Тряхнём стариной?
Где же он там – старина этот?
– Пусть все, вошедшие в замок и стоящие сейчас рядом с его стенами, чтобы войти внутрь – навеки станут пленниками этих камней!
Толчок!
Сильный, аж заходила ходуном вся башня.
Жуткий крик стеганул меня по ушам!
Это кричал не один человек.
Кладу руку на рукоять клинка, и перед моим взором встают замковые стены. Громадные трещины разрывают их на части и туда, в глубину этих провалов, сейчас падают люди. Ходит ходуном под ногами площадь, покрытая язвами и ямами. В них сейчас соскальзывают лошади и их всадники. С грохотом обрушиваются высокие башни, калеча своими обломками испуганных адептов.
Что-то мягко толкает меня в руку. Отпускаю клинок и вижу, как поверхность «каменного сердца» мутнеет... и застывает, обхватив мою руку каменными оковами.
Рабом, говоришь, станет?
А вот те хрен!
Выхватив из ножен Рунный клинок, поднимаю его над головой.
Держи!
И тусклый металл клинка проходит сквозь камень, как сквозь масло!
Старая башня, одиноко возвышавшаяся над облаками пыли, внезапно дрогнула. Казалось, на какой-то миг, замерли в воздухе падающие камни, зависли облака пыли. И даже грохот разрушающихся стен неожиданно затих.
Башня подернулась веточками молний, которые опутали её сплошной мелкоячеистой сеткой.
И совершенно бесшумно заскользила вниз, совершенно исчезнув за густыми пылевыми облаками...
Последним скрылся из глаз флаг с кошачьей мордой.
Молодая монашка быстро бежал по коридору монастыря. Увидев её, все встречные отходили в сторону, давая ей проход. Добежав до двери настоятельницы, она стукнув по створке кулаком, распахнула её.
– Мать Олла!
– Что тебе, дочь моя? – подняла на неё взгляд пожилая монахиня.
– У Мирны – началось!
– И слава всевышнему! Оповести епископов! А я пойду к неё, девочке нужна помощь.
Торопливо пройдя по коридорам, и миновав двух стоящих у двери Котов, настоятельница вошла в большую, хорошо освещённую солнечным светом, комнату. Подойдя к кровати, вопросительно посмотрела на двух монахинь, стоявших рядом.
– Отошли воды, мать Олла.
– Значит, все идёт по порядку, – кивнула настоятельница.
Присела на кровать и взяла за руку Мирну.
– Как ты себя чувствуешь, дочь моя?
– Хорошо... он так спешит...
– Мы будем рядом с тобою. И поможем вам обоим. Не волнуйся, всё будет хорошо!
– Спасибо, мать Олла.
– Я оповестила епископов, они тоже скоро придут к тебе, чтобы приветствовать твоего сына.
Подойдя к двери, оба епископа остановились. Стоявшая около неё монашка, потупила взор.
– Ваше преосвященство, простите, но вам придется обождать.
– Ничего страшного, дочь моя, – кивнул Эрлих. – Мы всё понимаем. Сейчас сюда принесут меч его отца – по закону он должен быть положен рядом с сыном. В знак того, что он принимает наследство своего родителя.
Топот ног – и из-за угла выскочило сразу несколько человек. Коты. Бежавший первым, нес в руке цвайхандер.
– Ваше преосвященство! Мы не опоздали?!
– Всё в порядке, Нэпир. У нас ещё есть вре...
Звонкий крик прорезал тишину. За дверью заплакал ребенок.
– … уже нет. Но мы успели.
Тяжелая створка медленно приоткрылась и в коридор выглянула монашка.
– Ваше преосвященство, вы можете войти.
Мужчины, толкаясь в дверях, вошли в комнату. На кровати лежала Мирна, глядевшая на них усталыми глазами. Мимо вошедших прошмыгнула монашка, уносившая ворох окровавленных простыней.
– Как ты, дочь моя? – Гройнен наклонился над кроватью. – И как себя чувствует наш мальчик?
– Все хорошо... Он такой шумный и сильный – схватил за руку мать Оллу!
– Так и должно быть, – кивнул епископ. – Это необычный ребенок – ему уготована великая судьба! Как ты назовешь его?
– Сандром. Пусть он всегда будет со мною.
– Мы принесли меч его отца – он должен быть рядом с ребенком, таков закон. Ведь он сын лорда!
– Да... я понимаю. Положите его...
Нэпир, стараясь не производить шума, подошел к колыбели. Наклонился, примеряясь как положить туда цвайхандер... и вдруг отшатнулся.
– Ваше преосвященство!
– В чём дело, сержант?
– Посмотрите!
В колыбели, накрытый легким одеялом, лежал ребенок. А рядом с ним, примяв своей тяжестью тонкие простыни, тускло отсвечивал узорным лезвием Рунный клинок...
К О Н Е Ц
Оруженосец в серой шинели
– Каждый раз, когда я сижу здесь, – Лексли посмотрел в сторону развалин и подбросил в огонь несколько веток, – я снова и снова переживаю тот день…
Мне нет нужды выяснять, куда он устремляет свой взгляд – я хорошо помню эти места. В первый раз меня сюда привезли ещё совсем несмышленышем – от того момента в памяти почти ничего не осталось. Помнятся только торжественные звуки хора монахов, которые пели что-то величественно-печальное. Да долгая дорога назад. Тогда лил проливной дождь, и капли барабанили по верху кареты, в которой я ехал вместе с матерью. Она всю дорогу молчала и прижимала меня к себе – вот это врезалось в память надолго.
Следующий наш визит сюда произошел через пять лет – и к этому моменту несмышленый ребенок уже встал на ноги и сам себе казался умным и понимающим. Господи, какой я тогда был лопух – сейчас и самому смешно! И как только терпели мои выходки окружающие? Мать не поехала со мной – что-то важное удержало её тогда в замке. Да, у нас уже был свой замок! Его как раз и заканчивали строить – целых пять лет, ничего себе… С самого детства я запомнил перестук молотков плотников да возгласы каменщиков – самые яркие впечатления первых лет. Помнится, мне всегда хотелось стать таким мастером, как они. Изо дня в день видя, как медленно, но неуклонно растет замковая стена, я тоже хотел в будущем сказать: «Вот! Смотрите – это дело моих рук! Она простоит вечно!»
Своими мечтами я поделился и с матерью. Она, не перебивая, меня выслушала и, притянув к себе, погладила по голове.
– Сандр… ты и вправду хочешь стать строителем?
– Да! А что же в этом плохого?
– Напротив – это очень правильно! Но ты – ты все обдумал хорошо?
– А как же! Даже бегал на стену – к старшему мастеру Хою. И он говорил со мной… показывал, как класть камни! Только они очень тяжелые… я пока не могу их так хорошо укладывать… Но я же вырасту! И стану сильным!
Мать улыбается, встает со своего места и откладывает в сторону какую-то тетрадь. Она все время читает! Что там может быть такого интересного? Лучше бы на лошади ездила – это ведь так здорово! Дух захватывает! Меня одного так пока не пускают, сестра Агея говорит, что я еще слишком мал. Но ей-то! Ей – кто может запретить?
