— Какого черта? — тяжело дыша, спросил под деревом Коля. — Ты где. Баллончик взял?
Димка присел на корточки.
— Слушай, прости. Я так. На всякий случай взял. Он у меня давно. Валялся. С незапамятных времен. А ты. Ты выстрелил в него, да?
— Нет, я не успел. Это он, видишь, — Коля показал окровавленное плечо с надорванным рукавом. — Но я же везунчик по жизни! Это только царапина. Представляешь, чиркнуло, как комарик укусил.
В другой руке он держал свой револьвер, водил стволом вдоль кровавого подтека.
— Тогда бежим дальше, — спохватился Димка. — А то они сейчас оклемаются.
Коля спрятал пистолет. Товарищи осмотрелись и, к счастью, не обнаружив погони, помчались к выходу из комплекса.
Оказавшись в поселке, они отдышались. В поле зрения попала остановка. Автобус как раз подъехал. Они снова бросились вперед, и едва успели вскочить на подножку.
В пустом салоне Коля снял серую ветровку, задрал рукав рубашки (в этот раз они оделись попроще, чтобы соответствовать эпохе). Затем Коля осмотрел рану. На коже, и вправду, была всего лишь царапина, хотя и не маленькая. Кровь уже почти запеклась.
— Надо бы обработать, — нахмурившись, протянул Кукарский.
— Сейчас, — Коля махнул здоровой рукой. — Приедем на вокзал, чекушку купим. На-ка, заплати за проезд.
Дима взял протянутую мелочь и сходил к чудесному аппарату с крутилкой.
Когда он вернулся с двумя билетиками, Герасименко, как ни в чем не бывало, уже сидел у окна, облаченный в надорванную ветровку.
— Ты слышал, они сказали: Илко? — обратился Коля к подошедшему товарищу. — Дескать, что-то там Илко говорил, поэтому придется замочить.
— Ну да, вроде того, — поморщился Кукарский.
— Интересно, кто такой Илко?
— Имя какое-то странное, — заметил Дима, присев рядом. — Финское, что ли?
— Не думаю, — Коля внимательно поглядел в окно, словно бы желая убедиться, что погони нет до сих пор. — А здорово ты их остудил!
— Да, если б он выстрелил второй раз… Был бы полный пипец!
— «Бы» не считается… Блин, теперь еще придется руку от людей прятать, — посетовал вдобавок Николай.
…На вокзале они не стали светиться. Взяли чекушку в продмаге и забрели подальше в частный сектор. Там присели на лавочку, и Димка обработал рану товарищу. Затем каждый отпил из горлышка.
— Эх! — сказал Коля, занюхивая кулаком. — Хороша «Пшеничная». Не то, что сейчас гонят муру всякую!
— Ага, точно, — подтвердил Кукарский, беззастенчиво приняв свою дозу.
— Ну что, а теперь давай по плану, — повеселевшими густо-серыми глазами Коля поглядел на спутника. — Я занимаюсь здесь фотиками и книжками, а ты едешь в Пермь выцеплять Любу.
— Окей, как договаривались, — вздохнул Димка, встал и оправился. — Ладно. Я погнал?
— Дуй. Пузырь я себе оставлю. А тебе вот трешка. Последняя, — Коля протянул заскорузлую купюру.
На том и распрощались.
* * *
После Димка быстро добрался до города.
И вот он уже шел по направлению к почте, где работала Люба, четко следуя инструкциям Герасименко. Солнце, необычно теплое для сентября, припекало с правого боку. Под ноги изредка падали с тополей желтые фантики — осень начинала трапезу с десерта.
Кукарский шел и радовался окружающему, хотя действие «Пшеничной» уже прошло. Диму восхищало полное отсутствие рекламной шелухи. И так сладко забавляли огромные лозунги на зданиях:
СЛАВА КПСС!
ЗАДАНИЯ 11-й ПЯТИЛЕТКИ ВЫПОЛНИМ ДОСРОЧНО!
НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ!
А еще его радовали прохожие, облаченные в незамысловатые наряды — в их лицах не было мрака и озабоченности. По крайней мере, так ему казалось. И по дорогам не спеша ехали неказистые автомобили с огромными круглыми фарами и забавными ретро-формами: Жигули, Москвичи, Волги и Победы, а то и горбатые Запорожцы.
Вскоре обнаружился нужный дом, красноречиво описанный Коляном. Так и есть: в торце оказался вход в почтовое отделение. Кукарский постоял, подумал.
Через минуту-другую он проник внутрь. У окошка мостилась бабушка в повязанном на голову платке и что-то тихо говорила сотруднице. Дмитрий подошел ближе, вплотную, и осторожно наклонился. За рабочим столом сидела и вежливо отвечала посетительнице молодая женщина в самом соку.
Описания подтвердились — каштановые волосы с колечками на кончиках, чуть крупноватый нос, приятные черты, — сомнений не осталось. Это была Люба. Димка отошел в сторонку и подождал, когда бабулька отчалит. Больше никто, слава богу, на почту не заявился.
Дождавшись, Кукарский приблизился к окошку, наклонился к Любе и вполголоса произнес:
— Здрассте. Я от Коли. Меня зовут Дима.
Люба подняла голову, как только он начал говорить. И сообщая ей, от кого пришел, он замечал, как меняется выражение в карих глазах девушки. От безразличного и невеселого к изумлению и тревоге.
— Мне нужно срочно с вами поговорить, — продолжал Дима. — Коля кое-что передал на словах.
Почтальонша часто-часто заморгала. Замолчавшему Кукарскому даже показалось, что в одном глазу ее появилась влажность. Тут скрипнула дверь и в помещение вошла толстая женщина в шляпе и плаще.
— Вы сможете выйти минут на пять? — быстро спросил Дима.
Люба закивала:
— Да-да, подождите за углом. Я сейчас, человека обслужу только.
Через пять минут выбрела тетка в плаще и шляпе, а вслед за ней, через несколько секунд, появилась Люба в короткой курточке, накинутой на плечи. Они с Димой торопливо прошлись вдоль дома и сели на лавочку одного из подъездов.
— Где Коля, говорите же, не молчите?! — сходу накинулась Люба.
— Все нормально, — поспешил успокоить Дима, ощутив ее возбуждение. — Он жив-здоров и находится на свободе. Только не может здесь появиться. Ну, сами понимаете.
— Не может появиться, — задумчиво повторила Люба, теребя полу курточки. — Ну да, конечно. А все-таки, где он?
— Коля сейчас в Кунгуре.
— А, понятно. Что он хотел мне передать?
Кукарский опустил глаза на серый асфальт, прокряхтел:
— Хкгм. Просто… Он по-прежнему… м-мэ… очень любит вас. И он никакой не валютчик, милиция ошиблась. И он очень благодарен вам, что вы помогли ему бежать.
— Так, — почему-то кивнула Люба. — А кто же он на самом деле?
— Понимаете, Николай и я, Дмитрий… Мы являемся сотрудниками секретного НИИ, — Кукарский начал излагать легенду своего напарника. — Так вот, мы прибыли из Москвы с одним тайным исследованием. Это касается вопросов перемещений во времени. Очень фантастическое исследование, знаете ли.
Люба косилась на Диму округлившимися карими глазками, достойными пера поэта, и казалось, внимала каждому слову. А Кукарский продолжал:
