— Ну и где же требуются все эти работники? — не выдержал Стефан.
— В замок Барнстапл, владение графа Крайхема, — торжествующе заявил я. — Там же, куда набирают воинов.
Стефан проводил внимательным взглядом служанку, что медленно проплыла мимо, мягко двигая пышными ягодицами. Коротко сказал:
— Молодец. Но ты прав, это и в самом деле необычно.
Я кивнул. Самому любопытно, что же задумали учудить розенкрейцеры. У нас в Европе везде местных мастеров навалом, и тащить их за армией вовсе незачем.
Когда мы закончили с поданной едой, и перед нами как по волшебству возникло по третьей пинте эля, Стефан проницательно заметил:
— По лицу вижу, это еще не все. Что приготовил на десерт?
Я заколебался. Не люблю делиться непроверенной информацией и все же… слух настолько любопытный, что… словом, я сдался. Раз уж мой спутник так проницателен, что читает мое лицо как книгу, пусть получает.
— Стефан, — мягко сказал я, — завербованные в Барнстапл наемники отчего-то верят, что будут участвовать в крестовом походе.
Стефан поперхнулся.
— Что? — откашлявшись переспросил он.
Я с удовольствием повторил, глядя на враз построжевшее лицо:
— Орден Золотых Розенкрейцеров планирует новый крестовый поход! И, по всему судя, не в Святую землю, а во Францию.
— И когда они только угомонятся, — фыркнул Стефан.
— Похоже, никогда, — пожал я плечами.
В самом деле, почему бы англичанам не объявить крестовый поход против Франции? Для этого им всего лишь надо заручиться согласием Папы. Прецеденты имеются, еще и столетия не прошло, как северная Франция ходила в крестовый поход против Франции южной, красиво обозвав это безобразие Альбигойскими войнами.
А Священная Империя германской нации вообще объявляет крестовые походы против гуситов один за другим. Получит по морде очередной раз, кровавые сопли размажет и вновь неугомонные тевтоны маршируют в новый поход. Немцы — они такие, напрочь упертые. Вбили отчего-то себе в голову что к востоку от них живут люди робкие и слабые, вот и ломятся туда, как на распродажу.
— Ладно, — прерывал мои мысли Стефан, — пошли.
— Куда? — вскинул я голову.
— Наниматься в войско, вот куда, — заявил Стефан. — Получим на руки договор, а без него в Барнстапл не попасть, я узнавал, да и поедем себе потихоньку. Раньше выйдем, раньше начнем.
Он широко улыбнулся. Я решительно встал, отодвинув табурет. Началось!
Как поймать мужчину? Да очень просто, тут и к гадалке ходить не надо. Ловушка стара, как мир: ты кидаешься на помощь ближнему — престарелой старушке, растерянной девушке или пожилому старичку (есть, есть у меня такой знакомец с тяжелым, словно отлитым из металла зеркалом!), а там тебя ждет засада. И тем не менее раз за разом мужчины вляпываются в тот капкан по самое небалуйся. Так уж они устроены, и ничего с этим не поделаешь.
И какого, спрашивается, рожна понесло меня в те кусты? Ну донесся оттуда полный смертной муки стон, и что с того? Раз требуется кому-то помощь, так пусть ее окажет кто-нибудь проезжающий после меня. Таких страдальцев по всей Англии многие тысячи, и всем, как ни старайся, на помощь не поспеешь.
Стефан, мудрый человек проехал мимо, даже не повернув головы. Его жеребец все так же мерно переставлял тяжелые копыта, а заунывная мелодия, которую мой спутник мурлыкал все утро, не прервалась ни на мгновение. Я же напрягся, и конь, уловив желание всадника, немедленно остановился.
— Не стоит, — устало уронил Стефан, не оборачиваясь. — Судя по всему, ничем ты ему не поможешь. Отходит, бедолага. Еще немного, и совсем отмучается, прими Господи его душу.
По прежнему не повернув головы Стефан небрежно перекрестился, и вновь затянул заунывный варварский мотив. У них в Британии все напевы варварские, а чего вы хотите от захудалой окраины Европы? Я вздохнул и похлопал жеребца по шее, тот тронулся, и в этот самый момент где-то в кустах заплакал ребенок. Плач тут же оборвался.
Я мигом натянул поводья, и с неслышным грохотом ловушка судьбы захлопнулась. Полно, да есть ли в самом деле свобода воли, о коей с таким жаром толкуют философы, или слова их и стройные логические построения — всего лишь сотрясания воздуха?
Есть у меня одна слабость, какой я стыжусь, а окружающим стараюсь не показывать. Им, сволочам, лишь подсказку дай где у тебя уязвимое место, тут же норовят вонзить туда что-нибудь острое, да там еще и провернуть. Думаю, вы уже поняли, что я ненавижу детский плач. Сразу меня трясти начинает, хочется куда-то бежать, кого-то спасать, ломать шею хищнику, и так далее.
Я проломился сквозь придорожные кусты, как ледокол «Ленин» сквозь арктические льды. В спину с досадой кричал что-то Стефан, брошенный мной жеребец недоуменно заржал, мерно шелестели зеленой листвой деревья. Через несколько шагов кусты закончились, и я обнаружил маленькую поляну. Одним взглядом я охватил всю картину: перевернутая на бок тачка, из которой высыпалось какое-то тряпье и оловянная посуда, потухший костер, покрытый седой золой и трое людей.
Молодая женщина лежала лицом вверх, и над ней мерно жужжали крупные золотистые мухи. Судя по всему она была мертва уже несколько часов. В ярде от нее, прямо на траве бился в судорогах мальчик лет двух. С другой стороны костра сидел мужчина, опираясь спиной о ствол дерева. Глаза его были закрыты, на виске часто билась синяя жилка. Я осторожно взял на руки ребенка, тот судорожно всхлипнул и замолчал. И сколько я не прижимался ухом к его груди, так и не услышал сердцебиения.
Где- то недалеко звонко журчала вода, ручей я обнаружил в паре шагов от поляны. Мужчина коротко простонал, когда я осторожно приподнял его голову. Пересохшие губы дрогнули, ловя струйку прохладной воды. Мужчина закашлялся кровью, я небрежно смахнул с лица алые капли, глаза умирающего открылись.
— Кто ты? — просипел он.
— Прохожий, — пожал я плечами.
— Жена… жена и сын…
— Мертвы.
— Все зря, — как-то криво усмехнулся он, — от судьбы не уйдешь.
Мужчина помолчал, словно собираясь с силами, а затем что-то прошептал. Я наклонился поближе, и на этот раз отчетливо разобрал:
— Беги, дурак!
Пожав плечами, я потянул ворот его куртки в стороны, больно уж плотно стянуты завязки на горле, наверняка мешают дышать. В тот же момент выглянувшее солнце осветило прогалину словно мощным прожектором, и я застыл, как вкопанный. Сердце забилось пойманной птицей, словно пытаясь убежать, улететь отсюда подальше.
На шее больного, под самым воротом я увидел огромную, чуть ли не с кулак опухоль. Вся кожа вокруг почернела словно уголь, венчала опухоль гноящаяся язва. Судорожно сглотнув, я бросился обратно на дорогу. Торопясь и ломая ногти, вырвал из седельной сумки флягу с бренди и щедро, не жалея, плеснул себе в лицо. Тут же начал тереть кожу лица, не обращая внимания на резь в глазах.
