Ознакомительная версия.
Я вскочил на лошадь. Елки-палки! А лопату-то забыл! Пришлось слезть с коня, приторочить ее к седлу, а уж затем – галопом в город.
Лошадь я сразу же вернул Ксандру. Покосился Ксандр на лопату со следами свежей земли, хмыкнул:
– Не иначе как монеты закопал? – ошарашил он меня.
– Как догадался?
– Большого ума не надо. Уезжаешь отсюда надолго, лошадь брал, опять-таки лопата со следами земли – не бабушку же ездил закапывать?
Да, ничего от Ксандра не скроешь, друг мой проницателен и умен.
– А если и так, то что?
– Правильно, все лучше, чем дома хранить. Далеко положишь – близко возьмешь!
На том и расстались.
С утра я пошел на торг, купил себе рубаху шелковую новую, а посмотрев на свои сапоги, решил и их обновить. Взял короткие – чуть выше щиколотки, из мягкой кожи, с каблуком. В Европе высоких сапог не носили. По прибытии туда я собирался сменить костюм и сбрить бороду, чтобы не сильно отличаться от местных жителей. Чужеземцев везде только терпят, не испытывая большой симпатии, потому лучше не бросаться в глаза.
Пару дней я провел в мелких хлопотах, а к вечеру заявился Ксандр.
– Груз на корабле, все готово к отплытию. С утра, после вторых петухов, ждем тебя на судне.
– Я готов. Чего мне собираться, сума с пожитками да вторая – с инструментами лекарскими.
– Вот и славно. – Ксандр попрощался и ушел.
…Едва пропели первые петухи, меня разбудила Ефросинья.
– Вставай, касатик, пора.
Эх, как вставать не хотелось, но надо.
Я умылся холодной водичкой, взбодрился.
Взял сумы в руки, поставил обратно, подошел к вешалке, снял халат татарский – подарок визиря, обмотался поясом и надел тюбетейку. Чего им тут висеть, пылиться?
По пустынным улицам я прошел к городским воротам, что выходили к пристани. Тут уже толпились крестьяне с телегами, распродавшие вчера свой товар и купившие своим домочадцам подарки и всегда необходимые для хозяйства предметы – гвозди, скобы и прочее.
– Куды прешь, нехристь!
Меня явно приняли за татарина.
– У, идол проклятущий, шастает тут спозаранку.
Однако стражники городские меня узнали. Удивились моему одеянию, но, улыбнувшись, выпустили первым.
У причала покачивался на легкой зыби кораблик. Когда я подошел к сходням, вахтенный махнул рукой:
– Проваливай!
– Ксандра позови!
Вахтенный окинул меня неприязненным взглядом, с ленцой поднялся, сходил на корму.
Вышедший Ксандр тоже признал меня не сразу.
– Попутчиков не берем!
– Ксандр, да это же я, Юрий!
– Фу ты, не признал сразу! Богатым будешь! Все в масть, как сходим с торговлей, так и разбогатеешь. Заходи, отплывать будем.
Я взошел по сходням на судно. Это был крупный морской ушкуй. По рекам на нем тоже можно плавать, но лишь по крупным, глубоководным. Тесновато ему на реках, и разворачивался по течению он неуклюже, мешкотно. Зато потом парус подняли и – вниз. Ветерок помогал да течение.
Ксандр подвел меня к корме. Здесь располагалась единственная каюта.
– Заходи, знакомься, сотоварищ мой торговый и судна владелец – Кондрат, сын Зосимы, Кротов.
– Юрий Кожин, – представился я здоровяку, вставшему навстречу мне с рундука. Рукопожатие было под стать его могучей фигуре, чуть пальцы не захрустели. Ему бы кулачным бойцом быть, а не купцом.
– Располагайся, каюта одна – придется всем вместе жить. В тесноте, да не в обиде. Мы же теперь пайщики.
Кондрат оглядел меня и улыбнулся.
– Ты чего так вырядился?
– Подарок визиря татарского. Подумал – что пылиться будет зря?
Чтобы не смешить сотоварищей, я снял халат, пояс и тюбетейку, оставшись в рубахе и в штанах.
– Вот! – одобрил Ксандр. – Теперь узнаю прежнего друга моего, а то – как басурманин, так и хочется вдарить.
Я оставил сумы у рундука, и мы вышли на палубу. С палубы открывался прекрасный вид на Клязьму и ее берега. Что может быть притягательней неброской красоты природы Среднерусской равнины? Склонились к воде ветви ивы, трепещут на ветру стоящие на взгорке белоствольные березы, буйная трава на лугах по пояс – ждет косы крестьянина. А запах! Так только на Руси пахнет – разнотравьем и луговыми цветами.
Шли ходко – кормчий у Кондрата был опытный, и даже когда спустились сумерки, мы не пристали к берегу. Судно наше уже бороздило воды Оки, скоро покажется Нижний, и мы поплывем по полноводной Волге.
Я уже был в этих местах – после такой удачной поездки с купцом Федором в Турцию. Все тогда складывалось как нельзя лучше: на рынке в Стамбуле купец выгодно продал товары и купил новые, я вез дары визиря, признательного мне за выздоровевшую любимую дочь. Неудачи начали преследовать нас в Нижнем – с торга Федор вернулся разочарованным, пришлось плыть дальше, к Москве. По дороге ждала беда: за Муромом, на берегу Оки, от рук ночных разбойников погиб Федор и почти вся команда – случай спас лишь меня и двух матросов.
Я смотрел на пустынные берега, и сердце щемило от воспоминаний. Беда преследовала нас и дальше: доплыв втроем на едва управляемом судне до Москвы, мы только чудом не попали в очередной переплет: под столицей стояли татары, кругом – страшные последствия пожара: во множестве трупы жителей, дороги запружены тысячами беженцев, в одночасье лишившихся крова. Какой уж там торг – хорошо уже то было, что на татар тогда не наткнулись да по мелководью на груженом судне до Пскова добрались…
На корме повесили масляный светильник в слюдяной коробке, да на носу уселся впередсмотрящий. Мы же, поболтав перед сном, улеглись спать. В управлении судном мы участия не принимали, на веслах не сидели – нужды не было. Что еще делать пассажирам, кроме как есть, спать и любоваться проплывающими мимо пейзажами?
Наше судно качнуло на стрелке – мы выходили на просторы Волги. Слева по курсу раскинулся на холме Нижний Новгород. Как завороженный, я смотрел на сияние куполов храмов, высившихся за высокими стенами крепости. Они играли огненными всполохами в лучах солнца. Вот справа – оживленная пристань. Несколько судов качались под ногами грузчиков, таскающих тяжеленные мешки. В борта десятков причаленных лодчонок плескалась вода. На берегу сушились сети.
Вот и Нижний позади. Мы плыли вниз по Волге. Широка река, аж дух захватывает, от берега до берега – километр. Суда снуют вверх-вниз, как на оживленной дороге. Тут уж рулевой смотрит не столько за тем, как на мель не сесть, а как бы с другим судном не столкнуться.
Величием русской реки восхищались и иноземцы. Еще в древности греки называли ее «Ра», что означало «щедрая», арабы величали ее «Ийшль» – «река рек», татары – «Итиль». Русичи же связывали название со словом «влага». Могучая Волга, дававшая жизнь расположенным на ее берегах малым деревенькам и большим городам, торжественно и неторопливо несла свои воды в далекое Каспий-озеро. Слева уходил за горизонт пологий, весь облитый солнцем, пышный зеленый берег. Правый – возвышался кручами, поросшими лесом.
Ознакомительная версия.
