– Княже, глянь они свои шутихи назад закатывают! – надсаживая горло прокричал десятник, жеребец которого призывно ржал, так и норовя развернуться в противоположную от кровавого месива сторону.
– Половина шутих осталась стоять на месте, я заметил, стреляла каждая вторая! – эти слова воеводы помогли князю принять окончательное решение.
– Уходим! – размахивая мечом в воздухе, громко прокричал князь, хотя почти все боярские конные отряды, на которые и пришёлся основной удар «шутих», быстро летели назад к городу и без всяких подсказок со стороны.
Дружина дорогобужского князя пёрла напролом в сторону набережной Ильинского конца. Там у причалов стояли ладьи. Слава Богу, подумал Ростислав Мстиславич, что Владимир заявился сюда пешком, а не приплыл на своих галерах, на которых, по слухам, стояли всё те же «шутихи».
И тут князь увидел, как ворота Ильинского конца распахнулись и на кнехтов, бегом, двинулась колонна в три сотни пехотинцев, а вслед за ними из ворот начала вываливаться многотысячная толпа вооружённого заднепровского мужичья. Не доходя сотни шагов до сразу запаниковавших немцев, узревших бегство союзной конницы, пешцы княжа остановились, и больше сотни лучников, сжимающие в руках странные, несуразные луки обрушили на головы кнехтов сотни и тысячи стрел.
Передовые отряды бегущей боярской конницы сразу разделились на два рукава, не рискуя вступать в бой с войсковым подразделением княжа. Половина поскакала на север, а другая половина, побросав своих лошадей, ломанулась к стоящим у причала ладьям, намереваясь побыстрее переправиться на левый берег. Но около двух десятков бояр продолжили движение по прямой, намеривались проскочить мимо батальона и переправиться на левый берег по мосту, вероятно, жалея бросать своих жеребцов. Но когда они приблизились к левой стороне батальона, то были за считанные секунды ссажены наземь железными самострелами княжа. Но, что удивительно, от этой колонны послышались всё те же, до боли знакомые выстрелы, правда, намного менее громкие, а потом над строем появились небольшие облачка белого дыма.
– Бросаем коней, уходим на ладьях! – приказал князь своей изрядно поредевшей дружине, не рискуя прорываться по мосту, дабы не повторить судьбу утыканных стрелами кнехтов или бояр, в муках, корчащихся на обочине.
Наспех стали грузиться в ладьи и тут же отчаливать от берега. Ильинские ополченцы, возглавляемые пешцами Владимира, добивали кнехтов, а многие вооружённые горожане уже бросились к причалам.
– Княже, глянь назад! – прокричал князю на ухо воевода.
Князь, внимательно следящий за избиением немецких союзников на берегу резко развернулся на полкорпуса. И увидал вдали многочисленные чёрные точки быстро приближающихся всадников. Это скакали ранее сбежавшие с поля бояре княжа. Они громко кричали, размахивая оружием, и прямо наскоку вбивали свои сулицы и копья в спины отставших, азартно рубя мечами по головам и шеям оказавшихся в хвосте всадников его бывшей конной рати.
– Быстрее гребите, дурни! – запаниковал князь, окончательно потеряв самообладание.
Когда облака порохового дыма окончательно развеялись, стало ясно видно, что «левая рука» конницы с двумя сотнями конников была истреблено чуть ли не наполовину, а в три раза более многочисленное правое крыло лишилось до 1/5 части своей кавалерии, но и этого им хватило за глаза. Уцелевшие всадники, шокированные произошедшем, стали разворачивать коней.
– Veni, vidi, vici, – громко продекламировал я известное в моё время изречение.
– Прости, княже, не расслышал? – комбат третьего батальона Возгривец вопросительно уставился на меня.
– Не обращай внимание, комбат, это латинские слова, они означают «Пришёл, увидел, победил».
Возгривец улыбнулся в бороду:
– А ведь так оно и есть княже! Никогда не видел и даже не слыхивал о таких победах, что ты одержал сегодня. Я до сих пор не верю своим глазам! – признался комбат.
Не обошлось, что называется без ложки дёгтя. Главные злодеи, предусмотрительно скакавшие в глубине конных колонн, похоже, выжили! Во всяком случае, улепётывающего Ростислава Мстиславича, я успел рассмотреть в свою трубу.
Пушкари откатывали свои отстрелявшиеся «единороги» вглубь пехотных построений, но четыре десятка орудий с ближней картечью всё ещё находились на изготовке.
Хоть победу я и одержал, но автоматически «потерял» при этом половину всей своей артиллерии. Пороховому заводу потребуется целый месяц, чтобы восстановить прежний запас пороха, к тому же, очень много селитры шло на производственные нужды. Да и запаса зарядов дальней картечи я тоже лишился на неделю минимум. Теперь, если придётся воевать, а делать это придётся, так как я намеривался подняться вверх по Днепру до взбунтовавшихся уделов, сражаться будем всё больше по – старинке стрелами, да болтами.
– Сигнал коннице! – отдал распоряжение сигнальщику, и высоко в воздух взлетела пороховая ракета – это был условный сигнал для Перемоги.
Этой поразительной победой, похоже, был окрылён не только я. Лица окружавших меня телохранителей, вестовых, сигнальщиков, казалось, были изумлены до глубины души открывшейся перед ними батальной панорамой. Пехотинцы удивлённо переглядывались. Они ещё долго не могли понять, что случилось?! Разбили начисто конного супротивника, погибших нет, а раненных пущенными на излёте стрелами всего два человека на все три полка! Лучники с арбалетчиками во врага не одной стрелы не выпустили! Что случилось и как такое вообще может быть? – вот, что выражали их шокированные происходящим лица.
Прискакало несколько ратьеров, точнее конных разведчиков, пережидавших минувший бой в ближайшем лесу. Ротный Душило лично подвёл к третьему батальону моего коня. Забирался я на свою четвероногую скотину под громкие крики батальонов, дружно заоравших:
– Слава князю Владимиру! Слава!!!
Старательно подавляемый страх, ещё несколько минут назад сковывавший пехоту, сейчас пропал, как его и не было вовсе, и сменился радостно бурлящим возбуждением. На лицах ратников непроизвольно расцветали улыбки.
Учения – учениями, но разгром конных дружин пехотой очень многим хорошенько так рвал шаблон. К тому же убитых с нашей стороны вообще не было! Только пара человек оказались ранены пущенными на излёте стрелами.
На горизонте появились спешащие к месту боя, точнее разгрома, конные отряды верных мне бояр и купцов. Объехав выдвинувшиеся вперёд пехотные колонны, громко закричав, они, с места в карьер, поднимая пыль столбом, кинулись преследовать остатки беспорядочно отступающих отрядов бояр и дружинников Ростислава Мстиславича.
Переведя взгляд с быстро удаляющейся конницы, я обратил своё внимание на поле боя. Оно было усеяно многочисленными трупами, но попадались и живые – бившиеся на земле кони, силившиеся встать на ноги, а также залитые своей и конской кровью дружинники, бросавшие оружие, сдаваясь на милость победителям. Выделенные из состава полков «призовые команды» стрелков, навесившие на крюки и за плечи уже не нужные арбалеты и луки, вовсю орудовали верёвками и кинжалами – связывая пленных и добивая раненных животных.
Набранное Ростиславом Мстиславичем из смолян ополчение даже и не мыслило сопротивляться. Они с видимой радостью и облегчением покидали наземь своё разномастное оружие и, усевшись на пятые точки, заискивающе поглядывали на пехотинцев. Выполняя мою установку, бойцы полонили только командиров, профессиональных дружинников и бояр. Всех остальных смолян тут же отпускали на свободу.
Пленных кнехтов, новгородцев и бояр – бунтовщиков в тот же день, точнее под вечер, перекололи копьями – моим пикинерам надо было набираться соответствующего опыта. Ведь убить человека – это не то же самое, что разить учебное чучело. Трупы скинули в Днепр.
Казнил бояр – бунтовщиков я без всякого сожаления. Попадись мне в руки князья – и их бы недрогнувшей рукой порешил.
Сейчас боярство на Руси «цветёт и пахнет», как сорняк на разлагающейся куче, в которую быстро превращалась ранее централизованная Киевская Русь. Князья, отринув всякий здравый смысл, с умилением и всё нарастающей скоростью продолжали самозабвенно дробить русские земли. А бояре этим обстоятельством вовсю пользовались, руководствуясь простой логикой – чем больше князей, тем больше при них обретается ближних бояр, наделяемых князем властью и землёй. Хоть в этом отношении монголы сделали благое дело – физически сократили количество князей и пару столетий выдавали ярлык на великое княжение индивидуально конкретному князю, что очень в дальнейшем поспособствовало централизации складывающегося государства – Московской Руси.