Аланский вождь, чье имя так и не было названо, некоторое время угрюмо смотрел на сармата, потом повернулся к Алексею:
— Запомни, гот, этот день. Мы еще встретимся.
Встал и вышел из шатра. Слышно было, как он бросил что-то своим телохранителям, потом застучали копыта: аланы уехали.
— О грозный алан! — воскликнул Ачкам и засмеялся. — Такой храбрец! Благодарю тебя, Аласейа, что показал мне помет шакала. У нас, сарматов, слишком много благородства и потому совсем нет коварства. Мы как степь, верно, боруск?
— Пожалуй, — кивнул Скуба. — Это они зовут нас борусками, — пояснил он для Коршунова. — Так нас когда-то назвали греки.
— Скажи мне, Ачкам, а тебе самому не требуется помощь? — спросил Коршунов. — Когда мы уйдем, не захотят ли аланы отомстить?
— Они? — Сармат пренебрежительно усмехнулся. — Не посмеют. Они будут кормить нас всю зиму, а потом расплатятся с нами ромейским золотом. Но куда пойдешь ты, Аласейа?
— К морю, — твердо ответил Коршунов. — Войско должно воевать, а здесь нам больше воевать не с кем. И не за что.
— Рим? — полуутвердительно произнес Ачкам. — Ну да, ты — храбрец. Я пошел бы с тобой, если бы не знал наверняка: тот, кто воюет с Римом, в конце всегда проигрывает. Так было всегда.
— Времена меняются, — отозвался Коршунов. — Всё меняется…
— Только мы, сарматы, вечно кочуем в этих степях! — перебил Ачкам. — Хотя и ты прав: ведь такие, как аланы, приходят и уходят. Я понимаю тебя, потому что я знаю не один десяток поколений моих предков. Мой род видел множество племен, и мой отец рассказывал мне и моим братьям о прошлом, как я сейчас рассказываю своим сыновьям. А мои сыновья расскажут моим внукам. И так будет всегда, пока существует степь.
Коршунов кивнул, хотя и очень сомневался в вечности «правления» сарматского племени. «Вечных повелителей» не нанимают за золото. Пройдет какое-то время — и те же аланы вполне могут превзойти родичей Ачкама. Хитростью, численностью…[5]
Когда Алексей и Скуба, сопровождаемые сарматской полусотней (выделенная Ачкамом охрана), возвращались в лагерь, Скуба спросил:
— Ты все-таки хочешь идти на Рим, Аласейа? Ты, верно, забыл о римских триремах?
— Я о них помню, — ответил Коршунов. — А ты — забудь.
— Почему?
— Потому что они уйдут к берегам Мезии.
Скуба засмеялся:
— Разве ты римский император, чтобы приказывать римской эскадре?
— Нет. Пока. Но триремы уйдут. Ты увидишь.
Скуба одарил Коршунова странным взглядом, но промолчал. Вероятно, счел не вполне нормальным. С сумасшедшими, как водится, не спорят.
Глава четырнадцатая,
в которой позитивно решается вопрос о морском транспорте
— Они ушли! — Во взгляде Скубы сквозило нечто вроде мистического ужаса. — Наши рыбаки видели, как они шли мимо берегов. Десятки кораблей!
— Конечно, ушли, — спокойно произнес Алексей, хотя внутри у него все ликовало: «Сработало!»
И как быстро сработало!
Впрочем, не так уж быстро. Месяц прошел с тех пор, как было отправлено Коршуновское письмо. Сейчас почти середина осени. Три недели они добирались от аланских земель сюда, к морю. К Черному морю. Сушей, вплавь, опять сушей, снова — вплавь и опять — пешочком. Каждая перемена вида транспорта — изрядные хлопоты. Разобрать фургоны, погрузить на корабли. Отдельно — перевозка лошадей, если нельзя провести их берегом. Отдельно — тащить волоком сами корабли, если нельзя плыть… короче, суровые будни древних путешественников. В череде этих будней Коршунов совершенно потерял ориентацию. В физической географии он был не очень силен, несмотря на предполетную подготовку. Вот Черепанов — другое дело. Нет, кое-какие вещи в памяти Коршунова тоже отложились. Например, он мог бы определиться сверху: по особенностям ландшафта или по абрису крупных городов, но где они, эти города? И ландшафты тоже. Остались единичные ориентиры вроде крымской горы Айю-Даг — и то хорошо. А вот с географией политической — полный завал. Где-то рядом было Боспорское царство, сателлит Римской империи, насколько понял Алексей; мелькали знакомые названия приморских городов, вроде Херсонеса (но это — дальше к востоку), помнились какие-то исторические эпизоды и названия Тьмутаракань, князь Мстислав… Но до этих времен — еще века и века. Короче, то, что во времена, когда родился Коршунов, называлось Крымом, — где-то справа. А слева — то, что называлось Кавказом. Вернее, черноморским побережьем Кавказа. Примерно в этом направлении и планировалось действовать. Потому что там уже натуральная римская провинция Понт. Богатые места. По правую руку, впрочем, тоже места не бедные, но там живут почти свои. Те же сарматы, и кореша бораны, и греки, и даже какие-то дальние родичи гревтунгов. Понятное дело: место хорошее, богатое. Особенно удобно с торговой точки зрения. Забавно, что весь этот странный конгломерат древних «крымчан», если верить Скубе, жил довольно мирно. Хотя не так уж это и удивительно. Богатые воевать не любят. Разве что — чужими руками. Или — дистанционно: «томагавками» и ковровыми бомбардировками. Но это — в будущем. А нынче так: хочешь воевать — бери копье и двигай на такого же, с копьем. Максимальная дальность здешней «артиллерии» — полкилометра. Точность и эффективность весьма умеренны. Десяток лучников стоит любой здешней боевой машины. В поле разумеется, а не против крепостей.
За время путешествия Коршунов несколько поиздержался. Популярность его в сводном войске росла, посему как-то так вышло, что у его «очага» постоянно отирались «гости», которых Коршунов по врожденному русскому хлебосольству приглашал «к котлу»… не то чтобы это были «халявщики», но… в общем, зерно пришлось прикупать и масло тоже. И коней, коих у Коршунова теперь был, почитай, целый табун, тоже полагалось кормить. Причем компетентные люди объяснили, что если обычных, то бишь готских, лошадок можно было из экономии держать и на подножном корму, то сарматских красавцев следовало кормить зерном регулярно. Тоже — расход. А недавно еще и в «общак» вложиться пришлось, потому что общественные припасы, несмотря на подспорье в виде охоты и рыболовства, тоже расходовались. Хорошо хоть зерно в здешних местах стоило очень дешево.
Но вот — прибыли. Разгрузились, расположились в уединенной бухте, месте, заранее отведенном здешним хозяином, Крикшей. На некотором отдалении от ближайшего боранского городка. Разумная, впрочем, мера. Не пускать же «в дом» несколько тысяч вояк-чужаков? Мало ли чем это может кончиться…
