Нет, так просто плюнуть на этих людей я уже не могу. Они мне поверили, мы вместе ели, пили, спали... Нет, спали всеж раздельно. Но все равно, неблагодарной скотиной я не был и быть не собираюсь.
К аэропорту Кольцово приехали уже в сгущающихся сумерках. Дорога, занимавшая в 2010 году три часа, тут потребовала все шесть. Вроде асфальт по качеству почти не отличается, и останавливались всего три раза, размяться, долить воды, бензина, проверить уровень масла... Под конец полковник начал всерьез подгонять шофера. И не зря, на борт ТУ-104 едва успели, на посадку -- почти бежали. Хорошо хоть аэропорт Кольцово в 65-ом маленький, один почти игрушечный домик с колоннами и высоким шпилем. Подъехать можно к самому крыльцу без хитрых шлагбаумов и долгой рулежки по парковке.
Обошлось без маханий красными корочками при посадке на самолет - в страшном СССР не требовали паспорт! Никаких рамок металлоискателей, конвейеров просвечивания сумок и прочих приятностей 21-го века. В самолет -- как в автобус, быстро и без затей. Люди шлепали к борту прямо через аэродромную стоянку, обходя огромный топливозаправщик на базе военного КрАЗА. Трап -- как двухмаршевая лесенка, с поворотом, подкатывали к самолету вручную. Время меньшей свободы, но большей независимости -- эта фраза, сказанная о Франции времен королей, прекрасно подходила и к данной ситуации.
Сам полет не порадовал. Вида никакого, все загораживал длиннющий, в половину фюзеляжа двигатель. Низкий давящий цилиндр потолка, нелепые круглые плафоны освещения по его центру. Место полки для вещей занимает открытая сетка. Сиденья в пять рядов, тесные, но неплохие. Стюардессы более чем симпатичные, привычно раздавали леденцы и покормили вкусным ужином, включавшем котлету (первое мясо после переноса!).
Трясло в полете страшно, при снижении на посадку были какие-то рывки, потом жестковатое касание и долгий пробег. Думал, быть аварии, но ничего, ближе к концу дорожки нехило так дернуло, и остановились. Судя по реакции пассажиров -- все планово и спокойно. Каково было мое удивление, когда при выходе позади самолета я увидел техников, скатывающих здоровенный тормозной парашют!
\Ту-104 едва ли не самый опасный самолет в мире (и "самый" -- в СССР), 18% авиапарка было потеряно в результате аварий.\
\Реверс тяги и интерцепторы на этом самолете отсутствовали. Торможение парашютом было штатной опцией, которая в Домодедово применялась редко (хорошая, длинная полоса).\
* * *
Москва встретила мелким моросящим дождем. На выходе из здания аэровокзала нас уже ожидал молодой, спортивного сложения товарищ характерного вида.
-- Товарищ Музыкин? - приветствовал он нашего спутника, неуклюже вытягиваясь в штатском костюме, -- лейтенант Смирнов, просили вас встретить...
-- Можно документы? - Полковник даже не напрягся, значит момент штатный.
-- Пожалуйста, - корочка в руке распахнулась как пасть гадюки, тренируются они что ли ее предъявлять?
-- Забирайте молодых людей, - улыбнулся Петр Степанович, внимательно изучив документ. Было видно, что он рад окончанию миссии. - Удачи! - Передал портфель лейтенанту, и кратко попрощавшись пошел обратно.
-- Прошу в машину! - Произнес встречающий строгим голосом, дождавшись, когда полковник скроется под широченным козырьком новехонького здания Домодедовского аэровокзала.
-- Спасибо... - Хоть тут не такси-"Победа", нормальная черная Волга.
Товарищ Смирнов предупредительно распахнул заднюю дверь, дождался, пока мы с Катей поместимся в салоне, захлопнул дверцу. Стартовал он к моему удивлению необыкновенно резко, ничуть не хуже RAVчика. Резко вписался в поток и погнал километров под сто в час.
\ГГ ошибается, это ГАЗ-23. Внешне неотличимая КГБшная модификация "Волги" с 195-ти сильным 8-ми цилиндровым двигателем от "Чайки". Разгон до сотни -- 16 секунд (против 32 стандартной модели).\
Через несколько минут выбравшись за город, водитель, полуобернувшись, продолжил диалог.
-- Я работаю начальником охраны Александра Николаевича Шелепина. Петр, правильно?
-- Да, именно так.
-- С настоящего момента вы внебрачный сын старшего брата Александра Николаевича, того, что погиб в войну.
-- Если нужно партии, - попробовал пошутить я, но осекся, поняв что слова приняты совершенно серьезно.
-- Вы не должны общаться с кем либо, кроме Александра Николаевича, - добавил водитель, - со мной тоже.
-- Совсем? Притворно удивился я.
-- Да, за исключением самого необходимого.
Неудивительно, что дальше мы ехали молча. Странный низкий звук мотора, сильный гул откуда-то снизу, похоже от плохо отрегулированного заднего моста, и темнеющая морось за окном. Опять потянуло в сон, тем более, смотреть решительно не на что, все те же надоевшие деревья. Движение, конечно, тут на порядок более оживленное по сравнению с Н-Петровском или даже Кольцово, но кроме тусклых фар и размытых силуэтов все тех же надоевших "Волг" и "Побед" ничего не видно.
До загородной усадьбы, которая, очевидно, и была местом назначения, добрались уже совсем в темноте. Богато живут, хотя до олигархов и высших чиновников моего времени конечно как до луны пешком. Но далеко не хрущеба. Славный такой коттеджик тысячи на полторы-две квадратов, не меньше. Земли не пожалели, прирезали вместе с лесом, и прибрано на участке неплохо. Даже газон в наличии, для весны -- в идеальном состоянии.
Смирнов провел внутрь, и "сдал" нас здоровенной суровой тетке, одетой в белую кофту и темно-коричневый сарафан. Портфель с оборудованием, что характерно, не отдал, унес с собой, надеюсь в сейфе места хватит. Домоуправительница, это сомнений не вызывало, провела нас из скромно обставленного, несмотря на мраморный пол, холла в левое крыло. Лениво поинтересовалась, одну или две комнаты выделить (увы, сомнений в ответе Кати не было). После величавого жеста, типа, располагайтесь, удалилась покачивая плечами, бедра для этого действия были слишком тяжелы.
Настоящее счастье - это горячая вода и канализация. Даже без электроосвещения жить проще. А уж если кто будет говорить про важность для жизни телевизора и интернета -- даже слушать не стоит. Это я понял точно за прошлую неделю. Зато теперь наконец по-человечески помылся под душем каким-то розовым импортным мылом. С удовольствием покрутил краны производства капиталистической Финляндии, привычно стиранул плавки и носки. Жизнь-то налаживается!
Дополз до огромной двуспальной постели и отрубился.
* * *
Утро наступило ближе к обеду. Тяжелые портьеры были задернуты, и даже яркое солнце едва-едва пробивалось через их плотную основательность. Под бок давила пружина уродского матраса, далекого предка современного икеевского латекса.
