Дорога вела прямиком в деревню, и соломенные крыши уже показались между желтым холмом и узкой черной речкой. По краям дороги были высажены каштаны, а вдали можно было насчитать несколько десятков глиняных хижин, крытых гнилой соломой. С крыш капало на узкую проселочную дорогу, по зимнему времени ставшую месивом, и копыта сочно чавкали в грязи.
Почти у каждого дома была пристройка для скотины и сарай. Иногда попадалась житница для зерна. Хозяйства были обнесены плетнем, но таким негодным и хилым, что казалось, достаточно облокотится о любой забор, чтобы он с хрустом подломился. Встречались дворы посолиднее, с крепкими оградами, но и они поражали своей бедностью. Крестьян видно не было, но заметно пахло дымом, он стелился над крышами, а кое-где выходил из окон, словно при пожаре. У одного из домов, выглядевших приличней остальных, Альберт спешился, но спутники следовать его примеру не торопились.
– Здесь перекусим, отдохнем немного… да и погреться надо, – сказал Альберт, бросая поводья оруженосцу, и осторожно направился к хижине.
– Это плохая затея, сэр Роджер! – предупредил Гроус. – Если вы не заметили – на холме стоит небольшой замок. Кто-то из крестьян наверняка уже побежал доносить о нашем приходе. Я бы даже кормить коней здесь не стал.
Но историк все-таки толкнул дощатую дверь и встал на пороге, привыкая к сумраку. На земляном полу стоял железный треножник с тлеющими углями, а над ним на железной цепи, подвешенный к большому крюку, висел котел. Дым, хоть и уходил частично в отверстие, проделанное в крыше, все же наполнял комнату, отчего даже слезились глаза. От котла шел крайне неаппетитный запах, словно вываривались потроха. Однако Альберт отметил, что в этом деревенском доме пахло все равно гораздо лучше, чем в замке, где по нужде ходили большей частью либо во двор, либо со стен, либо где приспичит. Еще историк заметил скамьи вдоль стен, глиняные кувшины на полу, корзины, разбитое деревянное, как из сказки, корыто да большущую постель, судя по всему, для всех членов семьи. Какая-то изможденная женщина, укрытая серым одеялом, спала в этой постели, не ведая о присутствии постороннего, да и Альберт не сразу обратил на нее внимание. Немного потоптавшись, он еще раз принюхался к вареву в котле, поморщился и вышел обратно во двор.
– Нас заметили, – спокойно констатировал Гроус. И тут же в подтверждение его слов со стороны замка донеслись пронзительные звуки рога.
– Это трубят французы, – добавил сержант. – Надо убираться.
– Удаляемся в лес или вперед по дороге? – нервно спросил Уильям, ерзая в седле.
– Только вперед! – ответил Альберт с беспечностью Д'Артаньяна и взобрался в седло, радуясь, что у него не такие тяжелые доспехи, чтобы постоянно прибегать к помощи оруженосца.
Миновав раскисший участок, проходящий через деревню, и чувствуя на себе десятки скрытых недобрых взглядов, словно сочащихся из щелей амбаров, сараев и хижин, отряд вышел на основную дорогу и пустил коней в галоп. Они скакали вдоль холма, пока незнакомый серый замок не скрылся из виду, однако его владелец о них точно не забыл – слишком уж лакомую добычу представляли для него несколько отбившихся от армии рыцарей. Уже с вершины соседнего холма Альберт увидел, что опускается подъемный мост и далекие пока фигурки всадников движутся вниз по витой серой дороге, ведущей из замка в деревню.
– Полагаю, сэр Роджер, нам не резон устраивать скачки, – сказал Гроус, придержав коня. – Лошади у них посвежее, а нам своих загонять нельзя – путь-то предстоит неблизкий. Лучше доберемся до опушки и устроим засаду. Надо проучить эту дворню.
– Дворня нынче вооружена арбалетами, – опасливо заметил Томас. – Тут надвое подумать надо. У вас-то хоть щиты есть.
– Я вижу у них только копья… И то не у всех… – Гроус, прищурившись, вглядывался вдаль. – Так что справимся. Поехали!
– Подождите! – воскликнул Альберт. – Может, вернемся в деревню и дадим бой, спешившись, предварительно укрепившись в надежном доме?
– Сожгут нас там… – Гроус с сомнением покачал головой. – Как пить дать сожгут. Лучше в лесу и только на лошадях!
– Хорошо, – Альберт не стал спорить и первым поскакал вниз, туда, где за узкой извилистой речкой чернела полоска леса.
Речушку перешли вброд – вода едва доходила коням до колен – и встали на противоположном берегу, на пригорке, заросшем кленами и молодыми дубками. Альберт, оценивающе оглядев боевой цеп с шипастым ядром, притороченный к седлу, все-таки вынул из ножен меч. Лучше всего было бы воспользоваться боевым топором, таким же, какой сжимал в руке Гроус, с широким лезвием и древком, обитым железом. Но такого топора у Альберта не было, зато для борьбы с копейщиками длинный меч послужит на славу. Уильям же достал шестопер, подобранный им еще в аббатстве. Чуть поодаль сержант для разминки крутил над головой свой неразлучный молот на длинной ручке.
Тем временем показались всадники, в основном с простыми крестьянскими топорами и короткими копьями, некоторые в кольчугах, но большинство в кожаных куртках. Выделялся лишь один рыцарь, которого Альберт для себя сразу окрестил Черным Бароном: латы его, на вид довольно дорогие и массивные, были выкрашены черной краской, как у принца Эдуарда, за то, кажется, и прозванного Черным Принцем.
Махнув железной перчаткой, Черный Барон направил большую часть своих людей заходить через речку слева, а сам с лучшей десяткой воинов в кольчугах и горшковидных шлемах пошел вброд справа, выделяясь на своей добротной вороной лошади. По всей видимости, он был так уверен в себе, что даже не предложил сдаться, а может, просто питал к англичанам особую ненависть. Англичане же замерли на своем берегу, среди редких деревьев, только кони их, всхрапывая, иногда переступали на мягкой земле, а желтые дубовые листья неслышно падали, кружась, и норовили улечься на гривы, зацепиться за звенья кольчуги или залететь под забрала шлемов. Альберт с удивлением заметил, что если он кого и боится, то только рыцаря в черных латах. Все остальные хотя и представляли опасность, но опасность случайную, шальную, и для профессионального воина не существенную.
– Это явно крестьяне, кроме этого черного… – тихо подтвердил мысли историка Гроус. – Это видно даже по тому, как они сидят на лошадях и как держат свои убогие копья и топоры… И кольчуги ржавые… Видать, хозяин собрал когда-то все это добро на поле битвы.
Тем временем человек пятнадцать всадников, поднимая брызги, пересекли реку и в нерешительности выстроились на другом берегу, ожидая приказа хозяина. Видно было, что им не по себе. Те же, что перешли речку вброд с другой стороны, чувствовали себя не в пример увереннее за широкой черной спиной рыцаря.
– Сейчас все вместе поворачиваем лошадей на тех вилланов, что справа, атакуем и разгоняем к чертям! – громко зашептал Гроус. – И надо быстрее очистить от них берег, пока черный рыцарь со своими людьми не подоспел.
– Так и сделаем! – ответил Альберт. – Но надо…
Однако договорить историк не успел, потому что Черный Барон поднял забрало и прокричал издалека:
– Эй, ты, с английским крестом на груди и с французским гербом на щите! Я, рыцарь Гийом де Ренкур, вызываю тебя на бой. Потом дойдет очередь и до твоих спутников, но ты будешь первым!
При этих словах, в которых звучала нескрываемая злоба, тяжелая и глухая, Альберт вспомнил, что свой нынешний щит он снял с убитого французского рыцаря у ворот собора Ва взамен своего разбитого. 'Не хочет Черный Барон рисковать своими людьми, – подумал Альберт. – Еще бы, в таких доспехах…'
– Делать нечего, придется с ним драться, – тихо молвил Гроус. – Вызов есть вызов, план атаки отменяется.
– Я буду драться с тобой первым! – вдруг выкрикнул Уильям. – Победишь меня – будешь драться с моим господином! Надо тебя проверить: абы кто с моим господином не дерется, – и прежде чем Альберт успел что-нибудь сказать, Уильям выехал вперед.
– Изволь, оруженосец, мне не помешает размяться на тебе, – в голосе Черного Барона прозвучало жгучее злорадство, и он поднял тяжелую свинцовую булаву. В рукояти было кольцо с фиксирующим ремешком, и он не спеша надел этот ремешок на железную руку.
– Ты что делаешь? – яростно зашептал Альберт, поравнявшись с Уильямом. – Он же сомнет тебя!
– Сэр Роджер, уж если я помог вам в аббатстве, помогу и сейчас. Я должен забрать часть его сил, чтобы вы смогли его убить. А я живучий. Если увижу, что мне худо, свалюсь с коня, и уж тогда вы меня выручайте. Но я поступаю именно так, как должен поступить верный оруженосец.
– Считай, что ты уже рыцарь, Уильям! Это я тебе обещаю, – проговорил Альберт с искренним восхищением. – Только прошу тебя, если почувствуешь, что все плохо, сдавайся.
Уильям кивнул и поскакал с пригорка, высоко подняв над головой шестопер. По сути, это была та же булава, только с радиально расходящимися шестью пластинами. А навстречу уверенно и неспешно направился Черный Барон, заранее отводя руку для удара, и когда они сблизились, стало видно, насколько фигура рыцаря массивнее.
