— Зато по хлеву можно вполне судить о крестьянине. Вы знаете, уважаемый Буревестник, я имею и на сей счёт своё мнение. Как вы уже заметили, у меня на всё свой взгляд. Пусть и не всегда во всём верный. Так вот, владение собственностью — это и есть тот внутренний тормоз, который остепеняет человека. Собственность должна иметь разумные пределы. Скажем, жильё должно не только находиться в частной собственности, но и ремонтироваться, и полностью обслуживаться собственником. То есть, идеальное человеческое поселение — это деревня или небольшой город, состоящий сплошь из частных владений. Расстояние между ними должно быть невелико, но и не слишком мало. В поселении должна иметься своя школа, больница и церковь. Лучше всего, если земское управление распишет порядок такого устройства. Я вас уверяю, в Нью Ланарк мы застанем подобную картину. Не думаю, что мы найдём там Город Солнца, но встретим поселение с хорошими полицейским порядками.
Горький хотел возразить, что совместный труд во общее благо и забота о ближнем есть панацея от бед, а вовсе не частная собственность и полицейские меры, но Попов уже принялся рассуждать дальше, не давая собеседнику возможности вставить и слова для ответного замечания: — У господина Конан Дойла в одном из последних номеров журнала Standard Magazine есть сентенция о том, что в деревне подчас совершаются гораздо более извращенные по своей жестокости преступления, нежели в городе. В городах правосудие совсем рядом, крики жертвы могут быть услышаны соседями, тогда как в деревне, в далеко отстоящих домах подчас творятся страшные вещи, и царит безнравственность. Я стал размышлять по поводу этой его мысли. У нас, в России, такие поселения тоже имеются, называют их хуторами. Там расстояние между постройками излишне велико. Хутора — это крайность, город — крайность противоположная. Есть некая разумная граница скученности населения, расстояния между жилыми постройками. Деревня — случай идеальный. Итак, напрашивается вывод: нужно найти золотую середину.
За разговором они и сами не заметили, как оказались у ворот большого дома.
Их встретил тощий, сгорбленный старик, на тонких ногах, своей фигурой издали напоминавший филателистический пинцет. Автор вполне допускает, что это и был пинцет, оказавшийся как нельзя кстати у обочины дороги.
— Тпру! — закричал старик. — Слезайте. Слезайте или поворачивайте оглобли!
— Милейший, как нам проехать в Нью Ланарк? — спросил Горький желчного старика.
— Я же говорю, дальше дороги нет. Вы в Нью Ланарке. Идите со своими чемоданами и в очередь становитесь. К вам выйдет миссис Макинтош и выдаст ключи от номера.
— Разговаривает, как у нас в какой-нибудь Калуге, — не удержался от замечания Горький.
— Возраст не имеет национальности, — вздохнул Попов.
К счастью, добродушная миссис Макинтош, носившая белоснежный до голубизны фартук, оказала гостям более тёплый приём.
Поселение Нью Ланарк представляло собой небольшой посёлок со своей школой и больницей. На зелёных холмах вокруг рос густой лес, а внизу текла река. Поселение находилось на достаточно крутом склоне. Место для социального эксперимента было выбрано его устроителем живописное, располагавшее его обитателей к спокойствию и даже некоторой умиротворённости. В отличие от севера Англии, здесь не было и следа серой угрюмости, столь свойственным некоторым графствам. Листва имела сочный зелёный цвет, а раскидистые дубы словно бы сошли с полотна Гейнсборо.
Рабочие жили в специально выстроенных для них квартирах, в трёхэтажных домах красного кирпича. Всё в Нью Ланарке было благоустроено и продумано отцом-основателем поселения Робертом Оуэном.
Предоставим возможность читателю заглянуть в записи, сделанные собственноручно пролетарским писателем в своём дневнике.
Из дневника Алексея Максимовича Горького
Для гостей здесь устроен прекрасный и удобный дом. Как повсюду заведено в старой доброй Англии, в холле камин, прикрытый толстой чугунной решёткой. Массивная мебель расставлена по всем этажам. Старая эта мебель устроена не для нормального человека, а по какому-то недоразумению для людей исполинского роста и силы. Даже мне с моим телосложением приходится нелегко сдвигать стулья и отворять створки. Женщинам, чтобы отворить сервант, приходится вставать на специальные скамеечки и тянуть их обеими руками, рискуя каждый раз свалиться со скамьи вниз и пребольно расшибиться. За порядком в доме для гостей следит одна старушка по фамилии Макинтош. Бедная старушка мучается, влезая и слезая со своих скамеек. Это форменное безобразие! Но ничего менять у себя она не желает. Англия — страна традиций.
Однако ж, вернёмся к нашим шкапам. Я нашёл для себя и полезную сторону в столь неудобной и грубой деревенской мебели. Как приехали, я на спор уговорился с моим дорогим Александром Степановичем, что брошу курить. На всякий случай я припрятал заранее коробку папирос в дальний угол шкапа, куда Попов не догадается залезть. Коли сильно захочется мне папирос, так у меня есть тайник, откуда смогу добыть табаку без ведома моего строгого друга.
Вообще мне тут всё страшно нравится. Живут здесь рабочие, как сыр в масле катаясь. Никогда бы не подумал, что без революции можно житьё так разумно устроить. И капиталисты тут честные, и трудящиеся довольны. У них тут имеется свой рабочий клуб, с библиотекой и избой-читальней, и даже музыкальный салон. Я туда уже ходил.
Третьего дня стал я о том рассказывать Попову. Я ему говорю:
— По-моему, нету нужды у нас в России заводить советскую власть. Думаю, социализм и без революции возможен, ежели сознанием трудящихся овладеют идеи Оуэна.
К моему удивлению, профессор на мои слова слегка крякнул, а потом и огорошил меня:
— Я всё чаще стал замечать, с вас взятки гладки, дорогой Буревестник. Я бы не стал торговать убеждениями даже в шутку.
Вот и пойми его.
Однако, пришло время рассказать про наших новых знакомых здесь. Нашим добрым руководителем оказался мистер Леттерби. Этот господин, невысокого роста, весьма проворный и улыбчивый. Ходит он в синей рабочий фуфайке и улыбается английской улыбкой. У него открытое лицо рабочего человека, он произвёл на меня очень хорошее впечатление. Сразу видно культурного пролетария. Господин Леттерби проводит с нами много времени, объясняя и показывая устройство посёлка.
Недавно на прядильной фабрике появилась своя подвесная электрическая дорога. Вольнонаёмный инженер-электротехник Бёрнс и его помощники сконструировали эту подвесную дорогу. С её помощью тяжёлые тюки с продукцией фабрики, нагруженные материей и рубашками, транспортируются по всем цехам и потом попадают на склад. Мы с профессором наблюдали работу электрического устройства издалека, и моему учёному другу машина очень понравилась.
Всё тут устроено разумно и с пользой для трудящегося человека. Школа, больница поддерживаются в идеальном порядке. От каждого здесь ожидают работы на общественное благо, сами же рабочие с фабрики общими усилиями приводят в порядок поломавшиеся кровли домов или чинят систему водоснабжения. Преподаватели в школе — жёны фабричных рабочих. Все вместе, на собрании жители решают насущные вопросы. Такие порядки очень разнятся с нашими, российскими.
Однако, и на солнце бывают пятна. Вчера мистер Леттерби пожаловался нам с профессором на воровство. Оказывается, на фабрике с недавних пор завелись воры, сумевшие вынести через забор несколько пудов дорогой краски и мотки с дорогой серебряной и золотой ниткой.
— Никак не можем найти негодяев, — развёл в стороны руки Леттерби.
— Обращались ли вы в полицию? — спросил мой друг.
— Обращались, — вздохнул Леттерби. — Покрутились у нас с неделю и ничего не нашли. Так ни с чем и уехали. А тут ещё и отравление.
— Какое отравление? — удивились мы.
Оказалось, незадолго до нашего приезда всю фабрику поставила вверх дном полиция, искали похитителей краски и нитей. А инженер Бёрнс и его помощник были кем-то отравлены. Они пролежали с пищевым отравлением несколько дней. К счастью, всё обошлось. Полиция уехала, воров не нашли, но ищут. На проходных выставлены усиленные патрули, только ничего не помогает. Воры научились каким-то образом проносить дорогую краску и нитки через проходную.
Прошло несколько дней, мы гуляли по городку, осматривали больницу, навстречу нам попался Леттерби.
— Что нового? — спросил нашего доброго помощника мой друг.
— А, — махнул Леттерби неопределённо. — Всё по-прежнему. Мы ищем, они воруют, мы ищем, они воруют.
— Они воруют быстрее, чем вы ищите, не так ли? — вынес свой вердикт Александр Степанович.
Воспитанность моего друга и его тонкий юмор пришлись по вкусу британцу. Тот чуть скривил тонкие английские губы.
