и прилипших к нему областей Украины. Сразу после того, как советские войска были оттянуты из Карпатских гор в Донецкие степи.
Внезапно выяснилось, что высшим органом государственной власти в СССР является Верховный Совет, а не Политбюро, о чем заявил Председатель Президиума Верховного Совета товарищ Романов, бывший генеральный секретарь ЦК КПСС. А у КПСС просто руководящая и направляющая роль, если верить конституции. Союзные республики Средней Азии посмотрели на Казахстан и потребовали вывести войска со своих суверенных территорий. Войска вывели сразу, зато вместе с русскоязычным населением, попутно демонтируя оборудование некоторых заводов, особенно оборонных.
А тридцать первого декабря СССР приказал долго жить. Украина, несколько обрезанная, Белоруссия, пардон Беларусь, обиженный Казахстан, воюющие Грузия, Азербайджан с Арменией, очень Средняя Азия — все внезапно захотели свободы и суверенитета, пусть и сувенирного. Что характерно, все его получили, хоть и не без потерь. Азия потеряла промышленность и специалистов, РСФСР потеряла три буквы из своей аббревиатуры, республики Кавказа — рынки сбыта мандаринов и гвоздик. Традиционное новогоднее товарища Романова было скорее некрологом: дорогие товарищи, на семьдесят шестом году жизни после длительной и неизлечимой болезни Советский Союз наконец-то помер. Я, а вместе со мной и все вы теперь живем в Российской Федерации. А кто в ней не живет, на того плевать. Примерно так выглядело обращение, если кратко и без соплей.
Фролов вспоминал эти моменты один за другим, для кого-то они были просто случившимися событиями, для него же уже вторым вариантом истории. Было интересно замечать вехи и переломные моменты и сравнивать с тем, как это случалось в другой реальности. Всё яснее накатывало понимание — и этот Союз не жилец. Глупо и отчаянно выглядели дерганья Фролова в самом начале девяносто третьего, когда он своей мизерной властью пытался остановить отправку маршрутов порожних вагонов за границу. Он понимал, что вагоны это ценный ресурс, что «братские» республики уже начали аккумулировать то, до чего могли дотянуться. Но его пламенные речи наталкивались на якобы непонимание и откровенную враждебность наверху. Создавалось впечатление, что кто-то кем-то замотивирован гнать вагоны собственности бывшего СССР за пределы России.
Очередной вызов на ковер в начале осени не сулил ничего нового — опять новый НОД со своим замом будут наезжать, снова попробуют прессовать, как обычно будут мягко посланы. А нет, в этот раз Пётр ехал через Чермет, новые хозяева завода — Кемеровские, решили обновить руководство цехов. Кого-то поменяли на лояльных, которых привезли из Сибири, кого-то убрали сгоряча, кто-то свалил сам, почуявши сильный запах криминала… Пётр сидел за рулем своей «Нивы» и ждал времени аудиенции. Стилет с мягким щелчком покидал своё гнездо, потом также приятно щелкал, утапливаясь назад. Нервишки пошаливают, однако. Так и не мальчик уже — почти тридцать три года.
Ага, посмеялся на собой Пётр, мужчина взрослый, а игрушки детские. Так ли на самом деле нужны эти смертоносные игрушки? Если верить второй памяти, то как карта ляжет. Кто-то в эти времена ни разу не сталкивался с гопниками, а кому-то одного раза хватило, чтобы упокоиться насовсем или поменять своё отношение к самообороне. Револьвер в нише радиоприёмника был куплен в два этапа. Сначала он приобрел сигнально-газовый шестизарядный револьверчик производства Тульского Оружейного Завода с силуминовым барабаном и бутафорским стволом, а потом купил у безымянных личностей настоящий барабан и ствол. Детали оказались взаимозаменяемы, как ему и пообещали. Возникло сильное подозрение, что и первую покупку, и вторую, он сделал у одной и той же группы. И группа эта походила на компанию рабочих оружейного завода, поставивших на поток вынос «лишних» деталей, превращающихся в полноценные изделия.
«Чего сидим, кого ждем? Встали пошёл уже!» — гаркнул на себя Фролов и двинулся в административный корпус завода, построенный в стиле Сталинский ампир с неизбежными колоннами и фронтоном. В то здание, единственное на заводе, куда можно было попасть без пропуска любому человеку с улицы.
На начальника железнодорожного цеха Чермета Петра вывела начальник станции Присады, к которой примыкают подъездные пути завода. Коллега Фролова относилась к тем, кто с сочувствием наблюдал за безнадежной борьбой с руководством Отделения Дороги. Её неожиданная помощь в вопросе трудоустройства оказалась своевременной.
— Пётр, сейчас на заводе идет чехарда, новые хозяева пытаются там всё реорганизовать. Я точно знаю, им требуются опытные железнодорожники.
— Большое спасибо тебе, Надежда, за контакты, пожалуй, я попробую постучаться в железнодорожный цех. Бумажки, отчеты — не моё это всё. Мне больше нравится крутиться среди людей, тепловозов и вагонов.
— Не надо в цех, там начальник тот еще тип. Лучше иди сразу в коммерческий отдел к Зайцеву, он нормальный.
Вот таким неожиданным способом Фролов попал на собеседование не человеком со стороны, а приглашенным по рекомендации. Потенциальный работодатель господин Лузгин оказался тридцатилетним крупным мужчиной, еще на раздавшимся вширь, но заматеревшим. Лицо как рубленое топором выражало решимость и абсолютно подходило ставленнику Кемеровской группировки, как чертик из табакерки, впрыгнувшей в Тульское бизнес-сообщество. Вообще, Петру было странно наблюдать реалии этого мира, так явно копирующие тот не случившийся вариант реальности. Вроде как КПСС тихо отошла от власти, а потом просто отошла в мир иной. Вроде кооперативы не случились, и у ВЛКСМ не появились инструменты для вывода
