сплюнув под ноги. — Да ты пустое место! Детдомовский отброс!
У-у… А вот это зря! Эта наглая ухмылка, взгляд и манера поведения ефрейтора. Не приемлю я такого охреневшего отношения к себе, особенно без видимой причины. Расстояние между нами было минимальное, а дружки его стояли чуть позади, демонстрируя ленивую самоуверенность.
Несмотря на то, что я еще не выздоровел, взял, да и зарядил ему с правой в подбородок. Удар получился быстрым, резким. И нужно признать, хорошо так попал. Даже в суставе что-то слегка хрустнуло.
У ничего не ожидающего ефрейтора только зубы клацнули.
Воин как стоял, так и рухнул, словно подкошенный. Для меня такой удар тоже не прошел бесследно — бок прострелила острая боль, но стиснув зубы, я сдержался. Повисла тишина — его сослуживцы замерли с открытым ртом, глядя на меня растерянными глазами — явно не ожидали, что я сделаю что-то подобное. Черт возьми, все еще не пойму, кем же был мой реципиент. Бабником, дерзким и самодовольным, но при этом, что, трусом? Странный букет.
— Ну что? — спросил я у них. — Вам тоже прописать?
Все трое, с перекошенными мордами, шагнули ко мне. Один увидел, что у меня рука, в месте ожога, перевязана бинтами, остановился в нерешительности. Но оба других не обратили на это никакого внимания — сейчас начнется. Ну ничего…
Но тут сзади раздался недовольный голос:
— Я не понял! Что тут, мля, происходит?
Резко обернувшись, увидел приближающегося к нам старшину роты — прапорщика Киреева. Тот видел мой удар, а потому решил незамедлительно вмешаться.
— Все нормально, товарищ прапорщик! — спокойно ответил я, ощущая боль в области ребер. — Погода сегодня хорошая, вот солнечный удар у ефрейтора и случился.
— Да? — он окинул всех троих взглядом, посмотрел на небо, затем на лежащего на земле. — Хм, действительно! Чего встали? Вашему товарищу плохо. Пункт медицинской помощи — там. Ну!
Ефрейтора с окровавленной губой подняли и потащили прочь.
— Ты еще мне ответишь, Жаров! — просипел тот, глядя на меня злыми глазами.
— Угу, непременно! — выдохнул я. — Я тебе письмо напишу!
Того перекосило еще больше.
— В чем дело, Жаров? — спросил Киреев, когда они отошли.
— Да не люблю, когда оскорбляют без причины, а ведь я даже не знаю, чего им нужно было. Терпение кончилось.
Старшина кивнул.
— Сам-то как?
— Жить буду, — отмахнулся я.
— Понятно. Иди на трибуну, будь со своим отделением. А я тут осмотрюсь пока.
Я так и сделал. Боль в боку еще беспокоила. Задрав китель, заметил, что через наложенную белую повязку проступила кровь. Не сильно, но все-таки. Зря я, конечно, так поступил — не в этом состоянии нужно было бить. А если бы Киреев не подоспел? Втроем меня бы просто в грязь втоптали бы — по мне же особо и не видно, что я был ранен.
Ну, ничего страшного. Зато в следующий раз этот урод будет умнее.
К моему удивлению, до конца спортивного мероприятия больше ничего не произошло. Я думал, что ко мне будут какие-то претензии, но нет. Видимо сами устранили все следы случившегося, чтобы их офицеры не подняли шум. Все-таки был спортивный праздник, да еще в такой день.
После окончания всех запланированных мероприятий обе команды участников, вместе с болельщиками разъехались. Мы заняли первое место, но отрыв по очкам составлял всего в пару баллов. Но, тем не менее, даже незначительная победа, все-таки победа.
Далее, был прием пищи — и зрители и участники успели хорошо проголодаться. Солдатская столовая была усилена полевой кухней, где всем гостям можно было попробовать гречневую кашу с тушенкой. Я даже усмехнулся — это что, традиция такая? В двадцать первом веке так тоже делали.
Вообще, за небольшое время службы, я уже определил для себя, что в армии тоже бывает нормальная еда. Нет, это совсем не бигус. И не тушеная рыба. Из горячего мне нравился рассольник, гороховый суп и щи, а из вторых блюд хорошо заходили макароны по-флотски, азу и, как ни странно, пельмени.
Уже вечером я поинтересовался у Коржова, что это был за тип, но к моему удивлению, он понятия не имел, кто это такой и на чем был основан конфликт. Значит, история брала начало раньше, еще до службы в армии.
А спустя еще несколько дней с меня сняли швы — благо их было всего пять, а затем и повязку. Я быстро приходил в норму, и когда меня вызвал ротный, можно было сказать, что я практически здоров. Ну, организму-то еще восстанавливаться пару недель.
— Ну что, Жаров! Все? — спросил капитан Глебов.
— Разрешите уточнить?
— Ай, не лохмать мне бабушку! Готов домой отправляться? — усмехнулся офицер, протягивая мне пачку документов. Среди них я узнал военный билет, какую-то карточку, исписанную со всех сторон и предписание. Такие я уже видел на военной кафедре. Форма-то одна и та же, с незначительными изменениями.
— Что, уже? — без особого энтузиазма спросил я, осознавая, что и прошлой жизни и в этой, родителей у меня не было. Привыкать особо и не придется, тем более, что я их не знал и даже никогда не видел. Даже будь они живыми, вряд ли смогли бы стать мне родными. Наверное, это даже хорошо — так проще. Перед родными людьми скрывать свою настоящую личность будет особенно сложно.
— Ты, я смотрю, не особенно-то и рад? Неужели хочешь остаться еще на два года? — поинтересовался офицер, присаживаясь в кресло.
— Так не возьмут же.
— Ну почему же, на сверхсрочную возьмут. Нам толковые люди нужны, а ты вон как под самый дембель отличился. Возьмем, только не сразу — сначала здоровье в порядок приведи, физическую форму тоже. Не хочешь? Ну, ладно. Понимаю, можешь не рассказывать про причины… Так! Почти все документы на увольнение уже готовы, осталось только проставить печать в строевом отделе. Ну и все, считай, долг Родине отдал. Сегодня тебя снимут с котлового довольствия.
— Понял. Разрешите идти?
— Да чего ты так официально-то? Ладно, Жаров! Если вдруг решишь продолжить службу, знаешь куда обращаться. Телефон, адрес, индекс…
Я только кивнул. Нет уж, военным в советской армии я быть не хотел — не мое. В те годы война в Афганистане шла, а туда мне совсем не хотелось. Ну, хоть повезло, что при перерождении я попал в тело дембеля, а не призывника. Подумать только,
