Ознакомительная версия.
Он нашёл стадо и шёл за ним по своему берегу реки два раза по две полных руки дней и ещё два, и только потом дух реки опустил воды. Великое стадо переплыло реку, и Таука заспешил домой, чтобы предупредить род и не попасться в лапы хищникам, что кружат на половину, а иногда и целый дневной переход возле стада. Один человек – слишком легкая добыча для того, кто охотится на говов.
Но не только старый Койт додумался отправить посланца. Уже возвращаясь назад, полный ликования и радости, Таука наткнулся на отпечаток ступни на глине возле родника, а затем, уже днём, нашёл место стоянки. И эта стоянка ему очень не понравилась. Все в ней, от закопанных потрохов оленя до того, как сложен очаг и расположены места под сон, говорило, что ещё день назад здесь стояли охотники племени Степного волка. И это плохо. Волки считают говов только своей добычей, с людьми другого рода общаются очень неохотно, предпочитая говорить на языке копья. А самое плохое – их много. Очень много. Живут они далеко к холодной воде от земель людей холмов, но не доходя до мест, где живут племена морского зверя. Очень нехорошо, что они отправились вслед за стадами. Даже небольшая группа охотников может принести много беды на земли рода Пегой лисицы. Его рода.
Тауку не просто так считали умным охотником, вместо того чтобы бежать напрямик сообщать старому Койту дурную весть, он сделал большой крюк, чтобы посмотреть нет ли еще каких стоянок Волков. Несколько дней он двигался только ночью, а днем спал вполглаза, скрутившись под редкой кочкой. Ел сырое мясо и корешки, не разводя огонь и наконец нашёл… Большое стойбище племени Волка раскинулось в дневном переходе от Великого, ещё не распавшегося на отдельные семьи, стада. Тогда понял Таука, что не просто так люди Волка идут за стадами – идут они на новые земли. Потому как забрали они с собой и жён своих, и детей, и даже редких стариков.
И тогда Тауке стало ясно, что надо бежать, спешить со всех ног домой, чтобы поведать старому Койту и всему роду, какая напасть ему грозит. Не иначе сам Отец Солнце одарил его этой мыслью, потому как только он развернулся и побежал в сторону дома, в тот самый миг, когда он сделал первый шаг, в то место, где он только что стоял, ударилось копьё, сверкнув на закате прожилками кремня на наконечнике.
Таука бежал день и ночь, не останавливаясь и не делая перерыва. Милостивый Кос послал ему в помощь дождь, чтобы утолить его жажду и запутать следы, а Ковас, выйдя из-за туч, светил ночью, указывая дорогу. Но все равно погоня была близка. Таука это чувствовал, как чувствует олень, когда гонит его стая волков… Так прошло три дня. А на утро четвертого он, прорвавшись через густую поросль вдоль хлипкой речки, оступился на крутом склоне и рухнул с головой в холодную воду.
Побарахтавшись и наглотавшись воды, охотник выбрался на противоположный берег и упал, не в силах продолжать бег. Ноги и руки отказывались слушаться, в глазах помутилось…
Очнулся Таука от того, что кто-то не сильно бил его по лицу, а губы промокал влажный от речной воды пучок травы. Облизав губы и открыв глаза, он увидел склонившегося над собой охотника. С первого взгляда было понятно, что это не Волк: лицо чистое – ни племенного узора, ни шрамов нет. Волосы светлые, но не как солома – темнее, завязаны за головой, как делают люди холмов… Одежда… Ни на что не похожа: корявые прогнившие шкуры, как будто перед ним сидит дикарь с дальних земель, что в глупости своей в голодные зимние дни может убить и съесть человека.
Человек улыбался и что-то говорил, Таука не слышал ни слова, он этого даже не заметил, с удивлением глядя на тело незнакомца. Тугие мышцы на руках под продубленной солнцем кожей перекатывались толстым канатом, таким, что племя морского зверя делает для ловли моржа и приносит торговать на время большого сбора. Грудь и живот закрыты накинутой через голову рубахой из тех же прогнивших шкур, но через прорехи по бокам видно смуглое тело… Ноги охотник не видел, но не сомневался, что и они у незнакомца под стать телу и рукам. И нигде нет ни шрама, ни татуировки какого-либо племени. И вместе с тем чужак не выглядел особо сильным или крупным, скорее жилистым – как самец олень во время гона, без капли жира…
Таука встряхнул головой, морщась от тупой боли, только сейчас понимая, что не разобрал ни слова, приподнимаясь на локте, уже собирался спросить, как…
На высоком склоне другого берега раздвинулся в стороны кустарник, и наружу высунулась голова, а затем плечи и торс. Плечи, обильно украшенные татуировкой волчьей морды, племенным знаком всех родов Степного волков.
* * *
Перехватив испуганный взгляд и, скорее почувствовав, чем заметив движение, Мишка резко завалился вбок, перекатился и встал на ноги. Там, где он только что сидел на корточках перед очухавшимся мужиком, из прибрежной глины торчало глубоко вошедшее в неё копье. Бросавший – рослый мужик с волосами, заплетёнными в маленькие косички, рычащий, скалящийся, с глазами навыкате и непонятной мазаниной на правом плече, выбрался из подроста на кромке берега и, вытащив из-за пояса каменный топорик, спрыгивал по склону к нему.
Мишка было растерялся: не так он представлял себе первый контакт с людьми, но увидев бесшумно раздвигающиеся заросли наверху за спиной у первого нападавшего, сомнения предпочёл отбросить. Резко бросился вперёд, не выпуская размалеванного из виду, одним махом перемахнув три метра ручья, остановился, разведя руки в сторону в двух, может чуть меньше, метрах перед ним.
Размалеванный усмехнулся, издал гортанный крик, из зарослей наверху ему ответили так же, и тут же резко взмахнул топориком. От размашистого удара в корпус Мишка ушёл простым шагом, левой рукой перехватив руку врага за предплечье, ступил за спину и правой со всей силой ударил кулаком в основание шеи. Противник осел, а Мишка, оказавшись за спиной, подхватил с земли первое, что попалось – обломок камня и со всей дури заехал нападавшему по черепу. Раздался противный хруст, во все стороны брызнула кровь.
Впечатляться было некогда, из зарослей с обеих от него сторон выскочили сразу двое дикарей и, в отличие от первого, копья они бросать не стали, оставили при себе. Миша, всё так же сжимая камень в руке и стараясь не выпускать их из виду, медленно попятился к воде. Уже у самой кромки спохватился, что не подхватил выпавший из рук первого врага топорик, но пожалеть не успел… Выпад копья справа он пропустил, едва успев уклониться, до хруста извернув корпус, буквально в последний момент. А вот удар левого противника, пусть и проходивший почти синхронно, лишь с небольшой задержкой, не остался незамеченным. Увернуться от копья развернутым во фронт корпусом очень сложная задача…
Ознакомительная версия.
