Улица Завокзальная, как можно догадаться, проходила у железнодорожного вокзала, дом номер пять – деревянный, но довольно красивый и двухэтажный. Как мне сказали, эти дома строили для уездных чиновников, имеющих право на «казенные квартиры». Ну теперь это все снесено, а там, чуть подальше, как помню, будет военное училище. Нет, уже университет.
На всякий случай обойдя дом и внимательно его осмотрев, оставил одного из ребят в парадной. Задумавшись – а как узнать номер квартиры, прошел наверх и наткнулся на дверь, обшитую кожей и медную табличку, извещавшую, что здесь живет «Багрушин Епифан Егорович, венеролог». Меня отчего-то эта табличка развеселила, хотя показалось странным, что венерологи проживают в казенных домах. Хотя, все может быть.
Обнаружив кнопку электрического звонка (ишь ты, а дом-то электрифицирован!), нажал. Дверь долго не хотели открывать, но я был настойчив, и вот послышались шаркающие шаги, а визгливый голос сердито спросил:
– Кто там? Кого надо?
Рефлекторно встав слева от двери, вполоборота (по голосу не похоже, что человек способен стрелять, но все может быть) я произнес:
– Гости к вам из Чрезвычайной комиссии. Открывайте.
– Не жду я гостей. И комиссий никаких не знаю.
– Сами откроете или дверь выломать? – вежливо поинтересовался я, оценивая качество двери.
Ну, это не те монстры, что ставят в двадцать первом столетии, но дверь крепкая. Можно топор взять, а еще лучше гранату. У парней наверняка есть. Но граната все тут разнесет на хрен.
Пока я раздумывал, дверь открылась.
– Не понимаю, чего вам от меня надо? – сказал, приоткрывая дверь, невысокий толстый человек. – Ну чего вам надо?
– Во-первых, здравствуйте, – поприветствовал я хозяина, потянув дверь на себя. – Во-вторых, мы пришли к вам с обыском. Вот наш мандат, извольте. Если у вас есть что-нибудь запрещенное – драгоценности, золото, оружие – предлагаю выдать все добровольно.
– Нет у меня ничего! – опять сорвался на визг хозяин, протягивая трясущиеся ручонки к моему мандату.
Дав гражданину вволю налюбоваться документом (в чужие руки, само собой, его не дал) я кивнул парням:
– Приступайте.
Инструктаж делать бойцам я не стал – они лучше меня соображают, что и где искать, прошел в комнату, присел за стол и вытащил чистый лист бумаги – мне же еще опись составлять. Опять меня что-то кольнуло (а понятые?), но укол как пришел, так и ушел. Ничего, мы и без понятых справимся. Тем более, лишнего мы хозяину ничего не подкинем, нам бы у него излишки взять.
Я обвел взглядом комнату. Похоже, здесь и гостиная, и смотровая. За ширмой стоит некое сооружение, напоминающее гинекологическое кресло. Интересно, зачем оно венерологу? Хотя, возможно, он еще и абортами промышляет. Не помню, аборты запрещены или разрешены? Впрочем, черт с ним. А вот в углу я увидел портрет… последнего императора Николая Александровича. А это, случайно, не контрреволюция? Ладно, пусть будет. Только почему портрет украшен траурной лентой? Неужели его успели расстрелять? Как помню, случилось это числа семнадцатого июля, у нас же сегодня только четвертое. Странно.
– Епифан Егорович, а что это? – поинтересовался я. – Понимаю, портрет, а отчего в трауре?
– Я, гражданин чекист, считаю, что наш император умер, – с пафосом ответил венеролог. – Не было такого в нашей истории, чтобы государи от престола отрекались. Павел Первый, когда его отречение заставляли подписать, врагов своих по матушке послал…
Мне вспомнился Петр, приводившийся императору Павлу папой (хотя многие в этом сомневаются), но начинать дискуссию не стал. Не на семинаре по истории, чай! Он еще что-то вещал, но я его уже не слушал. В комнату вошел один из ребят, держа в каждой руке по двухведерному бидону.
– Спирт, – усмехнулся чекист, ставя на пол находку.
– Спирт мне нужен для работы. Я врач!
Ну кто тут станет спорить? Врачам и на самом деле нужен спирт, только я сомневался, что в таком количестве. К тому же, «сухой закон» у нас еще действует.
Вошел еще один из парней, и доложил:
– Товарищ командир, на кухне обнаружил ларь, а в нем сахарный песок – на вид, пудов десять будет. Еще четыре мешка с рисом. А главное – вот тут. Навскидку – фунта четыре.
Парень положил на стол сверток. Я развернул его, присвистнул – золотые цепочки, кольца с камушками, какие-то браслеты. Да я теперь ошалею все описывать! Терпеть не могу! «Кольцо желтого металла, с голубым камнем, браслет…» Нет уж. Сейчас все пересчитаем поштучно, отвезем в управление, а там и разберемся. Если понадобится, пусть товарищ начгубчека в исполком звонит, помощь просит.
Но самая интересная находка была сделана третьим из ребят.
– Володя, – таинственным шепотом позвал он меня, потом поправился: – Товарищ начальник, пройдемте. Я в спальне кое-что интересное обнаружил.
По кроватью гражданина венеролога лежал длинный деревянный ящик, похожий на гроб. Вытащив его на середину комнаты и открыв, мы обнаружили четыре винтовки.
Вернувшись в комнату, я сказал одному из ребят:
– Ну, надо в управление идти, телеги брать. И еще люди понадобятся.
– А зачем идти? – с обидой в голосе сказал венеролог. – Можно и позвонить, у меня телефон есть.
Ну и ну! На все губчека только один номер, а у венеролога есть действующий телефонный аппарат. Интересно, кто проверял телефонную станцию?
С описями и прочим провозились дотемна. Выдохнув и выпив стакан кипятка с куском хлеба (я сегодня даже к тетушке не успел сходить!), решил навестить Капку. Девчонка лежит в больнице уже три дня (или всего три дня?), а я, хрюндель этакий, ее ни разу не навестил.
Здание губернской больницы больше напоминало барак. Строило его местное земство (нет, земства строили больницы и школы по уезду, а это расстаралась городская Дума). Но дело не в архитектурном облике, а в качестве медицины. Как знаю – земские больницы, выстроенные в конце позапрошлого-начале прошлого века служили верой и правдой очень долго.
К Капке меня пускать не хотели. Дородная тетка в белом халате и косынке – медсестра или санитарка, сказала, что Капитолина не велела. Ну, мало ли что не велит, но мы пройдем.
Палата была узкая и длинная, словно пенал, коек на двенадцать, на которых лежали женщины – забинтованные, загипсованные. При появлении меня – такого молодого и красивого, в гимнастерке, подпоясанной ремнем, палата притихла.
Я немного постоял, привыкая к запахам. Пахло больницей. Немного спиртом, еще чем-то, напомнившим лекарство от кашля, что давали мне в детстве (какой-то там корень, как помню!) и хлоркой. Но все это перебивали «ароматы» пота, несвежего белья и немытых тел. А что, душ здесь не работает?
«Ты что, дурак, какой душ?» – одернул я сам себя и начал рассматривать койки.
Капитолину я отыскал не сразу. Девчонка лежала в постели, укрывшись с головой одеялом.
– Капка, ух Капитолина, нарисована картина, – пробормотал я, усаживаясь на край постели.
– Вовка, уходи, – пробурчала девушка. Из-за одеяла у нее получилось не очень разборчиво, но я понял.
– Ага, сейчас и уйду. Но тут ребята тебе гостинчиков сообразили. Скажи, куда положить? У вас здесь даже и тумбочки нет.
Из-под одеяла опять донеслось что-то невнятное. Похоже, мне предлагают сунуть гостинчики в другое место.
– Кап, ну прости. Ну, получилось так, что не сумел я придти вовремя, – повинился я. – У меня пересменок был, к тетке ходил. Виноват я перед тобой, да. Но ты пойми – я же живой человек, мне и покушать хочется, ну и все прочее. Я ж как вернулся, крики твои услышал, сразу рванул. Кап, ну прости. Ладно, я виноват, но парни от чистого сердца. Вот, – тряхнул я бумажным пакетом. – Тут монпансье твое любимое, а еще пара пряников. Еще парни говорили, что ты яблоки любишь, но нет пока яблок, не созрели.
Из-под одеяла донеслось всхлипывание.
– Ладно, что уж теперь, – вздохнул я, вставая с места. – Я тебе гостинчик под подушку подсуну, хошь сама ешь, хошь соседкам отдай, хошь выкидывай. Раз не хочешь со мной говорить, пойду я.
