Поэтому решено было идти пешком. Кладбище Невинных находилось в получасе ходьбы от нашей казармы и замка графа Дебюсси…
Я достал из рюкзака налобный фонарь, и с удовлетворением отметил, что заряд аккумулятора показывал семьдесят процентов. "При вскрытии могилки – это наипервейшая вещь"- резонно подумал я. Тащить с собой аркебузу не было смысла; и я положил в карман камзола коробок спичек и три петарды… В этот момент, в дверь тихо постучали – это был Кристофер с Николасом. Мы спустились во двор, и сразу же от стены замка отделилась тень в плаще с капюшоном на голове – это была Беатрис. В руках у неё были три чёрных шёлковых плаща, в которые мы мгновенно облачились; и пошли к воротам замка, стараясь ступать мягко и не скрипеть сапогами…
В эту ночь, на вратах замка графа Бернарда Дебюсси, командующего первой ротой гвардейцев короля, несли службу Маркус и Анри.
– Удачи вам, ваша светлость, – сказал Маркус, открывая узкую дверцу в воротах.
– Благодарю вас, шевалье. – тихо ответила Беатрис, и мы вышли за ворота замка.
Через пять минут мы уже были на вымощенной булыжником улице Сен-Дени. Редкие фонари тускло освещали здесь дома и дворцы. Номера на стенах были написаны не арабскими, а римскими цифрами.
Наш небольшой отряд направлялся в самый шумный и зловонный район Парижа. Здесь находился самый крупный рынок Ле-Аль, и самое большое, и самое старинное городское кладбище, названное кладбищем Невинноубиенных, или кладбищем Невинных.
Это было одно из самых опасных мест города. Днём здесь шла бойкая торговля, шныряли воришки, зарабатывали свой хлеб проститутки, выступали проповедники; а по ночам, на территории рынка, и на окраинах кладбища, собиралась парижская голытьба, а также разбойники и грабители. В этом месте находился и позорный столб, к которому приковывали преступников… На самом кладбище всё ещё существовали пещерки с отшельниками… На этом кладбище, как говорили, была особенная земля: труп человека в ней разлагался всего лишь за десять дней… что являлось своеобразной благодатью…
Шли мы быстро, и подошли к кладбищу менее чем за полчаса.
Одинокий фонарь тускло освещал лишь верхушку длинной стены, под которой приютились десятки бездомных бродяг, попрошаек, и Бог знает кого… Здесь же, на углях костра, стоял большой котёл с варившимися в нём тушками голубей.
– Покушайте с нами этого супчика, ваши милости, такой супчик любит наш король, – раздался чей-то гнусавый голосок и многочисленные смешки.
Мы двинулись цепочкой вдоль этой стены. Первым шёл Кристофер, крепко сжимая ладонью эфес своей шпаги. За ним следовал Николас; далее шла Беатрис, закрыв голову капюшоном… Замыкал цепочку я, чувствуя сильнейшее напряжение, и готовый выхватить шпагу в любую секунду…
В отличие от Беатрис, мы не закрывали головы капюшонами…
– Куда вы тащите втроём одну бедняжку, – вдруг раздался голос какого-то бродяги, и высунутая из мрака толстая рука схватила край плаща Беатрис.
Я мгновенно выхватил шпагу и полоснул её кончиком по жирной и грязной ладони. Бродяга вскрикнул и отдёрнул руку в темноту под стеной… Появившиеся было смешки, мгновенно прекратились…
– Если кто-то ещё откроет свой рот в нашу честь, я проколю ему глотку своей шпагой, – громко заявил Кристофер.
– Спасибо, – тихо проговорила Беатрис, – Нам ещё идти прямо минут пять…
Из-за ночных облаков вынырнула полная Луна, словно нам в помощь… Мы прошли ещё метров сто вдоль стены, и под ней уже никто не сидел…
Луна полностью открылась, стали хорошо различимы склепы и надгробные плиты. Здесь покоились уже люди побогаче, чем на краю кладбища…
– Стойте, – воскликнула Беатрис и указала рукой на низкий склеп из светлого мрамора.
Мы подошли ближе. На белом мраморе светилась золотыми готическими буквами надпись: "Парнелла Фламель покоится здесь с миром"…
Я взял железный заступ у Николаса, который нес его всю дорогу, и подсунул его в щель мраморной плиты, заросшей травой, но тяжёлая плита не поддалась… Тогда мы втроём навалились, и сразу же сдвинули мраморную плиту с низких каменных стенок склепа… Крысиное семейство выскочило из-под плиты, Беатрис вскрикнула, и мы увидели крышку тёмного гроба.
– Вы кто такие! – вдруг раздался за нашими спинами громкий голос. – Я сейчас позову стражу!
Мы обернулись и увидели толстого малого с пикой в руках. Её остриё было в метре от груди Кристофера.
– А ты кто такой? – спокойно произнёс Кристофер, и резким движением вырвал пику из рук толстяка; причём с такой силой, что её обратный конец больно ударил его по щекастой физиономии…
– Кто ты такой… – злобно прошипел Кристофер, сделал любопытному подножку, пока тот тёр свою физиономию, и, лёгким толчком руки, повалил его наземь.
– Я, я кладбищенский сторож, – промямлил толстяк испуганным голосом, ползая по земле.
– Мы не грабители, и скоро уйдём, – сказала Беатрис. – Только вот посмотрим, есть ли кто в этой могилке…
– Стой здесь, и ни шагу назад; а то проткну твоё жирное брюхо шпагой, вот визгу – то будет… – весело сказал Кристофер.
Мы беззлобно засмеялись. Толстяк поднялся, не переставая тёреть свой подбитый глаз…
Николас взял заступ, и крышка гроба плавно сдвинулась почти наполовину…
В гробу кто-то лежал, как и положено, лицом вверх…
Я опустил налобный фонарь ниже на два щелчка, и мы вздрогнули… То, что покоилось там, смотрело на нас пустыми глазами, с застывшей улыбкой джокера… Да, это были большие и совершенно пустые глаза, как у Голема…
Я почувствовал, как мой затылок запылал, и тепло разлилось по всей спине…
12.2.
– Это кукла! – воскликнула Беатрис.
Да, это была деревянная кукла, только в отличие от Голема, в неё не вдохнули жизнь…
– Её здесь нет, значит она не умерла и существует в наше время вместе со своим гениальным супругом, – сказал я.
Кладбищенский сторож что-то пробормотал невнятное и осенил себя крестным знамением.
– А зачем эта кукла здесь в гробу? – спросил Николас.
– А затем, чтобы гроб не казался пустым, когда его сюда тащили… – усмехнулся Кристофер.
– Мне всё ясно, – сказала Беатрис, – закрывайте.
Мы с Кристофером поставили крышку гроба на её прежнее место, и вместе со сторожем, сдвинули могильную плиту в начальное положение.
– Ты нас не видел, и рассказывать тебе нечего… – сказал Кристофер и бросил кладбищенскому сторожу золотой ливр.
– Могила, – ответил толстяк, и мёртвой хваткой, несмотря на свою комплекцию, ловко поймал золотую монету…
Наш небольшой отряд двинулся в обратном направлении, и в той же последовательности.
Дойдя до костра с голубиным варевом, бродяга, мною пораненный, был уже с перемотанной тряпкой ладонью, и, увидя нас, громко возопил:
– Милостивые господа! За что я пострадал?! Как мне теперь добывать хлеб свой насущный… грех ляжет на вас…
– Не распускай руки, – сказал я и дал ему золотой…
– Если будете в ближайшее время на связи с великим алхимиком, ваша светлость, попросите у него эликсир, – сказал я, когда мы шли по вымощенной булыжником улице.
Кристофер и Николас недоумённо переглянулись.
Беатрис загадочно улыбнулась и ничего не ответила; она шла, уже сбросив с головы капюшон…
Через полчаса мы благополучно вернулись на территорию замка графа Дебюсси, без дальнейших приключений…
Я чувствовал, как уважение и интерес к моей персоне заметно возросли, после нашей поездки в Германию. Всё, что касалось артиллерии, должен был делать и решать я…
Я и давал распоряжения: что нужно покупать для изготовления пороха и бронзовых стволов…
Нижние помещения нашей казармы освободили от лошадей, и устроили там настоящие оружейные мастерские, по распоряжению коннетабля и согласию графа…
Мы готовились к визиту короля для демонстрации новых пушек и пороха. Я собственноручно сделал мишени из пергамента с нарисованными кругами и цифрами. К нам в мастерские привезли плавильный котел со всем оборудованием. Денег не жалели и покупали всё что надо по моему первому требованию. Фактически я стал начальником и главным инженером оружейного производства на территории графского замка. Сам граф и его дочери проявляли к этому делу не меньший интерес, чем мы… Из парижского университета приходили молодые люди обоего пола из знатных фамилий (вместе с Беатрис) и засыпали меня самыми разнообразными вопросами…
