[2] Повесть Василия Аксёнова, опубликованная в «Юности» в марте 1968 года.
[3] Стихотворение «Гамлет» Бориса Пастернака.
Глава девятая
Чудеса на Таганке (продолжение). МВТУ им. Баумана. Сильные мира сего
Я покосился на Высоцкого. Тот едва заметно вздохнул и отвёл глаза.
В дверь коротко и громко постучали.
— Занят! — рявкнул Любимов.
Дверь отворилась, вошёл мужчина средних лет в костюме и галстуке.
— А, Коля, — сказал Любимов. — Заходи, Коля. Вот, изволь видеть, твой протеже актёр Высоцкий опять напился и едва не сорвал спектакль. Если бы с неба не упал этот юноша, — он показал на меня, — всё бы закончилось очень плохо. Говорил уже, повторю тебе — этот юноша нас спас.
Мужчина подошёл, протянул руку. Я встал.
— Николай Лукьянович [1], — представился он. — Директор этого творческого бардака.
— Сергей Ермолов. Можно просто Серёжа.
— А по отчеству?
— Мне четырнадцать лет, Николай Лукьянович, какое отчество.
— Сколько⁈ — изумлённо переспросил Любимов.
Алла Демидова даже наклонилась вперёд, чтобы через Высоцкого заинтересованно посмотреть на меня.
— Но по паспорту — шестнадцать, — сказал я.
— Какая интересная история, — заметил Высоцкий. — Прибавил себе два года?
— Не я, Комитет госбезопасности. Иначе меня было не вытащить из США.
— А что ты делал в США? — спросила Демидова.
— Работал в бродячем цирке. Есть такой — Circus Smirkus. Не слышали?
Николай Лукьянович отрицательно покачал головой.
— Час от часу не легче, — пробормотал Любимов.
Высоцкий и Золотухин расхохотались.
— Кем работал? — поинтересовался Высоцкий.
— Артистом. Выступал на сцене с номером.
— Каким?
— Стрелял. Свечи гасил, в карты попадал — из «двоек» «тройки» делал. В таком роде.
— Юный ковбой?
— Разрешите представиться, — я поднялся поклонился и, подражая голосу Мэттью Раймонда, провозгласил. — Лучший стрелок старой доброй Англии Джимми Хокинс по кличке Юнга! Когда-то с помощью своей необыкновенной меткости он добыл сокровища кровожадного пирата Флинта на далёком острове, а теперь продемонстрирует своё искусство нам!
— «Остров сокровищ»! — воскликнула Алла Демидова. — Неожиданный образ. И как, был успех?
— Не жаловался.
— Так мы в некотором роде коллеги? — осведомился Золотухин, забавно приподнимая брови.
— Погоди, — сказал Высоцкий. — Как ты в Штатах оказался? Ты американец?
— Русский. Более того — советский. Меня ЦРУ выкрало, чтобы узнать кое-что важное. Случилось это в апреле месяце в городе Мары — областном центре Туркменской ССР. Но я сбежал, примкнул к цирку и… Товарищи, это длинная история, давайте как-нибудь в следующий раз. К тому же, я не всё могу рассказывать. Подписку давал.
— Чувствую себя на страницах авантюрного романа, — сообщила Демидова.
— А вы ещё спрашиваете, за что мы любим театр, — сказал Николай Лукьянович.
— Я не спрашиваю, — сказал Любимов. — Я знаю. Театр — это мы, а себя нужно любить. Иначе ничего не получится.
— Разве не ближнего своего? — неожиданно подала голос Таня.
— Да. Но как самого себя, — парировал Любимов. — Как интересно, советская молодёжь цитирует Евангелие. Неплохо, неплохо. Но мы отвлеклись. Речь шла о чуде. Серёжа, думаю, вы с вашими разнообразными талантами уже догадались, какое чудо я имею в виду.
— Думаю, да, — сказал я и посмотрел на Высоцкого. — Владимир, вы как? Вам нужно чудо?
— Я могу бросить в любой момент, — сказал Высоцкий преувеличенно нейтральным голосом.
— И этот момент настал! — торжественно провозгласил Любимов.
Высоцкий едва заметно поморщился.
— Товарищи, — сказал я. — Вы можете оставить нас с Владимиром Семёновичем наедине минут на двадцать-двадцать пять? Иначе ничего не получится.
— Однако, — пророкотал Любимов. — Меня выгоняют из собственного кабинета?
— Пошли, Юра — Николай Лукьянович взял Любимова под локоть. — Пошли, не будем мешать. Дело интимное. Алла, Валера, и вы, девушка, — за мной.
Все вышли, дверь закрылась.
— Значит, так, — сказал я. — Как всегда, есть новость плохая и хорошая. Плохая заключается в том, что вы, Володя, больны. Эта болезнь называется алкоголизм. Ещё одна плохая новость — алкоголизм практически не лечится.
— Ты разве врач? — насупился Высоцкий.
— Нет, я волшебник. Тебе чудо нужно, или так и будешь загибаться на глазах у всех, кто тебя любит? — я намеренно перешёл на «ты».
— Что ты предлагаешь?
— Предлагаю хорошую новость. Я могу сделать так, что ты не будешь пить… ну, скажем, год.
— А что будет через год?
— Сам решишь. Перед тобой откроются три пути. Или будешь контролировать потребление спиртного самостоятельно, или бросишь пить навсегда, или погибнешь.
— Погибну?
— Ага, от водки. «Но нет, никто не гибнет зря. Так лучше, чем от водки или простуд» — процитировал я его песню. Так вот, ты не альпинист, не космонавт и не пограничник на острове Даманский [2]. Погибнешь зря, от водки. Как последний подзаборный алкаш. Прости за откровенность, но это правда.
— Я правильно понимаю, что сейчас передо мной только два пути? — спросил Высоцкий.
— Да. Или завязать на год или погибнуть.
— А ты можешь сделать так, чтобы я на всю жизнь завязал?
— Могу. Но оно тебе надо? Такие решения человек должен принимать самостоятельно. В особенности человек твоего уровня одарённости. Свобода, понимаешь?
— Понимаю. Свобода — это важно. Важнее, пожалуй, ничего нет.
— Разве что любовь, — сказал я. — Но мы об этом можем поговорить в другой раз. Принимай решение, Володя. Сейчас.
