того широкий, хлипкий фронт обороны.
– Коня мне! Все резервы – на правый фланг! Свободные команды витязей – к центру! Выбивать турецких офицеров в первую очередь! – Команды сыпались одна за другой, мысли метались, путались. – Весь обоз увести по северной дороге!
Лейб-гвардейцы окружили меня плотным кольцом. Справа слышатся хлопки трехфунтовых пушек, картечницы со свистом выпускают сотни смертоносных чугунных ос, усеивая равнину трупами в зеленых и желтых тюрбанах. Но и это плохо помогает: янычары, потеряв треть состава, добрались до артиллерийских позиций, однако в последний момент встали на месте, наткнувшись на штыки ветеранских полков, стоящих насмерть за каждую пядь земли.
Оглядев оставшиеся резервы, мрачно думаю: «Если сейчас не выбить их с наших позиций, то, боюсь, придется отступать, а это равносильно поражению: собрать в скором времени столь же сильную, боеспособную армию я не смогу, а вот турки вполне могут выставить еще тысяч сорок, а то и шестьдесят!»
– На рысях!
Княжеский молдавский полк, насчитывающий едва ли больше двух эскадронов – четырех сотен всадников, – обнажив палаши, тронулся вперед. Следом за ними идут три батальона разных полков, полчаса назад вышедших из сражения для отдыха: 3-й батальон Семеновского полка, 2-й батальон Астраханского и 3-й батальон Новгородского.
В запыленном мундире передо мной замер уставший сержант, на его левой руке – коричневая тряпица, пропитанная кровью.
– Ваше величество, генерал-лейтенант Берггольц и генерал-майор Остен попали в окружение и отступили! Генерал-майор получил ранение в голову, сейчас находится в лазарете. Командование принял бригадир Семенов. Что прикажете делать дальше?
– Пусть держат фронт! Ни шагу назад! Что хотите делайте, но не дайте туркам пройти! Иначе…
Договорить я не успел. Впереди молдавские драгуны с грохотом сшиблись с янычарами, опрокинув часть воинов возле центра построения и продавив конскими корпусами дорогу спешащим за ними пехотинцам.
– Будет исполнено, ваше величество!
Не глядя на сержанта, вновь поворачиваю коня, пуская вперед – следом за проскакавшими драгунами. Оставаться на месте, зная о том, что солдаты умирают с моим именем на устах, выше моих сил. Я не могу их оставить, трусливо наблюдая за ходом сражения с вышки.
Бешеные глаза на загорелых, искаженных гримасами боли лицах воинов, понимающих, что это конец. И этот холод в тусклых, стекленеющих глазах, холод смерти, навечно вымораживающий тепло огненной души любого истинного воина…
Боже, да что же это происходит?!
Минуты тянутся очень долго, будто часы, рука устала, в боку колет, со лба капает липкая противная грязь. Непроизвольно смахиваю остатки пота – на рукаве темно-зеленого камзола появились грязно-бурые пятна…
– Его величество ранен! – донеслось до меня как из-под воды.
В ушах звенит, солоновато-металлический привкус крови на губах пробуждает жажду, в душе клокочет ярость, но силы истаивают, уходя, словно речная вода сквозь пальцы.
Чувствую, как в правое плечо впивается кусок огненного свинца, от боли в глазах начинают плясать мушки. Сдерживая животный, беспомощный крик боли, из последних сил что есть мочи выдыхаю:
– Ура!
Горло запершило, приступ кашля сотряс уставшее тело. Мир плывет, а тело только чудом держится в седле. Видимо, действительно Николай Чудотворец присматривает сегодня за царем России.
Я не видел, как янычары дрогнули под сдвоенным натиском оставшихся в седле драгун и взбодренной пехоты, с криком победы сминающих стремительно тающие шеренги воинов Аллаха. Я не видел, как левый фланг пропорол турецкий строй, обратив в бегство надломленные морально и физически османские ряды. С каждой минутой паника охватывала турецкое воинство все больше, и великий визирь ничего не мог с ней поделать. Он понимал: битва проиграна, войско потеряло слишком много солдат за последний месяц. И сейчас каждую минуту все больше и больше его собратьев падают от безысходности на колени, вытянув руки в мольбе о пощаде…
Но я видел, как после нашей канонады на левом фланге турецкая конница пошла в атаку следом за пехотой сразу по всему фронту. Малые отряды пробовали вгрызаться в русские шеренги, но раз за разом отскакивали назад. На полном скаку, с визгом и криками, турецкие сипахи бросались на пехотные каре, стараясь пробиться между ними. Их каждый раз встречал ураганный огонь перекрестного залпового огня фузей, но даже он не мог остановить неприятеля, рвущегося к русскому строю, незыблемо стоящему в этом неистовом, бушующем людском море.
Плечо горит, в глазах еще больше разноцветных мушек, круги появляются и исчезают, оставляя размытые очертания темноты…
– Ваше величество, турки… бегут?! – Непонятно, чего больше в этом восклицании, утверждения или вопроса, но голос майора лейб-гвардейцев радостен. – Они бегут, ваше величество!
– Пусть преследуют до заката, а потом всем вернуться на позиции…
Непослушные губы проталкивают сиплые звуки, а я даже не могу открыть глаза от усталости, которая навалилась в один момент, окончательно сломив мою стойкость.
Казалось, моих слов никто не услышит, но нет, Михаил отдает приказ какому-то адъютанту, кричит команду паре горнистов, постоянно следующих за мной для дубляжа приказов.
Протяжное, несколько заунывное гудение полкового горна унеслось в сторону войск, ему вторили остальные горнисты, призывая войска перейти в наступление по всему фронту…
13 августа 1711 года от Р. Х.
Коломна
Город спит. Одинокий лай подзаборной шавки сменяется скулежом – видимо, кто-то из ночных коломенских гостей утихомирил псину, приласкав окованным сапогом. Да, мир жесток, жалости в нем мало, да и та почему-то растрачивается в основном на войне. Да-да, именно там полководцы спасают тысячи жизней или, наоборот, кладут под косу костлявой девы тысячи здоровых, сильных мужчин, способных жить и радовать родных и близких.
Но город спит, и думать о перипетиях судеб рекрутов некому. Люди встанут утром, увидят алый рассвет и тихо прошепчут молитву, перекрестятся тремя перстами, а кто и двумя, прижмутся сухими, горячими губами ко лбам юных чад, оставляя поцелуй на челе. Они уйдут на работу, думая о том, как прокормить свою семью завтрашним вечером.
Коломна издавна служит Москве своеобразным плацдармом, причем неважно для чего: будь то поход на врага, поддержка ремесленников или скрытие особо важных личностей. Коломна – город, в котором можно найти много интересного, таинственного, но если ты был неосторожен и задел интересы сильных мира сего, то горе тебе, неудачник! Оставаться тебе в казематах холодной до скончания веков…
На углу Кузнечной улицы, в двухэтажном каменном доме с красной черепичной крышей, горит неяркий, блеклый свет. Десятки новомодных лампад с ароматным маслом чадят в потолок. В доме никто не спит, хотя время раннее. Поневоле появляются мысли о том, что терем далеко не прост. И дело даже не в богатом
