Дмитрий Колодан - Зеркала. Маскарад

Глядя на Томку, можно было подумать, что питается она исключительно росой и цветочной пыльцой. Маленькая, худенькая, гибкая — как же иначе? Но молодые люди, приглашавшие ее в кафе, быстро узнавали, что на Томке не сэкономишь. Подобно птичке колибри, способной за день слопать нектара в два раза больше собственного веса, Томка не ограничивала себя в еде. Что, кстати, никак не сказывалось на весе и на фигуре. Как говорила мать — не в коня корм.

Без еды же Томка становилась раздражительной, вспыльчивой, несдержанной, нервной и склонной к необдуманным поступкам. По душевному спокойствию Томка приближалась к вулкану за несколько секунд до извержения, а урчание в животе подчеркивало сходство.

Темнокожие туземцы, живущие рядом с вулканами, знают — чтобы их успокоить, нужно что-нибудь бросить в жерло. Фрукты, дары моря, жаренную на вертеле свинью... На худой конец сойдет и пара-другая прекрасных девственниц. И если насчет девственниц у Томки были сомнения, то от жареной свиньи она бы не отказалась. Обглодала бы до последней косточки.

Томка выгребла из карманов всю имеющуюся наличность. После самых скрупулезных подсчетов выяснилось, что у нее есть двадцать два евро. Не густо, прямо скажем. Томка трижды пересчитала деньги, вывернула карманы в поисках затерявшейся монетки, но сумма не увеличилась. На завтрак этого хватит, но вот про обед можно забыть. А ведь еще нужно накормить собаку... И судя по взглядам, которые Снуппи бросал на девушку, лучше сделать это как можно скорее.

— Собирайся, — сказала Томка, рассовывая деньги по карманам. — Поищем, чем бы заморить червячка...

Пес тут же вскочил, радостно виляя хвостом. Томка даже не ожидала от него такой прыти.

Томка уже направилась к выходу, когда взгляд зацепился за два разноцветных пятна на стене. Точно! Афиши, которые остались от актрисы, снимавшей этот номер. Томка и думать о них забыла, занятая мыслями о хлебе насущном.

Развернувшись на пятках, Томка вернулась к стене.

Афиши и впрямь оказались очень старыми. Краска выцвела от летнего солнца и зимней сырости, изображение едва просматривалось.

На одной из них была нарисована темноволосая девушка в обтягивающем серебристом костюмчике, повисшая вниз головой на обруче. Внизу извивались рыжие языки пламени, а надпись огромными буквами гласила: «Гуттаперчевая Принцесса: Чудесное Спасение».

На второй афише та же самая девушка пыталась изобразить морской узел. У Томки ушло несколько долгих секунд, чтобы разобраться, где у Принцессы руки, где ноги, и каким образом человек может так изогнуться. Если бы Томка увидела девушку вживую, то, не задумываясь, направила бы ее на прием к своей матери — признанному травматологу. Однако девушка с афиши явно не испытывала неудобств и улыбалась широкой жизнерадостной улыбкой.

Текста на этом плакате оказалось немного больше:

«Гуттаперчевая Принцесса!

Спешите!

Только одно представление!

Невероятная гимнастка из России — Тамара Вегенер!

Звезда «Гран-Гриньоля» и «Лунапарка»!

Чудеса акробатики и магические иллюзии!»

Томка провела пальцем по лицу девушки. Вот оно как получается...

Томка даже не знала, что ее назвали в честь прабабки. И тут такой поворот. Считай, сто лет прошло, и вот она — тоже актриса, тоже Тамара, стоит в той самой комнате, где произошло несчастье... Да они и внешне похожи! Это было заметно даже на рисованном плакате.

Томка поежилась. Вдоль позвоночника словно пробежало липкое мохноногое существо вроде многоножки. Прабабка Тамара впрыгнула в ее жизнь точно чертик из табакерки, и теперь девушка спотыкалась об нее на каждом шагу. Томка знала, что некоторые родственники бывают чересчур назойливыми, но чтобы настолько... Должно быть, нечто подобное испытывал Гамлет, когда за ним стал расхаживать дух отца.

За спиной послышалось недовольное ворчание. Снуппи решил напомнить, что пора бы прекратить возиться с семейными тайнами и вплотную заняться поисками завтрака. От завтрака есть хоть какая-то польза, а от семейных тайн — одни неприятности.

— Погоди минутку, — сказала Томка. — Я сейчас...

Она поддела край афиши ногтем, и тот легко отошел от стены. Похоже, с годами клей рассохся и растерял все свойства. Томка остановилась. Вчера портье сказал, что в комнате ничего не меняли, сохраняя историческую достоверность. Вряд ли в администрации отеля ее похвалят за то, что она отодрала афишу. Но с другой стороны — у нее есть все права на этот плакат. Если не юридические, то, как минимум, моральные. Афиша принадлежала ее прабабке, а это, считай, то же самое, что фамильные драгоценности.

Томка потянула посильнее. Афиша громко хрустнула, в воздух поднялось облачко бумажной пыли. Девушка тут же расчихалась, кулачками утирая заслезившиеся глаза. Снуппи громко заскулил, забегал кругами, пару раз рванулся к выходу, пытаясь оттащить Томку.

— Погоди же ты!

Едва пыль улеглась, Томка продолжила работу. Под афишей она заметила темный прямоугольник, и любопытство не позволило остановиться на полпути. Старая бумага трещала и ломалась, но Томке все же удалось снять ее без особых потерь. Под одним плакатом оказался другой.

Томка отступила на пару шагов, разглядывая новую афишу. С этим плакатом время обошлось не в пример снисходительнее. Краски блестели так, будто афиша только выползла из типографского станка. Томка едва не зажмурилась. Мерзкая мохноногая многоножка страха вновь пробежала по спине.

Фон афиши был черным, словно рисовали его нефтью, а в шапке алели большие буквы в старинном цирковом стиле:

«ТЕАТР КОШМАРОВ ДОКТОРА КОППЕЛИУСА».

Томка не возражала против этих слов по отдельности, но вместе они заставили многоножку носиться как угорелую — и девушка не могла объяснить, почему.

Под заголовком был нарисован жуткого вида карлик в пелерине, цилиндре и с тростью в руке. Лицо его скрывала вытянутая маска — знаменитая «доктор чумы». Из всех масок Карнавала эта, пожалуй, самая страшная. Ни классическая «вольто», наводящая на мысли о покойниках, ни «баута», ни «капитан» с длинным носом с ней не сравнятся. У прочих масок лицо человеческое, а у «доктора чумы» — уродливая птичья голова. Черные провалы на месте глазниц не улучшали впечатления. Словно у карлика, доктора Коппелиуса, вместо головы оказался выбеленный птичий череп.

Сперва Томке показалось, что кроме этого типа на афише больше ничего нет. Но стоило приглядеться, как из черноты проступили перекошенные лица и фигуры. Некоторые из них были человеческими, некоторые — не совсем человеческими, остальные — совсем не человеческими. Подобную картину мог нарисовать художник, который учился живописи у Иеронима Босха, а вдохновение черпал прямиком из мозга Г. Ф. Лавкрафта. Неудивительно, что прабабка решила заклеить плакат. Увидишь такой посреди ночи и долго потом будешь заикаться.