— Юный Йозеф, вы, как всегда, раньше всех. — Маститый учёный, облачённый в защитный балахон, вошёл в опасную зону. — Похвально! Каково состояние образцов?
— Штаммы с 201-го по 210-й развиваются без изменений, — доложил Гольденцвайг. — Образцы из шкафов «Б» и «Ц» деградируют. Интересную динамику показывает штамм номер 47 из поколения «Цет». Его агрессивность возросла. Я оцениваю данный прирост в 15 процентов, если вести сравнение с показателями этого же дня прошлого месяца. Однако указанному образцу требуется всё больше подкормки.
— Пятнадцатипроцентный рост спустя ровно тридцать суток? — нахмурился маститый микробиолог. — Вы не путаете, Йозеф? Ещё вчера этот штамм не демонстрировал никаких особенностей. Ах да, у вас же феноменальная память, я совсем забыл об этой вашей особенности. Вы помните наизусть порядка пяти тысяч различных параметров. Значит, ошибка исключена?
— Абсолютно, герр доктор! — подтвердил Йозеф. — Вы совершенно правы: до сегодняшнего утра 47-й штамм ничем не выделялся на фоне своих аналогов! Я очень удивился, когда обнаружил произошедшие изменения!
— Это очень любопытно, — оценил профессор. — Пожалуй, я займусь им лично. Это тем более ценно, что данное поколение образцов было получено в ходе экспериментов на человеческом материале. Не исключено, что результаты наших исследований потребуются рейху раньше, чем мы думаем.
— Наши коллеги добились успехов в области создания ядерной бомбы? — оживился Гольденцвайг. — Намечается научный прорыв?
— Это секретная информация, юный Йозеф! — сурово изрёк начальник лаборатории. — Но вам, как перспективному учёному, члену СС и истинному патриоту рейха, я скажу коротко: — Научный прорыв состоялся вчера! Два часа назад я узнал об этом от высшего руководства. В Берлине не спали всю ночь, неоднократно проверяя результаты полученного открытия.
— Наши шансы победить в войне возросли? — уточнил Гольденцвайг.
— И весьма существенно, юный Йозеф! — удовлетворённо заявил Кляйн. — Весьма существенно! Всё по-прежнему зависит от фактора времени, но теперь это не общая формулировка, а вполне конкретная научно-техническая ситуация. Если рейх сумеет выстоять в течение ближайшего года, победа нам гарантирована!
Сентябрь 1940 г. Москва, Кремль, совещание Государственного комитета обороны
Высшие чины советского военного руководства один за другим докладывали членам Государственного комитета обороны о положении дел на фронте, и с каждым докладом мрачный взгляд Сталина становился ещё мрачней. Украдкой косящийся на вождя народов Молотов чувствовал эти изменения особенно остро. Они со Сталиным были дружны ещё со времён революционной деятельности. Молотов гордился этой дружбой и наряду с Берией по праву считался одним из наиболее тонких знатоков натуры вождя. И сейчас Молотов лучше других видел, что Сталин недоволен успехами Красной Армии, несмотря на очевидные на первый взгляд военные успехи.
Молотов как никто понимал его желание победить Германию в кратчайшие сроки и недоверие к союзникам, действия которых лишь подтверждали небеспочвенность опасений вождя.
США не торопились вступать в войну, оттягивая данное событие под всевозможными предлогами. Великобритания и Франция ведут сражения вяло и беззубо, их войска почти год не могут преодолеть линию Зигфрида. Боевые действия на Западном фронте давно приняли затяжной позиционный характер, и усиливать давление на германские войска союзники не спешат, оправдывая свою явно недостаточную военную активность нежеланием нести тяжёлые потери. В свете всего этого Сталин делал всё, дабы заставить союзников вести войну более агрессивно.
С этой целью вождь народов произвёл в правительстве СССР серьёзные кадровые перестановки: он лично возглавил Совет народных комиссаров, и ранее занимавший эту должность Молотов, как один из наиболее авторитетных советских политических деятелей, был брошен на самое ответственное в данный момент направление — назначен наркомом иностранных дел. Вождь народов прямо заявил, что одна из важнейших задач сейчас — это вынудить союзников воевать по-настоящему. В армейском командовании также произошли перестановки: Наркомат обороны возглавил Тимошенко. Ворошилова, бывшего наркома обороны ранее, Сталин назначил заместителем председателя Совнаркома.
Все эти меры, несомненно, поспособствовали успехам СССР в ведущейся войне, но главная цель — полный и быстрый разгром Гитлера — до сих пор достигнута не была. И это заставляло Сталина нервничать, что на фоне видимых успехов Красной Армии было понятно далеко не всем.
— Таким образом, — заканчивал доклад Тимошенко, — ситуация на фронтах складывается для нас благоприятно: Германия, испытывающая топливный голод, неспособна к контрнаступательным действиям. Всё, что остаётся Гитлеру, это медленно отступать, цепляясь за каждый клочок своей территории. Завтра Красная Армия начинает масштабное наступление, цель которого выбить вермахт с берегов Одера и сместить боевые действия на территорию Германии. Это вынудит наших союзников активизировать боевые действия на линии Зигфрида. В крайнем случае мы можем начать в их сторону ещё одно наступление. Для этого нам потребуется ещё две тысячи танков, в связи с чем Наркомат обороны считает необходимым повысить производительность танкостроительных заводов.
— Заводы и так работают в четыре смены! — возразил Ворошилов. — Если бы ввести пятую смену было возможно, мы бы давно это сделали!
— Необходимо найти решение этого вопроса! — настойчиво возразил Тимошенко. — Разведка докладывает, что фашисты активизировали усилия по созданию атомной бомбы! Они ещё далеки от успеха, но если будем тянуть время, то дадим врагу возможность создать сверхоружие!
— Атомная бомба — это миф! — отмахнулся Ворошилов. — Гитлеровская пропаганда, которой нацисты застилают глаза своему населению, чтобы оно шло на бойню с улыбками счастливых идиотов, а не драпало с фронта безудержным потоком!
— Наша берлинская резидентура заслуживает доверия! — парировал Тимошенко. — Мы имели возможность убедиться в этом!
Ворошилов хотел было что-то возразить, но не успел. Тихий голос Сталина, зазвучавший в помещении, заставил всех умолкнуть.
— Миф это или нет, сейчас не так важно. — Сталин говорил по обыкновению медленно и спокойно, но Молотов хорошо ощущал раздражение и напряжение, охватившие вождя народов. — Атомной бомбы не существует, и нацистам не запугать советский народ своими страшилками. Однако военную обстановку, которую вы называете благоприятной, товарищ Тимошенко, партия считает крайне тяжёлой для Советского Союза и коммунистов всех стран. Наши капиталистические союзники бездействуют, ведя позиционную войну для отвода глаз. Они делают это специально, чтобы основное бремя борьбы с фашизмом легло на плечи Красной Армии. Чем больше потерь понесёт Красная Армия, тем слабее станет мировой социализм. А после разгрома гитлеровской Германии СССР в качестве союзника станет капитализму не нужен.
Сталин потянулся за трубкой и с минуту молча раскуривал её. Остальные ждали, не произнося ни слова. Наконец вождь народов закурил, выдохнул дым и продолжил:
— В день, когда фашистская Германия будет разгромлена и отзвучит последний выстрел этой войны, мировой капитализм сделает Советский Союз своим новым врагом. После окончания одной войны мы рискуем получить следующую. Чем слабее мы будем, тем быстрее они на нас нападут. Сейчас они позволяют Гитлеру сосредоточить основные силы на Восточном фронте. Пока мы воюем с нацизмом, мировой капитализм собирает ресурсы для войны с нами.
— Товарищ Сталин, — осторожно возразил нарком обороны Тимошенко, — Красная Армия сражается, невзирая на потери, по руководящему указанию советского руководства. Следуя ему, мы потеряли два миллиона жизней, но освободили Польшу, Румынию, Болгарию и вышли к границам Германии. До сих пор задачей Красной Армии являлся скорейший разгром гитлеризма…
— Данная задача, — Сталин затянулся трубкой, помолчал, смакуя табачный вкус, и неторопливо выдохнул, — остаётся для Красной Армии приоритетной. Однако СССР больше не может смотреть сквозь пальцы на столь демонстративную подрывную деятельность союзников. Они много обещают, но мало делают. Поэтому партия, тщательно обдумав сложившуюся ситуацию, решила послать союзникам весомый сигнал.
