Между тем лёд с Дона только начал сходить. Полного освобождения реки от него никак не приходилось, янычары успели бы вернуться в
Стамбул, тогда его штурм был бы чистейшей воды самоубийством. Пришлось всем на возах и арбах переезжать к побережью Азовского моря, куда перешли корабли, зимовавшие в Темрюке. Сказать, что казацкий флот находился в полном порядке, не решился бы и заядлый оптимист.
Построенные в значительной части из недосушенной древесины галеры требовали куда более обстоятельного ремонта, чем успели сделать темрюкские и приехавшие к ним на помощь казаки. Но серьёзных течей не было, мачты, реи, вёсла наличествовали в полном комплекте, ещё и с запасцем, паруса не сгнили, а уж экипажи преисполнены такого энтузиазма, что хоть отбавляй.
Кстати, отбавлять-таки пришлось. На галеры и парусники все желающие не поместились, хоть забили их на уровне килек в консервной банке. Продовольствие для такой оравы брали из расчёта на поход в один конец. Посчитали, что или там добудут еду на возвращение, или она им уже не нужна будет. Большая часть стругов и чаек была заблокирована льдом на Днепре и Дону, что, пожалуй, было и к лучшему. Весеннее Чёрное море весьма сурово к таким судёнышкам, случись неожиданный шторм – беды их командам не избежать.
Недавно созданное бюро прогнозов дружно заверяло о стабильности погоды на ближайшие дни, однако за зиму оно уже успело несколько раз подмочить свою репутацию неверными предсказаниями, и доверия их прорицания у атаманов не вызывали. Немалому числу казаков пришлось остаться на берегу. Большей частью среди невезучих оказались новички и запоздавшие на общий сбор ветераны. Заметное увеличение обоих войск – гребенцам пришлось караулить калмыков и кумыков – позволило посадить на сотню судов около тридцати пяти тысяч человек. Половина – без существенного военного опыта. Серьёзная по меркам того времени армия, правда, вряд ли бы выдержавшая столкновение в поле с любой из трёх османских. Но в неожиданных налётах казакам не было равных, и они надеялись доказать эту истину ещё раз.
Обычный для Чёрного моря северо-восточный ветер, бодрящий, но не слишком мощный, не штормовой, помог казацкому флоту добраться до пролива быстро. Оставалось только молиться Богу, чтоб он не усилился в самый неподходящий момент и не перетопил корабли в смый последний момент. Услышал ли бог эти молитвы, или просто в его планах штормы на это время запланированы не были, но погода казаков не подвела.
***
Ждали, ждали, а как время пришло, выяснилось, что не готовы. Очень хорошо знакомая всем русским картина.
"Чёрт знает что! Опять всё по пословице: "Как на охоту собираться, так собак кормить", или… ну, в общем, типа того. Корабли не доремонтированы, людей на них переправлять затруднительно, вооружения, ружей и сабель, не хватает".
В общем-то, положение недостаточной готовности к войне норма почти для любой армии. А уж для стремительно растущей в численности казачьей, так по-другому и быть не могло. Не было здесь мощной промышленности для производства вооружения десяткам тысяч новобранцев. К счастью, многие приходили со своим оружием, большей частью, правда, сомнительного качества, но… за неимением гербовой, как известно, пишут и на туалетной.
У Аркадия прохудился правый сапог, и он напряжённо размышлял, держа дырявую обувку в руке, а ля Гамлет череп Йорика, посылать ли к сапожнику джуру или отложить ремонт на потом, а поход обуть берцы из двадцать первого века? Ботинки из далёкого прошлого-будущего хотелось поберечь, не так уж много вещей у него оттуда осталось. Да и по непромокаемости, вроде бы, сапоги предпочтительнее сильно поношенных ботинок. С другой стороны – если сапожник будет спешить, то может капитально накосячить. Перспектива получить воспаление лёгких из-за промокших ног совсем не вдохновляла.
"Смех смехом, а ведь натурально: быть или не быть. Антибиотиков здесь ещё не придумали, и когда их откроют, не известно. Хрен её знает, какую именно плесень для производства пенициллина надо брать?"
Наверное, именно из-за этих интенсивных раздумий он и пропустил мимо ушей начало рассказа Срачкороба о его сборах на войну. Однако краем уха друга всё же слушал, и что-то в его рассказе слух резануло.
– Извини, задумался и не расслышал. Что ты сказал?
– Значит, кинулся я, а залупы у меня не той системы. И калибр не тот, и длина, – Юхим выставил указательный палец, отмерив на нём сантиметра два большим. – Представляешь?! А если бы не проверил?
Увы, не только компьютеры с проклятой виндой могут зависать от некорректной информации. Аркадий с полминуты пытался понять, ЧТО было сказано, никак в этом не преуспел и переспросил: – Что у тебя не той системы?
– Так говорю ж, залупы!
Срачкороб произнёс последнее предложение громко, внятно и с экспрессией. Но вот смысла в нём попаданец уловить по-прежнему не мог.
Названная часть человеческого организма у всех мужчин, кроме бедолаг-евнухов, лишённых её совсем, имеется в единственном числе и замене не подлежит. По-крайней мере, в семнадцатом веке. Превращать баб в мужиков или наоборот научатся в этом мире ещё нескоро. Зависнув на этот раз где-то на минуту, Аркадий самостоятельно вышел из ступора – казак вам не паршивый комп – и растерянно проблеял: – А у тебя разве их много? Не одна?
– Ну ты… ясное дело, не одна.
– А зачем тебе много залуп?
Юхим не смог скрыть растерянности от такого вопроса. Посмотрел на попаданца, как на больного.
– Идти в бой с одной залупой? Ты не заболел?
– Эээ… не знаю. Не уверен. Никак не могу понять: зачем могут понадобиться в бою залупы? – голос у Аркадия при этом звучал далеко не бодро.
Срачкороб всплеснул руками и вылупил глаза:
– Ты… слушай, наверное, и правда заболел. Может, ляжешь отдохнуть? – голос у него зазвучал душевно и сочувственно.
– Наверное… – Аркадий и действительно почувствовал себя не в своей тарелке. – Только сначала объясни мне, зачем в бою могут понадобиться залупы? Ты что, стрелять ими собираешься?
– Как ты любишь говорить, АБАЛДЕТЬ! А на хрена ещё они нужны?! Ты же сам их выдумал!
– Яяя?..
– А кто ещё?!!
Юхим полез в свой походный сундучок, которым обзавёлся по совету друга, и достал из него большущий кисет, типа мешочков, которые шила мама Аркадия для содержания в них гречки или пшена. Мешочек при этом глухо звякнул. Распутав завязывавшую горловину верёвочку, Срачкороб достал оттуда горсть пуль Минье. Выполненных в форме колпачка и немного похожих на многократно упомянутую им часть мужского организма. Аркадий скорее сравнил бы их с неким резиновым изделием, здесь ввиду отсутствия резины пока неизвестным.
Помотав головой, как конь, отгоняющий мух, попаданец согласился.
– Действительно, абалдеть. Писец. Полярный, толстый и пушистый. Не знал, что пули Минье так называют. Не знаешь, давно ли и кто придумал?
– Вроде недавно. А кто придумал… бог его знает. Значит, из казаков кто-то. Хорошее имячко. Мне нравится.
– Да… чувство юмора здесь… – Аркадий опять помотал головой.
Затем вспомнив, что пули Нейсслера для гладкостволок имеют вид шара, насаженного на конус, с тревогой спросил: – А как другие пули называют?
– Для ружей?
– Да, для ружей.
– Грибами.
– Фу… я уж испугался, что их х…ями обзовут.
– Та какие же из них х…и? Короткие они очень, казаку такое концом стыдно и называть. Да и похожи они на маленькие грибы. Не замечал, что ли?
– Да не обращал внимания. Слушай, а не выпить ли нам немного, пока мы не в походе?
– Почему двум лыцарям и не выпить, если хочется. Но ты правда не больной?
– Правда, правда.
И выпили. Действительно понемногу, перед походом нажираться не стоило.
День "Д". Вообще-то, ночь, да и почему "Д"? Скорее "А" или "П".
Истамбул и его окрестности, 16 Зуль-Ка'да 1047 года хиджры. (1 апреля 1638 года от Р. Х.
)
Прекрасным кажется Стамбул для людей, увидевших его со стороны
Мраморного моря. Белокаменные мечети и дворцы с сияющими куполами и крышами как бы плывут над водной гладью, тонкие минареты вонзаются в небо. И даже издали невозможно усомниться в искусстве людей, их выстроивших. Однако при ближайшем знакомстве город сильно проигрывает.
Большая часть домов, оказывается, кое-как слеплена из глины, соломы и навоза, в лучшем случае – сбита из дерева, улицы темны, не мощены и грязны даже с точки зрения европейца семнадцатого века. А города Европы того времени отнюдь не отличались чистотой. Воистину один Аллах знает, почему мусульмане так склонны истолковывать призывы Магомета содержать себя в чистоте только в отношении собственных тел. Бань в Стамбуле около четырёхсот, и банщики работают не покладая рук. Здесь грязных и вшивых европейцев с жителями столицы Османской империи сравнивать было невозможно.
