Похоже, я угодил царю с подношением, потому что вышел от него с очередным перстнем на пальце. В Думе ко мне уже по-свойски обратилось несколько человек – всех интересовало, что за датчанин приехал в Москву.
– И не будет ли он еще хуже, чем Бомелиус? Тот ведь тоже гороскопы Иоанну Васильевичу составлял, а между делом отраву варил, – сказал мне окольничий Тимофей Иванович Долгорукий, который, надо сказать, впервые обратился ко мне с вопросом.
В Думе нас всего-то было четырнадцать человек, и все уже очень хорошо знали друг друга. Ко мне, между прочим, несмотря на молодость, последнее время относились неплохо. Еще бы, с тех пор как я стал думным боярином, ни одному моему думскому коллеге-боярину не отрубили голову и ни одного не посадили на кол. А Долгорукого государь совсем недавно приблизил и ввел в состав Думы, и мы с ним еще не успели познакомиться.
Я, насколько возможно, уверил бояр, что Браге богат, знатного рода и изучает звезды просто для своего интереса. А до остального ему дела нет. Не знаю, смог ли успокоить всех, но вопросов больше мне никто не задавал. Я провел в Думе два часа, затем отправился в свою школу, в которой завтра должно было произойти торжественное событие: освящение ее митрополитом, притом в присутствии царя.
Когда приехал туда, меня встретил запыхавшийся отец Кирилл, который сегодня целый день гонял своих монахов, чтобы завтра все видели, что его монастырь ничем не хуже других, а может, даже и лучше. Я смотрел на эту возню и думал, что за следующие пятьсот лет ничто не изменится и к приезду начальства все будут красить траву и белить березы.
Увидев меня, он завопил:
– Сергий Аникитович, ну наконец ты явился, пошли поглядим, как в твоих палатах все прибрано.
Мы прошли все учебные помещения, когда зашли в химическую лабораторию, архимандрит, как всегда, нахмурился:
– Ох, Сергий Аникитович, если бы не митрополит, убрал бы я отсель все эти дьявольские печи и все остальное.
– Отец Кирилл, я ведь уже не раз говорил – ничего здесь такого нет. Все, что здесь делается, только для помощи страждущим, чтобы лекарства новые делать. Все по заповедям Христовым. Вот и завтра владыка Антоний освятит сие место. Ежели тут что-то от дьявола, прости меня, Господи, за слово это, неужто оно благословение Божие выдержит?
Затем мы с ним отправились в зал, где у нас стоял типографский станок.
Когда туда зашли, мы убедились, что работа идет полным ходом. Несколько монахов сидели перед наборными кассами и набирали текст Библии. Эта работа с каждым днем ускорялась, потому что наборщики постепенно получали опыт. Мои работники только успевали сюда возить отлитые буквы. Еще раньше, чтобы особо не мудрить над их составом, я отправил мастеров в развалины печатного двора на Никольской улице, чтобы они посмотрели, что там и как. Мой Кузьма после похода туда только рукой махнул и сказал, что лучше бы туда и не ходил, развал там полный. Но тем не менее кое-что полезное оттуда они для себя вынесли. А именно – после долгих раскопок нашли почти все пуансоны для набивки медных матриц. Также привели они с тех развалин одного престранного типа, который назвался Андроником Тимофеем Невежей. Занимался он там тем же самым, что и мои люди, – искал остатки имущества, сохранившиеся после набега Девлет Гирея.
Был он учеником Ивана Федорова и уже без него выпустил на печатном дворе известный «Псалтырь», а вот после пожара и разрухи оказался не у дел. Когда он узнал, что в Москве появилась новая типография, его не надо было подгонять – он сам пришел в монастырь и пал в ноги отцу Кириллу, моля взять его в работники.
Вот так у нас появился и начальник типографии.
В зале было светло, окон здесь заметно прибавилось, типографский станок в ожидании начала печатания Библии без дела не стоял. Для моих целей не нужны были большие трудовые затраты, методички набирались из букв нового алфавита и печатались на моей же бумаге не очень хорошего качества, но ради наших целей и такая вполне годилась. Да для моих учеников пока лучшего и не надо. Конечно, у меня в голове были уже и анатомические атласы, географические карты, но до этого надо было еще дожить. Да и до начала печатания Библии было еще очень далеко. Краски, гравюры, бумага, которую придется заказывать голландцам, если только Тихо Браге не решит завести бумажное производство, такое же, как у себя на родине, – их надо было еще купить или сделать самим.
Я с удовольствием смотрел на работающих, а архимандрит осенил всех крестным знамением. Мы распрощались, и я отправился домой, где меня уже, скорее всего, ожидал Поликарп Кузьмич.
И действительно он уже был в доме и со вздохом облегчения встретил меня:
– Ну наконец-то Сергий явился, я тут уже весь на пот изошел. Вот ведь напасть какая, ни в жисть ничего не боялся, в сече сколько раз был, а вот зубья драть или резать чего – мокрый аки мышь сижу. Ты говорил, что немного работы здесь, так, может, ужо сделаешь сразу?
Пришлось быстро дать команду готовить операционную, я тем временем переоделся. Хотя сегодня объем операции был небольшим и несложным, я привык ко всем своим делам подходить серьезно и не расслабляться.
По пути зашел к Ходкевичу – тот уже вполне бодро ел жидкую кашку и начал говорить о том, что пора ему меня покинуть. Что я ему и пообещал через пару дней. В операционной воевода уже лежал на операционном столе, накрытый холстиной, уставившись в светильник над головой.
Пока я мылся, помощники сделали все что нужно. Я надел очки с опускающимися большими линзами и начал мытье рук. Когда подошел к столу, воевода уже спал.
После удара саблей слегка задетое ею веко правого глаза неправильно зажило и срослось с нижним, сейчас мне предстояло разделить их, и, собственно, больше ничего не надо было делать. Взяв в руки маленький скальпель, я осторожно, стараясь не задеть роговицу, разделил сросшиеся веки. Пришлось поработать еще немного над нижним веком, чтобы его впоследствии не вывернуло, несколько мельчайших швов – и операция закончена. На глаз наложена повязка с небольшой прокладкой между веками, чтобы ничто нигде вновь не срослось.
Наркоз был неглубоким, и Поликарп Кузьмич проснулся минут через двадцать. Я еще даже не успел переодеться, так как отвечал на вопросы своих ассистентов.
Он возмущенно закряхтел, и мои парни побежали отвязывать его от стола.
– Сергий Аникитович, так что, сделал уже все?
– Сделал, сделал, Поликарп Кузьмич, да только повязку пришлось положить. Сам ее не снимай, завтра посмотрим, как там дела.
