правдивым; он затащил её сюда, даже не надорвавшись. Впрочем, тащить её на съезд он бы не стал. Если он выбросит машинку из окна, она проделает в тротуаре здоровенную дыру. А если упадёт на голову прохожему, то загонит его в землю, как молоток забивает гвоздь.
- Неа, - сказал он.
Для работы в поле у него есть блокноты и карандаши. Выдвижение Линкольна репортёры описывали точно таким же образом. Свои репортажи они передавали по телеграфу точно так же, как и он, хотя у него еще появился телефон.
Чарли мог бы сделать сенсацию, если бы сообщил, что Джо Стил явился в город, чтобы лично побороться за выдвижение. Его брат так и поступил бы. Рузвельт нравился Майку больше, чем он нравился Чарли.
Кого бы ни выдвинули от демократов этим летом, именно этот человек займёт офис в Вашингтоне в марте. Республиканцы были ходячими трупами. Бедные идиоты, только они не понимали этого факта.
Герберта Гувера выбрали в 1928 году, его победа была подобна мощному селевому потоку. Когда через год рухнула Уолл-стрит, поток стал иного свойства. Гувер отлично справлялся. Даже Чарли Салливан, который не был его сторонником, был вынужден это признать. Без сомнений, паренёк, что переставлял шезлонги на "Титанике" после того, как тот столкнулся с айсбергом, тоже отлично справлялся со своей работой.
Нет, когда твоё имя связано с трущобами, полными людей, которым больше негде жить, второго срока тебе не видать. И всё же правоверные республиканцы собрались здесь в июне и снова выдвинули его. Чарли гадал, потрудились ли они перед этим хотя бы выглянуть за пределы чикагского стадиона?
Он надел соломенную шляпу и спустился на обычном лифте. Когда он доберётся до стадиона, одежда будет плотно липнуть к телу. Зачем давать ей фору, спускаясь по лестнице?
Джо Стила в фойе видно не было. В синей дымке от сигарет Чарли разглядел Винса Скрябина и Лазара Кагана, ещё одного подручного Стила, которые ездили по ушам какому-то откормленному на кукурузе политику со Среднего Запада. Чарли был уверен, что Скрябин заметил его, но виду, при этом, не подал. Скрябин был таким человеком, играть в карты против которого вам точно не захочется.
Чарли закурил "Честерфилд" и поспешил по бульвару Вашингтон в направлении чикагского стадиона. По пути он прошёл мимо Юнион Парка. Там, на лавочке сидел старик и кидал крошки голубям и белкам. Может, он просто отдыхает. А может, добывает еду на ужин. Чарли не стал оглядываться, когда выбросил сигаретный окурок. Кто-нибудь его подберёт. Не следует задевать чью-то гордость, наблюдая за этим процессом. Да и сам этот человек не захочет, чтобы вы видели, во что он превратился.
Под деревьями спали двое человек, одетые в обноски. Рядом с одним лежала бутылка. Судя по ней, и по щетине на лице мужчины, можно было подумать, что он спал на траве уже несколько лет. Второй, тот, что подложил под голову шляпу-федору вместо подушки, был моложе и опрятнее. Чарли очень сильно удивился бы, если бы этому парню не нашлось рассказать какую-нибудь историю о невезухе из своей жизни.
Он также не обратил внимания на строившую ему глазки женщину лет тридцати. Некоторые девчонки думали, что у них нет иного выхода, чтобы выжить. Нельзя сказать, что Чарли никогда не бывал в публичных домах. Но эта бедная серая проститутка вызывала у него лишь тоску.
Он прошёл мимо ателье, на витрине которого висела табличка "ПРЕКРАЩАЕМ РАБОТУ!". Рядом располагался закрытый банк. Во время паники годом ранее закрылось почти сорок банков. Впрочем, и они не станут последними. Нынче Чарли держал все деньги под матрасом. Воры в масках представлялись меньшей угрозой, нежели те, кто носил зеленые солнцезащитные козырьки*.
Чикагский стадион являлся самой большой крытой ареной в стране. Громада из красного кирпича венчалась изящно изогнутой крышей. Над ней каждый день недели развевалось множество американских флагов. На время съезда к флагам добавили столько бело-сине-красных лент, что арена выглядела, будто завернутая в подарочную упаковку.
Вокруг стадиона толпились копы, репортёры и политики. Чарли вспомнились строки, которыми Уилл Роджерс* пользовался для увеселения аудитории по всей стране: "Я не принадлежу ни к какой организованной политической партии. Я - демократ". Данная сцена соответствовала этим строкам по высшему стандарту, или по низшему, кому как нравится.
- Пропуск для прессы, - прорычал полицейский.
- Хоссподи, Эдди, - сказал Чарли.
Когда он писал для чикагских газет, они вместе неоднократно сиживали за кофе и пончиками.
- Пропуск для прессы, - повторил он. - Я должен записать, чтобы все увидели.
Он с отвращением на лице показал собственный блокнот. Мир захватывают бюрократы.
Чарли извлёк пропуск. Коп записал и махнул ему, чтобы проходил. Первое, что он увидел, оказавшись внутри, был Хьюи Лонг, который выглядел настолько комфортно, насколько это вообще возможно, находясь в белом льняном костюме и синей шёлковой рубашке. Он указывал место кому-то более крупному в черном шерстяном костюме, достойном гробовщика. Речи Хьюи вызывали у этого человека ещё меньше радости, чем перспектива зажариться в своем костюме.
Каждый раз, когда Чарли видел Царя-рыбу, у него руки тянулись к дубью. Лонг представлял собой легкую мишень. Не мог же он быть таким же шутом, каким казался... или мог?
Заиграл духовой оркестр, своим выступлением, которое лишь выглядело спонтанным, привнеся в происходящее ещё больше сумятицы. Великий штат Техас - как будто на этом съезде бывают другие - только что выдвинул своего любимого сына, Джона Нэнса Гарнера. Нет, добавил в список выдвиженцев. Нет, с гордостью добавил в список выдвиженцев. Людям, которые стремились к чистоте английской речи, приходилось нести бремя греха за синтаксис своих вождей.
Если демонстрация пройдёт достаточно широко и достаточно шумно, то удастся увлечь за собой ещё не определившихся делегатов. Удалось бы, потому что шансы невелики, особенно на национальной вечеринке демократов. Они до сих пор придерживались правила двух третей.
За кандидата в президенты должны проголосовать два делегата из трёх. Если не проголосуют, кандидата у демократов не будет. "Уилл Роджерс не шутил", - подумал Чарли, когда демонстрация начала выдыхаться.
Правило двух третей держалось уже довольно давно. В 1860 году Демократическая партия разделилась, потому что Стивен Дуглас не смог преодолеть этот барьер. Это позволило Линкольну победить с незначительным перевесом. Вскоре последовала сецессия и гражданская война.
Кто-то мог бы решить, что в память о подобной катастрофе это правило следовало бы отменить. Но этот "кто-то" мог оказаться неправ. Всего восемь лет назад, в 1924 году, "ослам"* потребовалось 103 раунда голосования, чтобы
