— Егор, — пожал я протянутую руку.
— Так, и что за песню ты хочешь мне предложить?
— Вот текст, а мелодию я могу наиграть на рояле. Но лучше давайте сначала я спою, чтобы вы знали, как должно звучать. Кстати, для себя я играю где-то на октаву выше, а для вашего голоса мы потом подберем тональность.
Бернес с Блантером переглянулись, изобразив характерную мимику для невысказанной фразы: «Гляди-ка ты!», а я тем временем начал проигрыш. И мысленно помолившись, запел…
На парочку слушателей я взглянул, только отыграв последний аккорд. Матвей Исаакович, уже зная, что услышит, держал себя в руках, а вот настроение Бернеса резко изменилось. Если в квартиру старого друга он заходил на оптимистичной волне, с улыбкой, то сейчас словно постарел за пару минут лет на двадцать. Сгорбился, осунулся, глубокие морщины прорезались в опустившихся уголках губ…
— Да-а, — протянул он дрогнувшим голосом, — не ожидал.
— Вот-вот, — поддержал Блантер товарища, — и у меня было похожее чувство. А он мне еще затем несколько вещей исполнил, тоже весьма неплохих. Но конечно, «Журавли» проняли до самых печенок.
— Так что, Марк Наумович, — прервал я их диалог, — попробуете спеть?
Бернес подошел к роялю, встал сбоку, держа перед собой листок с текстом, откашлялся.
— Ну давай, парень, рискнем.
С первого раза не получилось. Где-то посередине песни Бернес прервался, извинился, что в горле как-то резко пересохло, осушил участливо поднесенный Блантером стакан воды, и предложил начать заново. Со второй попытки, собравшись, отработал как надо, не хуже, чем на всем известной записи.
— Великолепно! Марк, эта песня должна стать твоей! — заявил композитор.
— Я не против, если автор разрешит мне ее исполнять, — слегка поклонился в мою сторону Бернес.
— Марк Наумович, я вас для того и разыскивал, что никого другого, кроме вас, не видел исполнителем этой вещи. Давайте я накидаю сейчас ноты…
— Так я уже все записал! — улыбнулся Матвей Исаакович, с видом победителя взмахнув листом с нотной записью. — Пока вы тут пели — я тоже не сидел сложа руки. Осталось только слова вписать. Можете сами это сделать, Егор.
Закончив с текстом и нотами, я решил, что пора бы уже, пожалуй, и честь знать. Но откланяться так и не успел. Бернес потребовал у Блантера налить ему водки, и меня тоже потащил за стол, на котором помимо графинчика тут же появилась закуска и бутылка лимонада.
— Тебе не предлагаю, еще возрастом не вышел, — сказал Марк Наумович, опрокидывая в себя стопку и закусывая хрустящим малосольным огурчиком.
Блантер, в отличие от товарища, пил мелкими глотками. Мне же пришлось довольствоваться откупоренной с легким дымком газировкой, хотя, пожалуй, от рюмочки я бы сейчас тоже не отказался.
— Откуда ты, парень, взялся? — спросил артист, расправившись с огурцом.
Пришлось повторять то, что я до этого рассказывал Блантеру. Бернес слушал с нескрываемым интересом.
— Неужели ты даже в музыкальной школе не учился?! Ну это просто фантастика!
— Думаю, надо заняться молодым человеком вплотную, — заявил Матвей Исаакович, в чьих глазах после рюмочки водки появился азартный блеск. — Нельзя пускать такой талант на самотек. Юноша совершенно не знаком с особенностями советской эстрады, на тебя, Марк, вышел благодаря случайному в какой-то мере стечению обстоятельств. Хорошо, у меня знакомый в ВУОАПе работает, и наш герой к нему как раз и попал.
Ага, не иначе, Блантер уже видит себя в роли моего импресарио, то бишь продюсера, директора и администратора.
— Э-э, Мотя, парнишка не так глуп, как ты думаешь, — сказал Бернес, разливая по второй. — Был бы дурак — не пошел бы оформлять песни в ВУОАП. Правильно я говорю, Егорка?
Я скромно пожал плечами, мол, вам виднее, и потянулся за колесиком сырокопченой колбасы.
— Не пойму, зачем тебе нужно железнодорожное училище, — продолжал Бернес. — Уверен, что твое призвание — музыка. Согласен, водить паровоз тоже нужное занятие, у нас в Советском Союзе все профессии почетны. Но если есть к чему-то талант — то его нужно развивать.
— И я о том же, Марк, — поддержал товарища Блантер. — Для консерватории молодой человек еще слишком юн, да и придется все равно сначала заканчивать музыкальное училище. И в него еще можно попытаться поступить. Забрать документы из железнодорожного и подать в музыкальное, а я уже позвоню, кому надо, думаю, проблем не возникнет, тем более что Егор неплохо знает фортепиано и даже нотную грамоту освоил.
— Вы думаете, стоит? — спросил я, внутренне ликуя. Могло сбыться мое заветное на данный момент желание, потому что помощником машиниста я себя не очень-то и видел в будущем. Вернее, совсем не видел. А вот музыкальное училище — самое то, тем более что я его заканчивал и в той жизни, кое-какой опыт уже имеется.
— Даже не сомневайся, — подвел черту Бернес, примеряясь к третьей рюмке. — Ну что, Мотя, по последней?
Мы чокнулись — они рюмками с водкой, а я стаканом с лимонадом — выпили, заели, и синхронно поднялись. Бернес как-то быстро обулся и скрылся за дверью, не забыв захватить листочек с нотами и текстом «Журавлей», а меня Блантер попридержал.
— Егор, давайте я все же запишу ваши координаты, — предложил Матвей Исаакович. — Телефон у вас домашний есть?
— Есть, — сказал я, вспомнив, что на стене в коридоре висел аппарат общего пользования. — Записывайте номер….
— Отлично, а я вам тогда чиркану свой домашний номер, звоните, если что, не стесняйтесь.
— Могу я к вам обратиться еще с одной просьбой, Матвей Исаакович, прежде чем мы расстанемся?
— Бога ради, конечно, Егор!
— У меня ведь еще немало неплохих, как вы сами имели возможность убедиться, песен. Самому мне, пожалуй, рано еще выступать, репертуар не совсем подростковый, может быть, поможете найти исполнителей для моих вещей?
— Хм, действительно, почему бы и не помочь… Так, завтра я уезжаю в Ленинград, меня не будет до следующей недели. Давайте вы подойдете ко мне во вторник, часикам к двенадцати. Устроит?
— Думаю, да.
— И тогда захватите с собой весь ваш материал, послушаем и подумаем, что кому можно предложить.
— Спасибо вам огромное, Матвей Исаакович!
Домой я летел словно на крыльях. Надо же, как удачно все складывается. Глядишь, такими темпами не только себе имя заработаю, но и пробью для нашей семьи отдельную жилплощадь. Хорошо бы поселиться в том самом «Доме композиторов» на Огарева. Да уж, мечтать не вредно. Пока бы на обновки маме с сестрой заработать, да и себе гардероб обновить не мешало бы, а то хожу в одном и том же, застиранном до дыр. Это ж какие перспективы перед тобой открываются, Леха… Хотя какой Леха, теперь уже Егор, до тех пор, пока меня не выведут из искусственной комы. Что-то они там, кстати, затягивают с этим, как бы каких проблем не возникло. А с другой стороны, разве плохо мне в этом теле? Молодой, здоровый, вся жизнь впереди! Той мыслью, что душа его настоящего обладателя где-то путешествует, я старался особо не заморачиваться. Не гений был, а так, шпана уличная, а вот таким, как я, мама не нарадуется. А я постараюсь не обманывать ее надежд, и сделать все, чтобы Алевтина Васильевна мною по-настоящему гордилась.
