Ознакомительная версия.
– Давай. – Для полного правдоподобия я сделал глоток из горлышка и передал посудину Сашке. – В тот раз, сдается мне, речь шла о походе в Южную Африку?
– Под явным влиянием «Лезвия бритвы». Мы даже прикидывали, кто из них будет Сандра, а кто – Леа…
– Точно. Хорошо тогда поговорили… А что, если… – Меня осенила на первый взгляд дурацкая, на второй – гениальная идея. – Если плюнуть на все и воспроизвести…
– Как-как? – не сразу понял Сашка.
– Впрямую! Мы двадцатилетние, девушки, «Призрак» и Южная Африка… И пошло оно все прочее…
Глаза Сашки загорелись непритворным интересом.
– Слушай, эту мысль стоит притереть по месту…
– Так точно. Тогда мы тешились мыслью, заведомо зная, что подобное невозможно, однако юным азартом и винцом заставляя себя верить, хоть на час-другой, что сможем… Пожелаешь хоть чуть-чуть сильнее, чем обычные жалкие людишки, – и выйдет…
– Ага. И я еще сказал, что исполнение мечты – на дне этой бутылки…
Мы сделали еще по доброму глотку, дружно засмеялись, хлопая друг друга по плечам и коленям. Кажется, дело пошло.
Но он внезапно, разом помрачнел. Что вдруг не так?
– Считай, мы договорились, – медленно и словно через силу выговорил он. – При одном условии…
– Давай!
– Если вы с Антоном меня не покупаете, дурака не лепите… Хоть ты, так похожий на живого Андрея, хоть еще кто угодно… Доказательство! Мне нужно доказательство. Неубиваемое. Я пришел на «Призрак» прямо из Москвы. Из тридцать восьмого. Так?
– Ну? – осторожно согласился я.
– Там до последнего момента я знал, что я – подлинный!
– Никто и не спорит… – Я не понимал, куда он клонит.
– Так вот пусть кто-то, не важно кто, хоть Антон, хоть ты, сходит в тот самый вечер и принесет вещь, которую я спрятал. Что за вещь – не скажу. Нужно ее взять, не открывая упаковки, принести сюда. Тогда я поверю, что я человек и ты – человек. Тогда можно и в Африку. Фальшивку и подделку я сразу угадаю. Подходит мое условие?
Я был не уверен, что Антон сможет это сделать, а самое главное – ничего бы это не доказало. Как бы Сашка догадался, что доставленная ему вещь – именно та, что он имеет в виду, а не очередная иллюзия? Хотя, с другой стороны… Если бы у меня, у Антона, Игроков имелась возможность такого внушения, то мы бы ее уже использовали, не затрудняясь психологическими изысками…
Но если он такое доказательство считает убедительным, отчего не попробовать?
– Хорошо. Я попробую связаться с Антоном и сказать ему… Надеюсь, все будет, как надо…
Незаметно опустилась ночь, и океан был черен абсолютно. Небо наглухо забито тучами, в воде ни малейшей фосфоресценции, даже ходовые огни яхты не отражались в волнах. Если бы не равномерный плеск рассекаемой форштевнем воды и журчание кильватерной струи, можно было бы вообразить, что мы повисли в межгалактическом пространстве.
Понятно, что навигационных спутников в здешнем мире не имелось, отчего установить свое местонахождение собственными силами мы не имели никакой возможности, ни обсервацией звезд, ни по счислению, поскольку не известна исходная точка маршрута, путевая скорость, время и курс, которым двигалась яхта, пока мы с Шульгиным вели свою полубредовую беседу.
Ветер посвистывал в снастях, все две с половиной тысячи квадратных метров дакроновой «парусины» тянули «Призрак» в неизвестность крутым бейдевиндом. Через дверь, открытую на крыло мостика, тянуло холодной соленой сыростью.
Помаргивали лампочки на пульте управления, подсвеченная зеленоватым «гнилушечным» светом, подрагивала в нактоузе картушка магнитного компаса. По сути – декоративного, но какой же парусник без компбса и массивного деревянного штурвала, оправленного надраенной медью?
Случись что с автоматикой, электрикой и прочей гидравликой, проверенные веками штуртросы, шкоты и брасы, секстан, хронометр и магнитная стрелка не подведут. Не мы первые, не мы последние, до какой-нибудь земли всегда доплывем. Даже вдвоем, хоть и помучиться придется изрядно.
Сейчас, к счастью, вопрос так не стоял.
Работал приводной радиомаяк Замка, сорокадюймовый экран изображал в цвете карту северо-западного угла Атлантики, накрытую координатной сеткой. Яркая алая звездочка обозначала наше место, зеленая тонкая линия – рекомендованный курс, розовая – истинный. По нижней кромке дисплея высвечивались все потребные навигатору данные: показания лага, лота, скорость и направление ветра и тому подобное. До места оставалось меньше ста миль. Шесть часов под парусами при теперешнем ветре или три – на движках крейсерским ходом. Ветер практически попутный, не требующий никаких чрезвычайных усилий вроде частой смены галсов, а уж тем более поворотов оверштаг или через фордевинд, что на трехмачтовой гафельной шхуне выполнять далеко не просто даже с полным экипажем.
Милое дело штурманить на таком корабле, особенно когда в наличии комплект именно для службы на «Призраке» запрограммированных биороботов. Сейчас их отчего-то не видно, может быть, специально отключены и заперты под полубаком, чтобы не нарушали торжественность момента.
Слева от командирского пульта, ближе к корме размещался «штурманский стол», так это называется, на самом деле – небольшая выгородка по типу отсека общего вагона, где в настенных шкафчиках располагались карты, атласы, лоции, справочники всякого рода, инструменты для ручной прокладки курса и прочие приспособления, в том числе и весьма раритетные. Опять-таки в память о тех временах, когда мы, «проектировщики», понятия не имели о достижениях будущей интеллектроники и высшим проявлением технической мысли почитали механический курсограф, сопряженный с гирокомпасом.
Там же имелся отдельный щит с тумблерами и кнопками, дублирующими, а то и блокирующими основные цепи управления. А также и секретный, недоступный для роботов блок управления ими же. На всякий случай. «Три закона роботехники» – хорошо, а бдительность – лучше.
Но сейчас мне было нужно не это. Я по памяти нашел кнопку магнитофона, и рубка наполнилась звуками увертюры к фильму «Дети капитана Гранта» Дунаевского, которую мы в свое время определили в качестве гимна нашего «Призрака». Волнующая, должен сказать, музыка. Романтическая и духоподъемная. Сашке должна прийтись в самый раз.
– Слушай, а правда здорово, – сказал он, шагнув из рубки на крыло мостика, полной грудью вдохнув соленый ветер.
– А я о чем?
Свистит пассат, как флейта в такелаже,
Гудит, как контрабас в надутых парусах,
И облаков янтарные плюмажи
Мелькают по луне и тают в небесах.
Чуть-чуть кренясь, скользит, как привиденье,
Красавец клипер, залитый луной,
И взрезанных пучин сварливое шипенье,
Смирясь, сливается с ночною тишиной.
Вертится лаг, считая жадно мили,
Под скрытой в тьме рукой скрипит слегка штурвал.
Чу! Мелодично склянки прозвонили,
И голос с бака что-то прокричал…
– Но это – сон, – тут же продолжил Шульгин, – волны веселой пену давным-давно не режут клипера, и парусам давно несут на смену дым тысяч труб соленые ветра…
Ознакомительная версия.
