Отдельным циркуляром сообщалось, что в связи со смертью генерала Духонина и ранениями офицеров Ставки, временно исполняющим обязанности начальника штаба Ставки, назначался полковник Шапошников. Одновременно с этим, секретно телеграммой Шапошников вызывал в Берлин московского генерал-губернатора Алексеева.
Всё это, Покровский с Шапошниковым успели рассказать ненадолго пришедшего в себя Корнилова. С большим трудом, дослушав до конца слова офицеров склонившихся над ним, Корнилов только кивнул головой, и устало, закрыв глаза, уснул. К счастью рана на затылке была только скользящей, но в результате контузии у правителя были сильные головные боли, из-за чего врач сделал обезболивающий укол, погрузивший больного в сон. Кроме этого в результате травмы спины, изо рта Корнилова временами отходили густые сгустки крови, что очень не нравилось врачу. Спешно были вызваны лучшие специалисты из близлежащих фронтовых госпиталей, а так же была послана телеграмма генералу Бехтереву, с приказом немедленно прибыть в Ставку. К услугам немецких докторов, в целях соблюдения тайны, по настоянию генерал-майора Щукина решено было не прибегать.
В результате налета германского дирижабля на литерный поезд погибло девятнадцать человек, в числе которых находилась русская военная элита, чьими усилиями были недавно одержаны блистательные победы над врагом. Двадцать один человек получили ранения различной степени тяжести, в основном это были казаки конвоя верховного правителя и пулеметчики, вступившие в перестрелку с пулеметчиками дирижабля.
В число лиц погибших при бомбежке не попал член британской военной миссии подполковник Фельтон. Как показало следствие, возглавляемое генерал-майором Щукиным, он погиб в результате нападения на него бандитов с целью грабежа. Тело британца было найдено в кустах недалеко от станции. Видимо Фельтон попытался оказать сопротивление нападавшим, и был убит ими выстрелом из револьвера системы «Наган».
Все члены команды немецкого цеппелина совершивший этот дерзкий налет были мертвы. Часть экипажа погибла от взрыва и последующего падения аппарата на землю, а те, кто все же спасся, были безжалостно изрублены саблями и заколоты штыками набросившихся на них казаков конвоя. Видя, что из всего состава пострадал исключительно вагон Корнилова, разъяренная охрана уничтожила всех аэронавтов противника, включая раненых, не желая брать в плен врагов. Более того, узнав о ранении главковерха и гибели генералов, пылавшие праведной местью казаки, в мгновения ока развели из оказавшихся под рукой шпал огромный костёр и пошвыряли в него тела немцев. Конечно, их поступок был очень необычен и суров по своей форме, но никто из офицеров не проронил остановить охваченных горем людей.
Тела всех погибших генералов в последствии были отправлены в Петроград. Там они были с воинскими почестями похоронены в Александро-Невской лавре, за исключением генерала Каледина. Его останки были отправлены в Новочеркасске, где их похоронили. Все остальные погибшие чины, были преданы земле в Москве на территории Донского монастыря.
Благодаря стараниям медиков, состояние здоровье Корнилова стабилизировалось к 25 декабря. К этому времени в Берлин уже прибыл генерал Алексеев, который незамедлительно взял в свои руки командование Ставкой. Но это было после, а утром 22 декабря, пережившие ужасный налёт люди, только начинали свою борьбу за окончательную победу.
Весь день, связисты Ставки в своем обычном режиме передавали приказы в войска, принимали послания и давали ответы за подписью Корнилова. Все они были либо отданы им самим перед налетом, либо при их составлении использовались ранее сделанные им распоряжения. Все это должно было показать друзьям и врагам России, что Корнилов жив и твердо держит руку на пульсе событий.
Все попытки представителей союзников, а так же немецкой администрации увидеть Корнилова, были ловко дезавуированы действиями генерала Щукина, который ссылался на запрет врачей, требующих полного покоя правителя. Главной причиной этого, называлась контузия головы, полученная Корниловым во время налёта немецкого дирижабля.
Но это были лишь тыловые игры. Всё внимание походной ставки было приковано к войскам ушедшим за Эльбу. Там, вдалеке от своих основных тылов держали они последний экзамен этой войны.
Первым, выполняя приказ кайзера, на русских обрушил свой удар Людендорф. Собрав все имеющиеся в его распоряжении силы, фельдмаршал ударил по Геттингену, через который шло непрерывное снабжения прорвавшихся к Рейну войск генерала Сверчкова. С его падением ударный кулак русских оказывался полностью отрезанным от своих тылов и становился, не опасен для тылов Западного фронта немцев.
Расчет лучшего тевтонского ума был верным, но не только один Людендорф мог стратегически мыслить. Покойный генерал Духонин так же прекрасно осозновал важность этого города и, не поддавшись желанию продвинуться, как можно дальше в тыл врага, он настоял на подготовке Геттингена к обороне. По его приказу часть подкреплений направляемых Сверчкову были оставлены в Геттингене. Так, что когда немецкий авангард устремился на штурм города, он встретил хорошо организованную оборону. Начались ожесточенные бои.
Когда взволнованный Покровский принес телеграмму от коменданта Геттингена полковника Третьякова о начале наступления Людендорфа на Геттинген, Борис Шапошников встретил это известие спокойно.
- Вполне предсказуемый ход со стороны господина Людендорфа. Мы с Николай Николаевичем спорили, решиться ли он на это или нет. Теперь видно, что решился. Что же значит, англичанам будет легче защищать Лондон. Передайте полковнику, чтобы держался до подхода подкреплений
и отправьте приказ подполковнику Колычеву о переброске его бронепоезда в Геттинген. Пусть полностью снимает своё прикрытие Эльбы и идет на помощь Третьякову. Там его пушки важнее – полковник бросил цепкий взгляд на карту – и еще вот что. Запросите, пожалуйста, голубчик Нюрнберг. Все ли там, у Самойлова в порядке. Чует моё сердце и оттуда будет пакость.
Покровский в точности исполнил приказ нового начштаба, но в Нюрнберге все было тихо. Причины подобной тишины стали известны только во второй половине дня. Принц Рупрехт так же намеривался исполнить приказ кайзера и нанести удар с юга. Шапошников, правильно определил направление предполагаемого удара врага, но его не последовало. Вернее он был. Войскам был зачитан приказ, и машина наступления завертелась, но была остановлена на самом взлете посредством саботажа. Маленькие невзрачные железнодорожники оказались тем песком, который вывел из строя буксы могучего экспресса под названием рейхсвер.
На всем протяжении пути до Нюрнберга военным эшелонам принца Рупрехта оказывалось неожиданное сопротивление. Железнодорожники переводили составы на запасные пути, угоняли сменные паровозы, разбирали железнодорожные пути под видом ремонта, мешали воинским частям связаться со ставкой фельдмаршала. От этих действий вся железная система, ранее работавшая как швейцарские часы, начала давать сбои, а затем и вовсе встала. Командующий юга гневался, приказывал применить оружие против саботажников, но десятки агитаторов, словно мухи, облеплявшие каждый блокированный эшелон, свели к нулю силу командирского приказа. В итоге к Нюрнбергу смогли пробиться только два с половиной батальона, которые простояли весь день в ожидании приказа, но так и не получили его. В итоге, они подверглись атаке агитаторов и поздно ночью сдались подполковнику Самойлову.
В отличие от юга, под Геттингеном боевая канонада громыхала весь день. Немцы трижды бросались на штурм русских позиций, но каждый раз терпели неудачу. Основные бои разгорелись после полудня, когда немцы во время второго штурма были близки к успеху, но появление подкрепления под командованием подполковника Колычева полностью изменило картину боя. Попав под пушечный огонь бронепоезда, немецкие пехотинцы разом залегли и больше уже не поднимались. Третья атака была откровенно вялой и мало напоминала штурм.
- Борис Михайлович, Геттинген в наших руках! – с радостной вестью ворвался в кабинет Шапошникова Покровский – защитники города прислали телеграмму главковерху Корнилову. «Дорогой Лавр Георгиевич! Надеемся, что отражение немецкого штурма будет для вас самым лучшим лекарством. Геттинген наш».
- Действительно, это будет самым лучшим лекарством для него. Я лично передам это сообщение командующему – произнес Шапошников и осторожно бланк телеграммы на стол – что-нибудь еще Алексей Михайлович?
- Да сообщение из Лондона. Фон Хорн начал штурм города. Идут ожесточенные бои с применением артиллерии. Согласно последним сообщениям англичане упорно сражаются за каждый дом, но отступают под ударами врага – доложил полковник.
