Есть контакт!
Точнее — нет его, всё там сейчас так же потухло.
Снова ящик на плечо и топаем следом за троицей.
А они целеустремленно куда-то направляются. К задней двери? Очень даже похоже… Поддадим темпа!
Догнал я их только на лестнице.
Услышав мои шаги, задний оборачивается. Лица моего он не видит — ящик в руках его закрывает (вернее, это я успеваю спрятаться). Что-то бурчу — прошу освободить проход, мол, тяжело же тащить! Даже показываю, куда надо отойти.
Молодец в комбинезоне делает шаг влево.
И тотчас же получает кулаком в поддых! Под ящиком быстрое движение руки совершенно незаметно.
Ты глянь — согнулся! Больно ему…
Не замедляя шага, бью его коленом под задницу, направляя башкой точно в стену. Авось, крепкая, выдержит… это я стену имею в виду, если кто не понял.
— Держи!
И тяжелый (на вид) ящик взвивается над головой второго чернокомбинезонника.
Когда вам вот-вот на бошку рухнет нечто массивное — долго ли будете ворон ловить? Думаю, что нет.
Вот и этот так же полагал.
Оттого и вскинул руки вверх, пытаясь ящик изловить. В сторону не проще отскочить? Тут ведь не кино — эффектным броском назад такую штуку не отправить! Думать надо! Головой, а не тем, что на плечах попросту присобачено. Наличие шапки и рта данный предмет ещё головой не делает. Тренировать сей орган нужно! Мозги прокачивать, а не речи балабольские слушать! Всегда, каждый божий день! А он — руки вверх задрал!
И закономерно получил ногой… ну, вы сами понимаете, куда получил… А ящик сверху по чану добавил…
Хлопаю Кольке ладонями по ушам!
Это не шибко больно, так я ещё и бью вполсилы. Зато крыша у него малость поехала… он даже сумку с вещами обронил.
Подхватываю её в свободную руку, второй хватаю очумевшего парня и бегом несусь к спасительной двери.
Мусорщиков нет — уехали. А вот инструмент — остался. Пожарный топор, например… я его сразу тогда приметил и зарубочку на память сделал. С петель дверь снять трудно, притолока мешает, однако ж выдрать или вырубить эти самые петли из двери — вполне по силам нормальному мужику. Если он, понятное дело, не перед зомбоящиком дни проводит, а за собою следит, да жиром попусту не обрастает.
Скрипнув, полотнище двери перекашивается, и замок более не выдерживает его веса. Дверь с грохотом падает на асфальт.
Волоча за собою Кольку, подбегаю к нашей машине. Ключи у меня есть, открываю багажник и запихиваю его внутрь. Хлопает крышка — теперь не сбежит, дуралей! Однако же, пора и Вадиму назад, чего-то он там завис… Ох и хреново у меня ныне на душе!
Подбегаю ко входу. Никого не вижу, только из дверей здания слышен неясный шум. Так, похоже, что Мишунов вляпался…
Первый этаж здания, почти наполовину состоял из большого холла. В конце его виднелась распахнутая дверь в кабинет главного болтуна, и около неё сгрудилась нехилая толпа народу. Преимущественно — молодые ребята и девчонки. Откуда-то оттуда доносились громкие голоса.
Ну, слава богу, никого тут, похоже, пока не бьют… уже плюс!
Замедляю шаг и подхожу ближе.
— Вы ответите! За то, что обманом затягиваете молодых людей в свою секту!
Так, это Вадик.
Завелся, уже того и гляди, в морду кому-то даст.
Напротив него стоит какой-то мутный тип с прилизанными волосами. В старых фильмах так приказчиков изображали — очень похоже. Дорогой костюм и снисходительно-презрительное выражение холеной морды. Надо полагать — главный босс этого мерзючника.
— Хе! — хмыкает прилизанный. — Это всё, на что вы способны? Кричать и возмущаться? А чем, собственно говоря, вы обижены? Тем, что молодежь не хочет воспринимать ваши замшелые идеи? Так было всегда! Именно молодые люди и являлись творцами прогресса! А не вы! Ваше время прошло — идите и подохните под забором, скрежеща зубами от ненависти! Будущее — за нами!
— Простите, — вклиниваюсь в разговор. — За вами — это, за кем?
— За молодыми коммунарами!
— То есть, если я вас правильно понял, за коммунистами?
— Ещё один… — ухмыляется прилизанный. — Русского языка не понимаете? Я же четко сказал — за коммунарами!
— Извините, — осторожно оттираю в сторону Вадика. Незаметно показываю ему кулак и пихаю к выходу. — Я вот, грешным делом, полагал, что разница не столь велика. Молодые коммунары станут потом молодыми коммунистами — не так, разве?
— Ортодокс! — снова ухмыляется мой оппонент. — Промойте свои мозги!
— А повежливее? Я вам не хамил…
— Иного не заслуживаете! Участь быдла — быть внизу! Стану я перед вами тут бисер метать. Те, кто нас не понимают — не заслуживают никакого внимания!
— Но, я, может быть, искренне понять хочу! — даю Мишунову легкого пенделя. — А вы даже не объясняете ничего!
— Только незашоренные дурными идеями мозги, способны воспринять истину! Молодые мозги — вы, старичьё, уже не сможете.
— Объясните — может, и смогу?
— Хорошо, — снисходит до меня оппонент. — Общество генетически разделено! На людей, которые однозначно, в силу природы своей, обязаны руководить всеми прочими и…
— Простите, а кто его, ну, в смысле — общество, разделил? И когда? Я, может, упустил что-то?
— Сама природа! Такие люди не способны ко лжи! И оттого, только они вправе указывать всем прочим, куда и каким путем те обязаны идти. Это тяжкий крест и колоссальная ответственность! За свои ошибки коммунары отвечают жестоко!
— Перед кем?
— Перед своими товарищами, разумеется!
— А они-то здесь при чём? Указывают-то не им?!
— Стадо вправе осуждать пастухов? Вы в своем уме? Да эти телепузики и понять-то не в состоянии ничего не могут сами — всем сначала разжевать надо, да в рот положить.
— Где ж это вы такое стадо отыскали, милейший?
— А вокруг посмотреть, облом — не? В зеркало гляньте, если не дошло. Тут вся эта страна такая!
Эта страна… Понятно теперь, с кем я сейчас говорю. Главный говорун — господин Погонин.
— Между прочим, любезный, именно эта страна пережила такое, что вам, надо думать, и не снилось-то никогда!
— Это что же?
— Революцию, войну, разруху — как-то и без ваших сверхлюдей обошлись. Сами, своим умом всё вытянули.
Погонин фыркает.
— Ага, вы ещё и оправдывать их возьмитесь!
— И возьмусь! Чем-то мне ваши речи одного дохлого политика напоминают… Гитлером его звали, может, приходилось слышать о таком?
— Ага, старые песни! Вечно вы, как сказать нечего, оппонента с ним равняете!
— Это вы, любезнейший, обо мне? Так мы раньше не пересекались, дебатов не вели… откуда же такие сведения?
