— А сюда прибежали от великого мора в восточных землях.
— Не от мора они бегут, а от других степняков, — снова поправил князь. — А раз бегут, значит, не такие они и сильные.
— Не знаю, только скота и обоза у них точно нет. Одни кони. Ни пленных, ни убитых даже за выкуп не отдают, после боя всех их на мелкие куски рубят и воронью оставляют — обычай у них такой.
Рыбья Кровь уже почти не слушал. Вольница наемных полков беспокоила его больше, чем количество кутигуров и их свирепость.
— Сколько лодий готово?
— Тридцать. И еще штук двадцать у купцов задержаны.
— Можешь пригнать две больших лодии и одну дубицу навстречу нам?
— Могу. А что сказать, если спросят зачем?
Дарник сердито глянул на спрашивающего пустое старшего хорунжего.
— Понял, — виновато сказал Меченый и со своими гридями во весь опор помчался назад, в город.
Велев Буртыму вести войско на соединение с основными силами, Дарник с сотней оптиматов и шестью разборными камнеметами на вьючных лошадях свернул с дороги к реке. Спустившись с крутого обрыва к воде, они двинулись к Черному Яру вдоль кромки берега. Часа через три впереди показались идущие против течения лодии. Заинтригованный непонятным ему предприятием, Меченый со своими телохранителями тоже был здесь.
Погрузив на суда четыре ватаги, а пятой поручив сопровождать их коней в город, Дарник дал команду отплывать. На широкой водной глади были только стаи уток и чаек. Когда выправились на середину реки, кормчий-хазарин спросил Дарника, куда они направляются. Князь указал на левый берег.
— Нет-нет, мы туда не пойдем! — решительно запротестовал кормщик.
Гребцы залопотали по-хазарски, выражая согласие со своим начальником. Дарник кивнул арсу, и кормщик полетел в воду. Оптиматы обнажили мечи, и гребцы покорно взялись за весла. Кормщику бросили веревку и подняли на судно, но больше к кормовому веслу не допускали.
Левый берег, заросший камышами и кустами, встретил лодии безмятежно перелетающими птицами — верный признак того, что людей поблизости нет. Найдя песчаную отмель, Дарник с Меченым и несколькими гридями спрыгнули на берег. В густых камышах виднелись лишь тропы, проделанные кабанами, и, судя по макушкам деревьев, дальше было не болото, а твердая земля.
— Есть охотники до утра остаться здесь дозорными? — спросил князь воинов.
Те молчали, потупив глаза.
— Всем дозорным будет по медной фалере, — добавил Дарник.
Вперед выступили двое гридей, за ними еще двое. Оставив с дозорными дубицу и теплые плащи, липовцы поплыли в обратный путь.
— Что, прямо здесь и будем переправляться? — с сомнением поинтересовался Меченый у князя. — Ведь коней тоже придется везти, вплавь не доплывут.
В Черный Яр они прибыли уже в сумерках. На причале их ждал посланец от хазарского наместника:
— Князя Дарника воеводы просят пожаловать на совет.
— Передай, что я переношу совет на утро, — ответил Рыбья Кровь и вместе с воинами отправился в липовский стан.
— Не успел прибыть, а уже такую обиду им нанес! — то ли восхищался, то ли осуждал Меченый, идущий рядом.
— Вторая обида будет, когда узнают, что я место переправы выбрал, — усмехнулся князь.
По сравнению с Казгаром Черный Яр выглядел гораздо беднее, что объяснялось просто: торговые пошлины хазары брали в других городах ниже по течению Итиля. Глинобитные одноярусные постройки с камышовыми крышами лепились друг к другу, оставляя между собой лишь узкие извилистые проходы. Миновав посад, липовцы вышли за городские ворота и скоро были в своем стане.
День выдался трудным, поэтому Дарник велел всем отдыхать и на вечернюю трапезу в свой шатер пригласил одних хорунжих.
— Все ли готово к переправе на тот берег? — был главный вопрос князя.
Последовало продолжительное молчание.
— Ну так воеводы вроде решили на тот берег не идти, — на правах старшего по возрасту осмелел заметить хорунжий Лисич. — Хотят плавать вдоль берега и не давать кутигурам переправиться сюда.
— Все ли готово к переправе? — словно не слыша, повторил свой вопрос Рыбья Кровь.
— А колесницы и повозки тоже будем переправлять? — уточнил Лисич, всегда отвечающий за все военные припасы.
— В последнюю очередь.
— Тогда все готово. — Лисич горделиво выпрямился на своем чурбачке.
— Вот и хорошо. — Князь по-доброму всем улыбнулся.
Едва солнце встало, Дарник был уже на ногах. Помимо телохранителей и знаменосца в крепость, что возвышалась над городом, его сопровождали два трубача, которые безостановочно трубили, вызывая ответный лай городских собак и переполох в посаде и соседних войсковых станах.
У крепостных ворот кавалькаду липовцев окликнули стражники со стены:
— Кто идет?
— Не отвечать! — приказал Рыбья Кровь свите.
Так они молча и сидели в седлах перед закрытыми воротами, продолжая трубить. Наконец на стену явился хазарский воевода и, рассмотрев княжеское знамя, приказал впустить ранних гостей.
Первым, кого Дарник встретил во дворце наместника, был Завила, ночевавший в крепости. Следом в приемный покой вошел и порядком встревоженный черноярский наместник. Обменявшись приветствиями, они стали ждать остальных воевод.
Завила оказался крупным сорокалетним мужчиной с изрядным брюшком. Вел себя невозмутимо, словно и не он упорно преследовал нагруженных казгарской добычей дарникцев, а потом, разбитый ими возле липовской Толоки, поспешно отступил. Наместник, напротив, мелко суетился, расспрашивая князя, как он разместился и почему решил идти в Черный Яр двумя путями.
— Двумя удочками больше рыбы поймаешь, чем одной, — загадочно отвечал ему Рыбья Кровь.
Вскоре прибыли и остальные воеводы. Бывалые воины, они смотрели на юного баловня судьбы со скрытой враждебностью, которая принималась Дарником достаточно беззаботно — слишком велика опасность на левобережье, чтобы они рискнули на совсем уж откровенные выпады.
Наместник начал военный совет с обрисовки общей ситуации: кутигуров много, нас мало, но у нас есть суда, и мы не должны допустить переправы степняков на наш берег. Другие воеводы поддержали его: еще месяц, и солнце окончательно выжжет всю траву, тогда кутигуры сами уйдут в другое место. Осталось только как следует распределить разъезды дозорных по правому берегу и очередность плавания сторожевых судов по реке. Дарник выслушивал все самым безучастным образом, словно его это не касалось. А потом наступила пауза — воеводы вдруг вспомнили, что самый молодой среди них еще не высказался.
