генералом и министром обороны.
Успешной разработке также способствовало то, что фирмой изготовителем выступили не оружейные мастерские, а Dansk Rekyl Riffle Syndikat, или просто Синдикат, как ее звали в России – «датское ружье-пулемет Синдикат» из-за надписи на оружии, «Мадсеном» пулемет стали называть позднее. Я с интересом рассмотрел винтовку (она все же будет выпущена небольшой серией для вооружения датских морпехов), потом, улучив момент, когда чиновники отвлекутся на разговор с директором завода, спросил Шоубо, что он собирается делать, когда закончится срок обязательной военной службы. Йенс ответил, что попытает счастья как инженер-оружейник за границей, скорее всего в Германии или Бельгии. Я сказал ему, что если его заинтересует, то мог бы предложить работу по доработке его же проекта самозарядного автоматического оружия, на что Шоубо ответил, что не хочет ехать в Россию.
– Господин лейтенант, а если бы вы получили предложение о работе в Швейцарии или Швеции, вы бы его рассмотрели? – тут же подцепил я на крючок конструктора.
– В этих странах – да, но при наличии хорошего жалованья.
– Хорошее жалованье при наличии результата я вам гарантирую, вот моя визитная карточка.
Узнав, куда писать Йенсу, обещал дать знать ему в течение месяца-двух.
С тем мы и покинули оружейный завод, точнее мастерские, если судить по объему производства и общему оснащению и количеству работников. Еще я понял, что в Дании превалирует немецкая школа оружейников: в оружии должно быть много деталей и они должны быть изготовлены фрезерованием, никакой дешевой штамповки. Именно поэтому в русской армии было много нареканий на пулеметы «Мадсен» – капризны, отказов много, привередливы к качеству смазки и качеству патронов, что вылилось в не совсем солидное прозвище «чертова балалайка».
На следующий день гуляли по Копенгагену, обычный западноевропейский город, мне напомнил Амстердам в миниатюре: те же дома «плечом к плечу» с брандмауэрами и блоком-балкой под крышей, чтобы мебель поднимать и затаскивать ее через окна, а то по винтовой лестнице на верхние этажи она просто не пройдет. Красные черепичные крыши и выкрашенные веселенькой краской фасады домов давали общую пеструю картинку…
Зашли поесть, и тут не слава богу – это «страна семисот бутербродов», которые являются самостоятельным и самодостаточным блюдом, правда, их размер в трактире раз в двадцать больше, чем на приеме у короля – так что пара бутербродов – и ты уже наелся. Горячие блюда сродни немецким: свинина, колбаски, сосиски; но разделены и дополнены морепродуктами. Впрочем, устрицы я никогда не любил – глотать скользких холодных моллюсков – это не по мне, а вот жареная камбала с картошкой под кружку пива меня вполне устроила. Маша поковырялась в рыбе без энтузиазма и заявила, что ей хочется фруктов. Сказано – сделано, зашли в зеленную лавочку и купили большую корзину сладких груш, яблок, небольшой арбуз и до кучи – итальянского винограда. Попросили все это доставить на броненосец. Еще погуляли по старому городу и поехали в порт.
Дал телеграмму Норденфельту, поскольку завтра мы идем в Стокгольм, и я хотел бы с ним встретиться к взаимной выгоде. Купил газет, местные с фотографией с королевского приема и блистательной Grand Duchess [42] Mary Stefani-Abissinian, Маша получилась хорошо, а я рядом с ней – бука-букой. Может, сбрить бороду, тем более что Маша энергично, еще с Афин, взялась приводить меня в порядок – сама приготовила на меду (и вроде как на прополисе?) мазь на травах, которые собирала на афинской вилле и вокруг неё, сопровождаемая верным Артамоновым с револьвером на боку. За месяц такого лечения кожа у меня на лице и руках перестала иметь копченый оттенок и стала значительно лучше выглядеть. Что самое интересное – у меня стало улучшаться зрение, в старых очках мне стало некомфортно и во время прогулки по Копенгагену я посетил окулиста, который подтвердил это и выписал мне новые очки.
Утро встретили в море, было пасмурно, серое небо и серо-стальные волны. Маша сидела, с ногами забравшись на постель и укутавшись в теплый плед, – она читала сказки Андерсена во французском переводе.
8 сентября 1892 г., Стокгольм
Во дворец к королю поехал лишь Сандро, прочие были приглашены вечером в оперный театр. С Торстеном Норденфельтом я встретился на пирсе, он приехал в порт, чтобы встретиться со мной, и мы решили поехать в какое-нибудь тихое место, где можно спокойно поговорить. Этим местом оказался отдельный кабинет довольно неприметного ресторанчика в центре. Я рассказал об афере мсье Базиля. Торстен тоже пожаловался на то, что Захарофф обманул его с контрактом, где маленькими буковками было написано, «не использовать и не производить ни целиком, ни по частям изделия господина Максима». И вот сейчас дело в лондонском суде, высшим арбитром выступает Палата лордов, и чем все закончится, можно предугадать с большой долей вероятности – господа Виккерсы и Захарофф выйдут сухими из воды. Предложил объединить усилия в нажиме на Виккерсов, с тем, чтобы они отказались от Захароффа, а как одиночку, «дожать» его будет легче.
– Господин Степанов, вы не знаете Базиля – он скользкий, как угорь, и выскользнет из любой ловушки. Но я согласен помочь вам попробовать наказать нашего общего обидчика.
Я попросил Торстена, прежде всего, заверить, что никаких денег он от меня не получал, счет на который было переведено золото, ни ему, ни его родственникам не принадлежит. Подпись на передаточном листе акций, заверенном подписью Захароффа, тоже не его, и Захарофф никогда не сообщал ему о передаче акций. Потом, пообедав, мы поехали в банк и хотели узнать имя получателя золота от меня, но банк такую информацию дать отказался, впрочем, они сообщили, что из полиции на днях был запрос по этому счету, и они, естественно, раскрыли властям всю информацию о получателе, какая у них была.
Я спросил Норденфельта, функционирует ли его завод, он ответил, что да. Все кораблестроение и производство орудий и картечниц он продал Виккерсам за двести тысяч фунтов [43], сейчас занимается только стрелковым оружием, в основном охотничьим. Я спросил, можно ли посмотреть завод, Торстен ответил, что до него от Стокгольма около 40 верст по железной дороге, но, если визит броненосца продлится, то завтра он может прислать инженера, чтобы он меня сопровождал на завод. Я ответил согласием, мы расстались, и я поехал на телеграф. Послал телеграмму своему присяжному поверенному доктору юриспруденции Гельмуту Шмидту (именно он с подачи Агеева представляет мои интересы) о том, что получил от Торстена письменное заверение в фальсификации его подписи, но не мог получить данные в банке
