– У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, – вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.
– Но не нам менять предков наших заветы, и мои мысли тут силы не имеют весомой, – предупреждающе зыркнул на старосту Трофим Игнатьич.
– Кто ведает, десятник, что жизнь нам преподнести может? – облокотился на стену Иван и сложил на столе кисти рук в замок. – Знай одно: если помощь моя в этом надобна будет, рассчитывай. А насчет силой нас охолопить, так разве хочется тебе нож в спину получить? К каждому холопу воя не приставишь, леса кругом темные…
– Ты что, угрожаешь мне? – поднял глаза десятник.
– Упаси меня боже, просто рассказываю тебе, какие трудности ждут весь, если попытается она старыми порядками на новом месте жить. Я не враг тебе, пришел милости у тебя просить и защиты. А также всеми силами помогать тебе и общине вашей в малых и больших делах, – выделил слово «тебе» Иван.
– Добре, что ты понимаешь это… Только вот велики ли твои силы? Два сопливых отрока? Али ты, сбирающийся к старости учиться у моего дружинника владеть мечом? Равноценная ли мена выходит?
– Дозволишь ли умение показать свое, пока еще время светлое? – Егерь, получив кивок согласия, потянулся назад за свертком. – Любим, есть ли у тебя рвань какая, что не жалко испортить, или шкура старая?
– В углу, под навесом, порченые да резаные лежат, Радка умение свое испытывала. – Огонек гордости высветился на мгновение в дедовых глазах, несмотря на укоряющие будто бы внучку слова.
– Тогда милости прошу за ворота.
Иван спустился с крыльца, подобрал два чурбачка, негодной выделки шкуру под навесом, и вся честная компания отправилась за тын.
– Николай, не в службу, а в дружбу… сходи, развесь это недоразумение, метрах так в пятидесяти-шестидесяти, – произнес егерь, передавая тому завернутые в шкуры поленца и доставая из свертка двустволку. – Я из ружья Вячеслава попробую шмальнуть, оно покучнее вроде стреляет.
– Схожу, чего не сходить. А пошто не в чехле принес?
– Так как бы еще наш разговор сложился… Люди тут горячие, не чета нашим временам, – тихо в сторону произнес Иван. – А чехол жесткий, удобно через него не возьмешься, чтобы прикладом поработать… Тряпка же мне в этом деле не мешает, да и скинуть ее я в любой миг могу. Оба ствола, кстати, я еще перед нашей с ними беседой зарядил.
Крякнув, Николай отправился расставлять мишень, а десятник, скрестив руки, подошел поближе к егерю:
– Чем поразить хочешь, Иоанн?
– Иван я, так правильнее. Но лучше зови как все – Михалычем. Смотри, это мое оружие, называется ружье. Оно не боевое, для охоты предназначено. Поймешь, что такое и как действует?
– Не мыслю я, на что ты длань свою положил. А звать тя буду не по отцу, а просто воем, раз ты меня десятником кличешь. Давай, дело твори, которое хотел.
Иван кивнул, равнодушно соглашаясь на предложенное имя, и стал дожидаться возвращения Степаныча. Потом вскинул двустволку, помедлил мгновение и нажал на курок. Грянувший выстрел заставил отшатнуться окружающих, а Никифор даже присел и стал мелко креститься.
– Что за гром небесный ты на землю спустил, вой? Невместно пужать так людей добрых.
Трофим Игнатьич протянул руку к ружью, второй ствол которого Иван предусмотрительно разрядил, поднес оружие к лицу, повертел его, вернул обратно. Потом рассмотрел полешки и старую вылинявшую шкуру, простреленную решетом в диаметре сорока сантиметров, и вопросительно поднял голову на егеря.
– Именно такое оружие применялось в моем отечестве, умные люди его сделали, – начал объяснять Иван. – Но больше нет ни людей тех, ни ружей, да и зарядов, что поразили цель, осталось очень мало… Однако теперь ты должен понимать, как мы ратились. Учитывая, что и пострашнее кое-что было. Скрывать не стану, если заряды кончатся, то оружие будет бесполезно, не найдем мы чем снарядить его.
– Лучник десяток стрел за часец пошлет в цель, а это?
– Именно это примерно так же или чуть менее, если точно попасть надо.
– Не сдюжит ваша воинская рать против лука доброго. Добрый лучник стрелу за триста шагов положит в цель.
– Наша сдюжит. И положит всю вашу, не потеряв никого. Но ты прав в одном… – начал отвечать Иван, выковыривая застрявшую дробинку из поленца. – Это на мелкую дичь заряд, дробь называется. Если побольше кусок свинца взять, то полетит и дальше и точнее. Вот, к примеру, метров э-э-э… шагов за сто в тебя стрелу пустят, уклонишься?
– Знамо дело, ежели одна. Или на голомень приму.
– Меч плашкой выставишь? Понятно… А в моем случае ты не увидишь ничего и не отмахнешься. Обычную кольчугу на раз пробьет… Ну да ладно, чего это я хвастаю. Как уже сказал, на десяток выстрелов меня хватит, а потом оружие можно будет выбрасывать. Показал я тебе все это только для того, чтобы доказать, что не только оружие, но и люди у нас сильно от ваших отличаются. Сам смотри, сможет кузнец ваш сковать такое? – показал Иван на ствол.
– Донес ты до меня свою мысль, вой, – задумался десятник. – Прав ты… Тебе виднее, как использовать знания ваши. Совет держать будем. Есть про что другое молвить?
– Как не быть. За стол вернемся?
– Добре.
Беседа завершилась только за полночь. Как только все вернулись в дом Любима, десятник отпустил Петра, которому выпало караулить весь до утренних петухов, и разговор сразу продолжился. Правда, уже сопровождался чашей хмельного меда, пущенной по кругу, и поеданием нехитрой закуси. Одной чашей дело и ограничилось, желающих принять больше не оказалось, всем хотелось сохранить ясность рассудка. Благо тем для разговора набралось предостаточно. Сначала Иван выпустил тяжелую артиллерию, заставив Николая пройтись своими планами по кузнечному и кирпичному делу. Затем к собравшимся прибились Антип с Вячеславом, обошедшие за это время многих соседей с выборочным осмотром скотины. Это еще более подогрело интерес десятника и старосты. Все-таки лекарь в веси появился, как бы ни отмахивался Вячеслав от такого звания. Тем более что Антип на все лады расхваливал его, сказав, что соседская коровенка уже почти совсем оклемалась, а его кормилица уже не дрожит и только слышно, как газы выходят через заклиненную пучком соломы пасть. И соседского мальчонку посоветовал как лечить, заварив травы, собранные почти у самых ворот. А то уж больно кашель у того был тяжелый. А у него самого все нитки повыдергал… Эти слова Антип сопровождал действием, крутя во все стороны свою намазанную йодом физиономию и показывая, что след от медвежьей лапы почти зарос.
Присовокупив возможность обучения счету и письму одних «сопливых отроков» другими, Иван еще более перетянул на свою сторону Трофима Игнатьича и Никифора. Правда, оговорился, что счет и письмо у них свое, но от этого писать и считать хуже не будут, да и читать церковные книги ученики уж как-нибудь уразумеют. Все-таки буквы немного похожи.
