лишь эта раскладушка стоила их пристального внимания.
— Кто здесь ляжет? — спросил Кир.
Он посмотрел на меня.
— Разыграем кровати на спичках, — предложил Артурчик. — Кто вытянет короткую, тот и ляжет на раскладушке.
Он вынул из кармана спичечный коробок.
Я кивнул и сообщил:
— Согласен. Разыгрывайте. Моя кровать — та, что ближе к входу.
Я подошёл к приглянувшемуся мне спальному месту и поставил рядом с ним сумку. Мой младший брат и Прохоров переглянулись, вздохнули. Но промолчали.
Раскладушку «выиграл» Артурчик.
* * *
Через час после заселения в гостиничный номер мы (чистые и пахнущие мылом) отправились в гости к девчонкам. Те нас встретили громким весёлым щебетом. Бурцева сидела на стуле (единственном в комнате), наряженная в короткий халат. Лена и Наташа восседали на кроватях, будто восточные мудрецы: скрестив ноги, с тюрбанами из полотенец на головах. При нашем появлении девчонки прервали беседу, поспешно поправили свои наряды. Я скользнул взглядом по комнате — около раскладушки увидел сумку Тороповой. Подумал: «Она проиграла, как Прохоров? Или получила своё спальное место в приказном порядке?»
— Когда мы пойдём на концерт Высоцкого? — с порога спросил Артурчик.
Я увидел, как Настя печально вздохнула и покачала головой.
— На концерт Высоцкого мы в этот раз не пойдём, — сказала она.
Посмотрела при этом не на Прохорова, а на Котову — будто бы взглядом просила у Лены прощения.
— У Владимира Семёновича сейчас тяжёлый период в жизни, — сообщила Бурцева. — Как сказал Аристипп: «Не позорно предаваться удовольствиям, позорно не найти сил отойти от них». Папа говорит, что Высоцкий сейчас не участвует даже в спектаклях. А в конце этой недели он так и вообще улетит во Францию.
Прохоров всплеснул руками и произнёс:
— Я так и знал!
Настя пожала плечами.
— Простите, — сказала она. — Но папа раздобыл для нас билеты на спектакль «Ревизор», что идёт сейчас в Театре сатиры. Это постановка Валентина Плучека по пьесе Николая Васильевича Гоголя. Я смотрела её уже трижды. С удовольствием схожу на неё снова вместе с вами. У нас билеты на пятницу. Хорошие места…
— «Ревизор»? — переспросил Артурчик и недовольно скривил губы. — По Гоголю?
— В этой пьесе играет Анатолий Папанов, — сказала Настя, — Вера Васильева, Спартак Мишулин, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Зиновий Высоковский и ещё много прекрасных актёров…
— … Которых ты, Артурчик, видел пока только по телевизору и в кинотеатре, — вклинился в разговор я. — Кого из них ты не хотел бы увидеть вживую? И когда ещё у тебя возникнет такая возможность?
Прохоров вскинул брови.
— Папанов? — спросил он и потёр пальцем верхнюю губу. — Миронов? Так это…
Он посмотрел на Бурцеву.
— … Я же и говорю, что «Ревизор» — это здорово, — заявил Артурчик. — Обожаю эту пьесу!
Настя улыбнулась.
— А ещё мы можем посмотреть «Безумный день, или Женитьба Фигаро»… если захотите, — сказала она. — Тоже прекрасный спектакль с прекрасным актёрским составом. У Сергея спросите, если не верите мне: он эту комедию уже видел. Думаю, что папа раздобудет нам билеты. Если я его об этом попрошу.
— А куда мы пойдём завтра? — спросил Кирилл.
— Да куда хотите, — ответила Бурцева. — Можем прогуляться по Красной площади и по Александровскому саду. Посмотрим на Государственную библиотеку СССР имени Ленина…
Вопрос экскурсий мы обсудили ещё в купе поезда.
— В ГУМ, в ЦУМ, в «Пассаж» и в универмаг «Москва», — озвучил наш общий выбор Артурчик.
— И в Московский Дом Книги! — добавил Кирилл.
* * *
Первая ночь в гостинице «Россия» прошла спокойно. Никто на нашем этаже не орал и не хлопал дверью. Даже Артурчик не мстил мне и моему младшему брату «за раскладушку» своим раскатистым храпом. Прохоров этой ночью почти не издавал звуков. Лишь изредка он и Кирилл тихо и неразборчиво говорили во сне, будто переговаривались.
Утром я выбрался из постели за час до официально намеченного времени пробуждения. Подошёл к окну, посмотрел на стены Московского Кремля и на купола Храма Василия Блаженного. Оделся и умылся. Постучал в соседний номер. Открыла мне дверь Бурцева. Настя щурила глаза, куталась в халат. Узнала меня — удивилась.
— Мы проспали? — спросила она.
Я покачал головой.
— Нет. Это я встал пораньше.
Бурцева приподняла брови.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Ничего не случилось, — ответил я. — Скажи Лене, что мне нужен её блокнот и ручка. Это срочно.
Настя пару секунд смотрела мне в лицо, будто обдумывала мою просьбу. Убрала за ухо прядь волос.
— Ладно, — сказала она. — Сейчас.
Дверь Бурцева не прикрыла. Но я не вошёл в номер — дожидался Настиного возвращения за порогом.
В комнате раздались тихие, но встревоженные голоса. Анастасия вернулась с блокнотом в руке — вручила его мне.
— Вот, — сказала Бурцева. — Держи. Зачем он тебе сейчас?
Я дёрнул плечом и пояснил:
— Запишу кое-что. Пока не забыл.
Взмахнул блокнотом и ручкой.
— Спасибо, — сказал я.
И тут же спросил:
— Кстати, Настя, ты не знаешь, в этой гостинице был пожар?
Бурцева пожала плечами. Огляделась, словно поискала взглядом в коридоре дым.
— Не знаю, — ответила она. — Не помню о таком случае. А почему ты об этом спросил?
— Так, просто.
Я улыбнулся, повторил:
— Спасибо.
Тут же резко развернулся и поспешил в свою комнату.
* * *
В номере я зажёг висевший на стене светильник, уселся на скрипучий стул. Положил блокнот перед собой на столешницу и раскрыл его на чистой странице, пролистнув сделанные красивым почерком Котовой записи.
Секунд пять я раздумывал над первой фразой. Хотя ещё четверть часа назад она уже вертелась у меня в голове. Но с тех пор я придумал ещё парочку вариантов. Поэтому не сразу выбрал наиболее удачный.
Решил, что зря мудрю — записал то начало повествования, которое мне пришло на ум первым…
* * *
Я не делал перерывов — без устали, но неторопливо записывал на странице всё новые слова. Не смотрел по сторонам. Но слышал звучавшие в комнате фразы.
— … Мы проснулись, — говорил Артурчик, — он уже так сидел…
— … Что он пишет? — это спросила Бурцева.
— … Какой-то свой сон записывает, — ответил ей Кирилл. — Так сказал нам. Но ничего толком не
