Ознакомительная версия.
В иных обстоятельствах родовитый боярин определённо нашёл бы что ответить теремной страже – в этих же просто промолчал. Хотя бы потому, что руки царевичевых охранителей постоянно лежали на рукоятях боевых ножей.
– Пойдём, Егорка.
Взяв подрагивающего губами сродственника за руку, вотчинник проследовал с ним через Прихожую прямо в Кабинет юного владетеля Тверского княжества.
– Вот они, господин мой.
Пропавшая боярышня вновь обнаружилась – но просителю было не до неё, он вовсю рассматривал своего будущего государя, сидящего за столом. Кстати, довольно странного вида. На обеденный уж точно не походил…
– Кхм!
Спохватившись после намекающего покашливания стражи, боярин согнулся в долгом поясном поклоне, не забыв сподвигнуть на оный и юродивого племянничка. Господи, какая же ерунда лезет в голову в такой важный момент!..
– Говори.
– Многие лета тебе, государь-наследник!!!
Выдернув младшего родича из-за спины, куда тот по своему обыкновению намылился спрятаться, Бороздин ещё разок поклонился – на сей раз не очень глубоко и долго.
– На сестрича моего, Егорку, в детстве порчу навели. На милость твою, государь-наследник, только и уповаем…
– Достаточно. Где его отец?
– Три года назад преставился, государь-наследник. Под стенами Полоцка. От стрелы.
Взгляд наследника явно стал благожелательнее.
– Оставишь племянника у меня в гостях до Ильина дня. Ступайте.
Провожая взглядом согнувшихся в благодарственных поклонах просителей, Дмитрий ещё раз вгляделся в Узор сопливого недоросля.
"Занятно. Это что же, прослеживается определённая схожесть с той энергетикой Федьки, что была у него до коррекции?".
Припомнив основные моменты лечения младшего брата, старший из царевичей надолго задумался, буквально гоняясь за ускользающей мыслью. Размышления настолько его захватили, что блюда утренника отчасти потеряли свой вкус – он что-то ел, что-то пил, но что именно…
"Точно!".
Машинально щелкнув пальцами, хозяин Кабинета победно улыбнулся.
"У Федора здоровых детей быть не могло, но разум всё же развивался – пусть и очень медленно. А у этого детинушки с детородной функцией всё в порядке, а вот личность застыла на уровне пятилетнего дитяти".
Почувствовав касание прохладного металла к правой руке, царственный отрок с лёгким недоумением поглядел на Авдотью. Затем на серебряный кубок, который она услужливо подсунула прямо под его ладонь.
– Господин мой?..
Машинально сжав пальцы на витой ножке, Дмитрий равнодушно пригубил питьё, оказавшееся его любимым утренним травяным взваром. Затем чуть-чуть мотнул головой, окончательно вырываясь из плена глубоких размышлений, сделал ещё пару бодрящих глотков и отставил кубок в сторону – на следующие шесть часов у него были довольно большие планы.
– Все вон.
Стольники вместе с посудой послушно испарились. А верховая челядинка, которую подобные распоряжения никак не касались (на то она и личная!), тихонечко села в уголок, наблюдая, как её соколик обкладывается доброй дюжиной чернильниц с разноцветным содержимым, придирчиво осматривает оба стальных пера и перебирает свой набор линеек самого затейливого вида.
Бум!
Пудовая "книжечка" с короткой надписью "Травы", поблёскивая бронзовыми накладками и замочком, с глухим звуком улеглась на обтянутый зелёным сукном стол – а сам автор уже пятитомного, и вполне себе фундаментального труда по целебным и не очень (вплоть до обратного действия) растениям ушёл в Опочивальню. Вернулся уже в простой одежде из белёного льна, и незамедлительно приступил к своим важным писательским трудам. Которые, правда, несколько подзатянулись…
– Фух! Наконец-то, закончил.
Услышав шумный вздох и тихие слова, Авдотья оторвалась от "Сказания о Мамаевом побоище", за чтением которого коротала наполненные ожиданием часы – тут же увидев довольную улыбку сереброволосого подростка, разминающего кисти рук. Живым зеркалом отразив его хорошее настроение, она поднесла ему плошки с тёплой водой, мылом и аккуратной стопочкой тряпиц – оттирать с пальцев разноцветные пятна чернил. А заодно, не удержавшись, взглянула на разворот пятого тома – вернее, на растения, весьма достоверно нарисованные на глади его больших пергаментных листов, заодно читая и очень разборчиво выведенные строчки.
"Вороний глаз четырехлистный, он же Paris guadrifolia – травянистое растение из рода Вороний глаз семейства Мелантиевых, крайне ядовит…".
Ещё раз поглядев на рисунок, изображавший одинокую черно-лиловую ягоду на тонком стебельке, боярышня-грамотейка молчаливо согласилась с названием. Вороний глаз и есть!
"Лютик ядовитый, он же Ranunculus sceleratus– многолетнее травянистое растение из рода Лютик семейства Лютиковых, очень ядовит".
– Надо же, а выглядит как безобидная травка…
Прокомментировав нечаянно вырвавшиеся у неё слова согласным хмыканием, царевич чуть наклонился над рукописью и пригляделся к своим трудам, проверяя, хорошо ли высохли чернила. Затем аккуратно закрыл массивную книгу, тихо щелкнув обоими замочками, и ещё раз сладко потянулся – хорошо-то как!
– Прикажешь подать обед, господин мой?
–Мм?.. Да.
Подхватив на руки своё творение, тринадцатилетний писатель (и злостный плагиатор к тому же) подошёл к дубовым полкам личного собрания, занимающего две совсем не маленьких стены его Кабинета.
– Вот сюда, моя хорошая.
Полюбовавшись на прекрасное зрелище пяти одинаковых с виду томов, Дмитрий не удержался и вытащил первый, дабы немного утешить внезапно прорезавшуюся ностальгию. Провёл кончиками пальцев по ровным чернильным строкам начальной статьи, поименованной "Система природы", перекинув затем страницы до следующей вкладки. И ещё раз.
– Философия природы. Рода растений, виды растений…
Каждая из этих "статеек" занимала относительно мало места, но была, по сути своей, отдельной книгой. И одновременно – частью трудов ещё не родившегося шведского естествоиспытателя Карла Линнея. Прославившегося в середине восемнадцатого века именно благодаря своей единой системе классификации растительного и животного мира.
"Можно сказать, ценный трофей из недружественного государства. Или Швеция хоть раз была для России верным союзником? Впрочем, какая разница…".
Вновь восстановив единство пятикнижия, Дмитрий окинул взглядом свои либерейные богатства и тяжело вздохнул – работы ему предстояло ещё очень много. Например, перенести на бумагу всё то, что помнилось из школьного общеобразовательного курса знаний. И не просто перенести, а ещё и заботливо отделить то, что ближайшие два века просто не понадобится (вроде ядерной физики или "продвинутой" биологии), разделив затем оставшееся на несколько уровней доступа. Скажем, с первого по третий класс – для ремесленных училищ царства Московского. Четвертый-пятый освоят те, кто проявил особое прилежание и желание учиться дальше. Ну а знания с шестого по девятый класс обычной советской школы шестидесятых годов будут доступны только для студентов несуществующей пока Академии – благонадёжным профессорам и академикам которой, в свою очередь, приоткроется курс опять же обычного советского техникума.
Ознакомительная версия.
