Ознакомительная версия.
Мы повернули на перекрестке направо, и я остановился, давая возможность рассмотреть.
— А вот и основное отличие от вашей Америки, — сообщил тоном гида. — Площадь Согласия. Туристам редко показывают. Неофициально называется «Четыре угла». Надеюсь, понятно почему.
— Да, — с чувством сказала Настя, — вот это страшно оригинально.
Городская легенда рассказывала, что это была идея городского губернатора, но на самом деле построено было в далекие времена, чуть ли не при основании Одессы, когда населения было не слишком много. Стены были уже заметно темными от времени, хотя за ними внимательно следили и старались не уступать соседям, старательно украшая здания.
— Это суннитская мечеть, а прямо напротив — саклавитская, — поясняю и на недоумевающий взгляд показываю, — есть четкая примета. Если башенок-минаретов нет, значит, саклавиты. Считается, что эти пристройки изобрели гораздо позднее, чем русские стали правоверными, а звать воплями на молитву запретили еще при каганах, чтобы не раздражать основное население Руси, так что нефункциональная пристройка, но все равно ставят. Желают отличаться хоть в этом.
— Про церковь мне объяснять не надо, — пробормотала она. — Ничем не отличается от знакомых. Католики?
— Конечно. Вот в бывшей Польше, в городах, таких сооружений днем с огнем не найдешь. В конце восемнадцатого века, после восстания, все уничтожили. Полная конфискация церковных земель, разрушение особо запятнавших себя сотрудничеством с мятежником монастырей и выселение огромного количества народу. Разве что крестьян не особо трогали, только кто сопротивлялся, а всю верхушку дворянскую и церковную отправили осваивать Сибирь. А пейзанам повесили на шею даже не двойной, а тройной налог, по сравнению с окружающими, и земли отобрали в собственность монаршьего дома. Кто хотел нормально жить, должен был перейти в мусульманство, иначе это была просто растянутая на десятилетия агония хозяйства. Так что города в Висленской губернии сейчас русские. И деревни тоже: конфискованные имения отошли к русским.
Она покосилась на меня и процитировала:
— «И послал я во все стороны пленить и жечь, не осталось целого ничего, все разорено и сожжено, и взяли твои ратные государевы люди в полон мужеска и женска пола и робят несколько тысяч… и чего не могли поднять, покололи и порубили».
И вечно одно и то же декламируют. Никакой фантазии. Так и кочует это донесение из книги в книгу. Совсем не ангельски мы себя вели в Польше, но это больше чем на двести лет раньше, в Ливонии произошло. Как будто англичане ирландцев не били, а французы с немцами религиозных войн не устраивали.
— Я ж не в оправдание, — говорю, — а честно объясняю.
Все эти борцы за свободу сами нарвались, перебив всех русских, до кого смогли дотянуться в самом начале. Потом уж получили ответную и очень неприятную реакцию. На что рассчитывали, кроме собственного непроходимого идиотизма и надежд на заграничную помощь, даже очень тщательное следствие не обнаружило. Гладить их по голове или оглядываться на просвещенную Европу нам, варварам, было необязательно. За массовые убийства надо платить, а иметь нелояльное в основе население опасно. В течение двух лет все проблемы были решены навсегда.
Особо упертые до сих пор Езуса Крайста поминают, но большинство поразбежалось. Кто в Америку или Европу, кто вот сюда. В бывшей Польше сейчас проживает меньше католиков, чем в Одессе. Если честно, то поляки, как народ, только у нас и сохранились. На Западе они прекрасно ассимилируются. А в Австрии уже не поляки, а силезцы. Ни то ни се. На Руси, в противостоянии, вынуждены доказывать, что не хуже.
— Не очень-то мы ассимилировались в Америке!
— Так недавно уехали. Всему свое время. Четвертый угол, — показываю, — естественно, синагога. В старые времена прямо на площади устраивали побоища стенка на стенку. Не знаешь, что такое?
Настя отрицательно помотала головой.
— Это такой народный обычай, — невольно хмыкнув, объясняю. — Отбирают лучших кулачных бойцов, по предварительной договоренности, и устраивают мордобой. Что-то вроде спортивных соревнований, но не профессиональных. С денежными ставками, а иногда и с личными счетами. Говорят, еще так проблемы решали купцы, когда в суд ходить не хотели. Выставляют команду против команды, и кто победил, тот и прав. Почти по «Русской Правде». Сейчас здешние жители стали цивилизованными и решают коммерческие проблемы в арбитраже. А вместо «стенка на стенку» имеется масса спортивных клубов по боксу, борьбе и другим атлетическим видам. Штангу поднимают, например, но я этого не люблю. Пустое дело, азарта нет.
— В морду до крови — лучше?
— Конечно! Это был прекрасный клапан для сброса агрессии. Существуют четкие правила, и за их исполнением следят авторитетные священнослужители. Есть у тебя претензии к соседу — выйди и продемонстрируй. Все лучше, чем ночью поджидать с кистенем за углом. Да и, кроме всего прочего, заводятся связи, знакомства, и это то, что у англичан называлось клубами. Только туда женщин не допускали, а у нас было полное равноправие в этом смысле, да еще и на свежем воздухе. Где еще, кроме храмов, можно пообщаться с противоположным полом свободно и себя показать? Вместо бессмысленных дискуссий о религии, ничего не дающих обычным людям даже в выходные дни, возможны были встречи и регулярные контакты иноверцев. Посидеть во множестве трактиров с любой кухней и заключить там сделки.
Полное взаимопонимание, оканчивающееся походами по магазинам. Еврейские не работали по субботам, мусульманские по пятницам, а христианские по воскресеньям. Всегда можно было зайти в другой магазин и пообщаться, обсуждая достоинства товаров.
— А мы случайно не туда направлялись?
Похоже, имеет место тонкий намек. Надо заканчивать с просвещением и приступать к более интересным для женщины вещам.
— Так. Красоты архитектурного стиля тебя не привлекают. Следуем дальше. Обещал новое платье — значит, приготовься.
Еще два квартала от некогда знаменитой площади — и мы попадаем по покрытым асфальтом дорогам на проспект Ганова. Разве что в мечтах он мог надеяться на такую память. Не орден отвалили на грудь, а назвали в его честь главную торговую улицу.
Слава великому деятелю, открывшему здесь первую лавочку по продаже всего на свете! Могли он представить, что через сотню лет длинные ряды торговых точек протянутся от края и до края всего района. По ночам будут сверкать многочисленные стеклянные окна под электрическим светом, а по дороге ездить самобеглые коляски? Не мог! Он и слов таких не знал, хотя и был хитрый перец, к концу жизни подгребший под себя немалую часть торговли хлебом и сказочно обогатившийся. И прославился вовсе не своей первой лавкой, а тем, что всегда старался для города, открыв первую больницу, построив городской театр и выделив очень серьезные суммы на ремесленные училища. Даже в завещании прописал парочку миллионов на нужды города.
Ознакомительная версия.
