Ознакомительная версия.
«Какая-то жизнерадостная и романтичная девчонка. На вид, ну почти Синди Кроуфорд в зрелой юности», – мелькнуло в голове капитана Колдомасовой, и она, быстро скользнув по этой взрослой девчонке вниз и обратно, направила свой открытый взгляд в тёмные глаза понравившейся красавицы.
От лица, открывшей дверь девушки, веяло лёгким любопытством. Она пытливым, тёплым взглядом, своими блестящими, чёрными глазами осмотрела внимательно всё лицо капитана Колдомасовой. Заглянула в её тёмные глаза, и стала без всякого смущения смотреть, разглядывая в них первоначальное, как и у неё самой, лёгкое любопытство. Затем возникающую теплоту и усиливающееся радостное сияние в начинающих темнеть прямо на глазах, коричневых, радужных оболочках и чёрных зрачках этой симпатичной и привлекательной красавицы в чёрно-синей военной форме.
Эти два соединившихся взгляда немедленно определили друг у друга чистоту и родство душ, и сразу же, желание быть вместе, и в дополнение к этому, допустимость доверяться друг другу. Кроме того, по лучезарным глазам этой жгучей, милой, слегка задумчивой симпатюлечки, по их невероятно чистому блеску, капитан Колдомасова своим профессиональным и опытным умом определила, что у этой девушки, напрочь отсутствуют любые, без исключения, венерические заболевания, и любые внутренние, и иные заболевания. Ещё у неё не были выбритыми ноги, и она представляла собой, чистое, невинное, природное миросоздание с невыщипанными бровями, придающими ей необычайно моложавый и юный вид. В то время, как выщипанные или обритые брови, придают вид взрослой женщины, женщины в годах или старческий вид. И выглядела она сейчас, ну никак не более, чем на двадцать лет. Ну, максимум, на двадцать два, со своим утончённым и нежностно-милым лицом, и со своими красивыми, белоснежными зубками. Хотя капитану Колдомасовой было известно, со слов Лены, что ей тридцать три года.
«Какая-то рослая „семнадцатка“, даже. Судя по её общему виду, и особенно по её лицу», – невольно, и дополнительно подумалось капитану Колдомасовой.
«Проходите, пожалуйста, – пригласила девушка, переведя взгляд на улыбающуюся Лену и, отойдя немного в сторону, чтобы Лена с капитаном Колдомасовой могли войти, добавила. – Можете пройти на кухню, если хотите, или куда вам хочется. Я накрыла немного на стол, чего-нибудь поесть, так что прошу, слишком не расслабляться».
Ни высокомерности, ни униженности, ни беспокойства, ничего иного ни у этой девчонки, ни, тем более, у капитана Колдомасовой, не присутствовало. Всё происходило просто и дружелюбно, как будто встретились после долгой разлуки, две родные сестрёнки, которым всего лишь и обсудить-то надо, кто и как здесь теперь расположится для дальнейшего совместного проживания.
Во всей квартире: в прихожей, в комнате, в кухне, в туалете, в ванной – всюду горел яркий электрический свет.
«Наверно, эта девушка хочет, чтобы у нас было хоть что-то светлое в этой жизни, раз включила для нас весь свой свет в своей квартире. А если она включает весь свет и для себя, то значит, она хочет, чтобы и у неё было тоже что-нибудь чистое и светлое в этой жизни, – подумала капитан Колдомасова, войдя в достаточно просторную, светлую прихожую. – Значит, эта девушка, дополнительно к своим положительным внешним и внутренним качествам, испытывает в себе жизненную потребность, дарить окружающим гражданам что-то хорошее, идеально чистое, яркое и светлое. Таких бы людей назначать в руководство государством, чтобы они, качествами своей души вели всё государство, и именно весь народ, к процветанию. Хорошо, что наш сегодняшний Президент Российской Федерации, Дмитрий Анатольевич Медведев, обладает такими же качествами. Остаётся, чтобы он окружал себя и своё правление, такими же, как он сам, порядочными, открытыми и честными гражданами».
Капитан Колдомасова расшнуровала, сняла свои полусапожки, и поставила их в стороне от двери, на специальный коврик у стенки. Затем сняла свою чёрно-синюю пилотку, и повесила её на крючок для одежды во встроенном с торца прихожей, с правой стороны около входа в комнату, с белоснежной дверцей шкафу.
Лена тоже сняла свои туфельки, и поставила их рядом с полусапожками капитана Колдомасовой. Сумку свою она повесила тоже в шкаф, рядом с пилоткой капитана Колдомасовой, на крючок.
За это время, хозяйка квартиры закрыла дверь на ключ и пошла на кухню, что-то там доделывать по расстановке угощений. Лена пошла в кухню за ней.
Капитан Колдомасова зашла в туалет. Исполнила малую нужду и промокнулась тонюсенькой, гигиенической салфеткой, лежавшей на полочке рядом с туалетной бумагой. Смыла унитаз, бросив в него перед этим, использованную салфетку. Натянула на свой роскошный, тяжёлый, смуглый зад свои белоснежные, легко растягивающиеся трусики, и тщательно заправилась. Вымыла с мылом руки в умывальной раковине, расположенной тут же, в туалете, и, вытерев руки полотенцем, вышла из туалета.
Ни на кого не обращая внимания, капитан Колдомасова не спеша стала осматривать прихожую.
В прихожей, под потолком висела бледно-зелёная, симпатичная, пластиковая, небольшая, шарообразная люстра с редкими круглыми, типа мыльные пузыри разных размеров, отверстиями. На полу лежал, сочного светло-зелёного цвета, жёсткий палас. Такой же, как просматривался и в кухне, и в комнате. У стены, слева от входной двери, если на неё смотреть, стоял высокий зеркальный, полировано-белоснежный трельяж с плоской, белоснежно-блестящей тумбочкой внизу, с неброской, по краям, декоративной позолото-отделкой. На трельяже стоял беленький, механический будильник, и последней модели, тоже беленький, телефонный аппарат «Русь» с АОН – с автоматическим определителем номера. Кроме трельяжа, люстры и их обуви, в прихожей больше ничего не было. Всё иное, что имелось в этой квартире и было не на виду, находилось во встроенных шкафах и в тумбочках.
Осмотрев прихожую, капитан Колдомасова неторопливо пошла осматривать комнату, как благородная кошка с улицы, которую впустили в незнакомую квартиру.
Прохаживаясь по комнате, она медленно осматривала всю обстановку вокруг. В комнате, под самым потолком висела плоская, светлая, матовая люстра с пятью горящими лампочками, тёплого свечения. Слева от входа, стоял платяной, элегантный, белоснежный, полировано-блестящий шкаф-купе, толщиной всего лишь триста миллиметров, шириной метра полтора, и два метра высоты, с такой же позолото-отделкой по краям, как и тумбочка в прихожей. Все лицевые двери этого шкафа были полностью зеркальными и отражали в комнате всё, что можно было отразить, придавая, таким образом, ещё больший визуальный простор, этой самой по себе, просторной комнате. Дальше, ближе к окну, вдоль стены стоял белоснежно-серебристый, со всеми необходимыми устройствами, элегантный с закруглёнными углами компьютерный стол-«бюрократ», с персональным, тоже полностью белоснежно-серебристым компьютером «Formoza», беленьким монитором «View Sonic», беленьким принтером «Samsung» со сканером и с факсом, и с приличной, белоснежного цвета, отечественной акустикой. Перед компьютерным столом стояло шикарное, но не громоздкое, могущее вращаться, мягкое, матерчато-велюровое, и тоже белоснежного цвета, кресло, типа – «Президент».
«Почти, как у меня, когда я училась в Байкальском университете, и как сейчас дома в Москве», – подумала она по поводу компьютера и его принадлежностей, и общего, впечатляющего и светлого вида всей квартиры.
Напротив входа в комнату, располагалось большое окно с металлической за ним, белой решёткой, и с красивейшими светлыми, полупрозрачными двойными шторами, – плотными, ближе к окну, и капроновыми перед ними, скрывающими белую, элегантную и современную, отопительную батарею. Две не широкие форточки или фрамуги, справа и слева на пластиковом окне, были распахнуты настежь, и комнату плавно наполняла приятная свежесть из-за окна. Перед окном, – посредине, на полу стоял красивого вида, высокий, – сто семьдесят сантиметров, трубчатый, – диаметром сто пятьдесят миллиметров, прозрачный водный светильник, наполненный чистой водой с двумя-тремя различными игрушечно-малюсенькими рыбками, небольшим количеством разноцветных шариков и искусственных водорослей, с цветной, меняющейся подсветкой снизу, и поднимающимися пузырьками воздуха. Светильник был включён, и к счастью, совершенно бесшумно работал, что бывает весьма редко в такого рода устройствах. Обычно, воздушный насосик громко тарахтит, и устранить это невозможно. В правом углу около окна, стоял на высокой и плоской, – триста миллиметров толщиной, белоснежной, полировано-блестящей тумбочке, приличный, огромный плазменный телевизор «Panasonic» последней модели, также с приличной акустикой белого цвета, расположенной с боков тумбочки, и формата – «Домашний кинотеатр». В метре от телевизора и тумбочки, вдоль стены справа, стояла широченная – два на два метра, не высокая от пола – триста миллиметров, двуспальная и без спинок, светло заправленная кровать. Сразу за ней, у стены стоял, красиво-утончённый, светлый торшер с четырьмя разноцветными лампочками. На полу, рядом с торшером, стоял такой же, как и в прихожей, телефонный аппарат «Русь» с АОН. У входа справа, высокой спинкой к стене, расположенной напротив окна, стоял шикарный, необычайно красивый, гладко обтянутый, элегантно сконструированный, как в царских покоях, очень светлый и широкий, при этом тоже не высокий от пола, двуспальный раздвижной диван-кровать. Диван стоял, поперёк правой от входа стены. Комната была необычайно светлой и большой, и места, чтобы раздвинуть диван, было предостаточно. Если диван раздвинуть, то он не достал бы до края двуспальной кровати, более, чем на два метра. На полу лежал, скрывающий по всему периметру плинтусы, цельный, красивый, очень светлый, ярко-зелёного, и при этом очень сочного цвета, жёсткий палас. На всех стенах, – белоснежные, подёрнутые неброско рисунком в редких местах, невзрачным золочёно-декоративным, как бы ниспадающим размазанным дождиком, придающим некоторую теплоту всей комнате, красивые обои до самого потолка, отторцованные на стыке с потолком, по всему периметру комнаты и далее, узеньким и красивым, без всяких декоративных рисунков, пенопластовым с выемкой, белоснежным потолочным плинтусом, – галтелью: и в комнате, и в прихожей, и в кухне, всё тоже самое, и такие же самые обои всюду. Во всей квартире было уютно, тепло, свежо и благородно. Кроме того, едва улавливался тонкий, лёгкий аромат незнакомых нежных духов, наполнявших квартиру неизвестно откуда. Больше в комнате, ничего не было.
Ознакомительная версия.
