что это за зверь такой, первый в карьере пленник?
– А покажи.
Отец Николай подошёл к неплотно прикрытой двери и крикнул:
– Сашка, тащи супостата под пресветлые очи!
В коридоре послышался шум, громкий шлепок оплеухи, и появившийся на пороге молодой плечистый штрафник бодро отрапортовал:
– Рядовой Засядько по вашему приказанию прибыл! – Не дожидаясь дальнейших указаний, швырнул удерживаемого за воротник мундира пленного под ноги командирам. – Инструмент тоже принести?
– Что принести? – не сообразил прапорщик.
– Александр Дмитриевич намекает на опыт запорожских казаков в развязывании чужих языков, Ваше Высочество, – пояснил батюшка. – Оно, конечно, грех, но ежели во благо Отечества, то вполне простительный. Совсем малый, даже епитимии не подлежит.
– Но… но как это соотносится с понятиями чести?
– Никак. – Священник пробарабанил пальцами на рукояти палаша залихватский марш. – Подлые захватчики чести иметь не могут, потому их допрос бесчестным занятием не является, приравниваясь к обычной трудовой повинности. А труд угоден Господу, ибо завещано нам добывать хлеб свой в поте лица своего. Истина и правда – суть хлеб души.
– Интересная трактовка, – покачал головой Тучков. – Вы где богословию обучались, отец Николай?
– На Нерчинском заводе, а что?
– Да так, к слову пришлось… А этот англичанин живой?
– Живее не бывает, – заверил Засядько и похлопал сомлевшего красномундирника по щеке. – Просыпайся, милок, третий ангел вострубил. Ага, очухался… Так я за инструментом, Ваше Высочество?
– Да, конечно… – Александр Павлович сбросил с себя некоторое оцепенение. – И потом поможете тут.
– Способный вьюнош. – Батюшка благословил выходящего штрафника. – И из хорошей семьи, между прочим.
– Мы тут все из хороших семей, – хмыкнул Тучков. – А как же он в заговор ввязался?
– Да никак. Попал по случайности: был арестован патрулём, когда покидал спальню Дарьи Христофоровны фон Ливен через окно. Сопротивлялся, конечно, причинив побои восьми нижним чинам и двум офицерам. Ну и как результат…
Приготовления оказались излишни: едва только на столе прямо поверх карты были разложены приспособления, позаимствованные у живущего неподалёку цирюльника, как англичанин забился в истерике и заговорил, опережая словами мысли. Тучкову, записывающему показания, пришлось несколько раз грубым образом обрывать изливающийся поток, чтобы перо успевало за откровениями. Хотя многого лейтенант и не знал по причине невеликого чина, но услышанного оказалось достаточно.
Эскадра прибыла сюда прямо от Копенгагена, где имела серьёзный бой с флотом и береговыми укреплениями датской столицы. Упорные даны не желали сдаваться, несмотря на значительные потери, и лишь угроза сэра Горацио утопить плавучие батареи, куда свозили раненых с кораблей, вынудила их пойти на переговоры. И неизвестно, чем они могли закончиться, если бы не случившийся на флагмане взрыв, унёсший жизни адмирала Хайд Паркера и половины команды, включая почти всех офицеров. Оставшийся без опеки сверхосторожного и рассудительного командующего, Нельсон поблагодарил судьбу за столь великолепный и своевременный подарок. А поблагодарив, оставил в покое упрямых датчан и бросился на вожделенную и более привлекательную, по его мнению, цель.
– А ракеты? – ласково заглядывая пленнику в лицо, спросил Засядько.
– Я не знаю! Их привезли буквально вчера торговой шхуной, и откуда они взялись… Я простой морской пехотинец, сэр!
– Но дворянин? – зачем-то поинтересовался Александр Павлович.
– Да сэр, Ваше Высочество, сэр!
– Не понял… ты высочество?
– Нет, сэр, это Вы… Но моя семья достаточно обеспечена, чтобы заплатить выкуп.
– Не сомневаюсь, вы все и за всё заплатите. – Александр забрал у отца Николая палаш и, коротко хекнув, почти без замаха рубанул англичанина чуть ниже уха. – Но кому-то нужно быть первым, не так ли?
Резко отвернулся от заваливающегося на спину тела и бросил клинок на расстеленную карту, обильно окрасив её красными брызгами:
– Мы – звери, господа! Если нам нет места среди людей, мы будем зверьми. Собирайте унтер-офицеров на совет, Александр Андреевич.
– Тихо ты, придурок, весь Ревель разбудишь. – Фельдфебель Величко показал увесистый, хорошо различимый даже в темноте кулак одному из унтеров. – Чего суетишься?
– Солдат у меня пропал, Афанасий Фомич. Вот только что, часа три назад, был, а сейчас нету.
– Заблудился, поди.
– Дык я его не посылал никуда. Всё на глазах вертелся… Вот оказия какая.
– Послужишь с моё, тогда и удивляться перестанешь. Солдаты созданы Господом в наказание начальству за грехи прошлые, настоящие и будущие. Вредные механизмы, к ружью прилагающиеся, Егорий Кондратьич. Дай им пушечное ядро, и его… того… поломают. А уж потеряться! Кто хоть таков?
– Из бывших, Муравьёв.
– Который из них? Апостол, что ли?
– Ну.
– Да и хрен бы с ним, Егорушка, нашёл о ком жалеть.
– Так для отчётности, Афанасий Фомич.
– Ну разве что.
Батальон, вернее его остатки, потихоньку выдвигался к своей цели кривыми переулками, стараясь пробраться как можно тише и незаметнее. Поначалу предприятие казалось безнадёжным жестом отчаяния, но когда стали присоединяться поодиночке и целыми отделениями моряки сгоревшей эскадры, настроение понемногу приподнялось. Шесть с половиной сотен штыков – уже сила. Что смогут сделать какие-то англичашки, которых недавно побили даже индусы?
– Александр Андреевич, передайте приказ всем заткнуть пасти. Пожалуйста! – попросил великий князь. – Не к добру эти ажитации и игривости, не на свадьбу идём.
Штрафники дисциплинированно замолчали, хотя многие недоумевали: чего опасаться-то? Европа, как известно, ночную войну не одобряет и признаёт недостаточно рыцарственной, противник нападения не ждёт. Разведчики говорят, что даже часовых не выставили, только фонари зажгли вокруг. Ага, и в каждом окне – свет.
– Отец Николай, – позвал Александр.
– Да, Ваше Высочество?
– Как и договаривались, берёте полусотню фельдфебеля Величко, роту моряков и занимаете Кадриоргов парк. На вас тылы, и чтоб ни одна сволочь не ускользнула! А вы, господин начальник штаба, – перешёл на официальный тон, – вы располагаетесь на близлежащих улицах и перехватываете возможное подкрепление к неприятелю. Я же… Ну, тут уж как получится.
– Что получится?
– Не знаю, но глупо оно всё как-то…
– Да ладно, – ободрил священник. – Вот, помнится, при осаде Оренбурга… хм… да… в том смысле, и хуже бывало.
– Вы ещё здесь, отче? – Александр Павлович предпочёл не заметить многозначительную оговорку. – Начинаем только после того, как приедет английский адмирал. Всем по местам!
Тишина, только изредка хлюпнет жидкая грязь под солдатским сапогом. Ну где же этот однорукий чёрт Нельсон? Неужели в последний момент передумал и решил принимать капитуляцию на своём корабле? Нет, невозможно, слишком сэр Горацио чувствителен к таким тонкостям – ключей на подушечке мало, нужна бумага! Красивая и солидная бумага для представления в Лондон. Да и не упустит возможности ощутить себя хозяином и повелителем взятого на шпагу города, тщеславен адмирал, ой как тщеславен. Приедет, никуда не денется, тем более губернатор уже тут и мнётся у кареты, ожидая победителя. Повесить его потом, что ли? Кого? А обоих
