Только бы не упустить, только бы догнать, рассмотреть… И тогда… И тогда? И тогда!
Кажется, впереди что-то блеснуло. Во-он, под тем камнем… Ага! Юноша спрыгнул в воду, нагнулся, зашарив под камнем руками… Нет! Не может быть! Он не мог так ошибиться… Ведь видел же! Точно видел. И вот…
Просто кусок старого сена — желто-коричневый, с какой-то синей прилипшей тряпкой, ничуть не похожий на полуторалитровую пластиковую бутыль. По Лешкиным щекам потекли слезы. Ну, как же? Ну, как? Как же он мог так ошибиться?
С раздражением отбросив мокрое сено, юноша запрокинул голову и посмотрел в небо — синее, чистое и высокое и долго стоял так, глотая горькие слезы.
В этот момент и накинул на него аркан бритоголовый надсмотрщик Кызгырлы. Свалил с ног, потащил по каменистой почве. Острые камни царапали щеки, больно впивались в ребра. Лешка не реагировал.
— Ты знаешь, что полагается за побег? — заглянув ему в лицо, начал было бритоголовый, но, присмотревшись, лишь махнул рукой и сделал знак парням:
— Тащите в дальний амбар. Пусть хозяин решает.
Хозяин, Ичибей Калы, выглядел зло и хмуро. Под стать ему была и охрана, и даже согнанные во двор невольники: скотоводы, привратник и прочие. В центре двора, голый по пояс, стоял Лешка — Али, — время от времени окидывая собравшихся презрительно-безразличным взглядом.
Грозно осмотрев всех, Ичибей произнес весьма прочувствованную речь, которую Лешка, может, с удовольствием бы и послушал, да только вот беда — не понимал ни слова. Впрочем, хозяин недолго злоупотреблял терпением публики. Злобно ощерившись, обернулся, дав знак Кызгырлы…
В общем-то, ничего нового. Снова козлы; вытащенные на середину двора, снова плеть, только удары на этот раз оказались куда как болезненней, крепче. Так, что Лешка едва не кричал. Но, странное дело, с каждым ударом из него выходила та апатия, что владела юношей вот уже недели три.
Лешка стиснул губы.
Бей, бей. Кызгырлы! Ударь, ударь еще. Сильнее, чтоб лопнула кожа… Что б не привыкал. Что б не казались столь уж желанными сон и похлебка. Что б знал — здесь всегда могут сделать с тобой все, что хотят. Что б наконец думал. Что б снова стал человеком! Уй!!! А не ко всему безразличным животным! Бей, бей, Кызгырлы!
Экзекуция вскоре кончилась — Лешка даже не понял, когда. Спину, конечно, жгло. Но так, вполне терпимо. А ведь бритоголовый был достаточно силен для того, чтоб одним ударом перешибить позвоночник. Мог бы… Но не делал этого, да и вообще, бил довольно щадяще — не хотел испортить хозяйское добро. Да, что и говорить — иногда скупость Ичибея Калы оборачивалась благом.
— Идем! — Кызгырлы рывком поднял парня с козел.
Сплюнув, Лешка, пошатываясь, направился к хижине.
— Нет, не туда, — негромко произнес бритоголовый. — Иди на задворье, наказание еще не закончено.
Ну, надо же, не закончено! Вот уроды. Интересно, что там они еще придумали?
Уроды придумали земляную яму, куда и бросили несчастного парня. Узенькая — не сядешь, и вместе с тем достаточно глубокая — краев рукой не достать, не вылезешь. Лешка поначалу обрадовался — подумаешь, всего-то навсего яма, ну узкая, ну глубокая — и что с того? Однако, простояв полдня, ощутил, как жутко заныла поясница. Затекли и руки — их ведь было не вытянуть, приходилось либо скрещенными держать у груди, либо, как солдат по стойке смирно — опустить вниз, либо, наоборот, поднять кверху. Так вот зачем они его развязали, собаки! Чтобы усилить мучения. Ну, садисты чертовы, чтоб вам ни дна ни покрышки. Лешка попытался сесть — но без толку, лишь поцарапал разбитую спину и чуть было не закричал от боли. Сволочи! Это ж надо такое придумать. Вроде бы ничего особенного, а вот, поди-ка, постой.
Мысли юноши между тем постепенно приобрели весьма интересную направленность. Вдруг подумалось — а все ли зло, то, что зло? Может быть, в этом зле есть и хоть какая-нибудь частичка хорошего? Вот, Кызгырлы его сейчас бил… И, можно сказать, выбил-таки раба! Заставил опять хоть что-то почувствовать, хоть что-то соображать, думать. Ведь так вроде бы получается? Несомненно, так. Вот и сейчас, на первый взгляд — плохо. Но если хорошенько подумать… Чего он был лишен все последнее время? А вот именно такой возможности — не торопясь, поразмышлять, подумать, привести в порядок мысли. А о многом нужно было бы порассуждать и обдумать — многое. Кто ему здесь друг, кто — враг? И — есть ли возможность бежать? А если есть, то куда? К морю или обратно в степь? Грек Владос — станет ли он напарником в возможном побеге? Или ему неплохо и здесь? Он ведь хороший гончар, хозяин, несомненно, его ценит. Ценит… И что с того? Ведь этот парень родился и вырос в большом городе, с театрами и прочим. Наверняка ему здесь настолько скучно, что хоть волком вой! А значит… Ох! Как болит спина! И ведь не опереться коленками о противоположную стенку — спиной-то все равно не прислонишься, болит! Огнем пышет. И еще жутко хочется пить, в горле так пересохло, что… Лешка вдруг усмехнулся: хорошо хоть, пока ничего другого не хочется. Можно себе представить, что будет, когда захочется… Интересно, долго ли собираются его здесь держать? А что если — несколько дней?! Неделю?! Тьфу… Даже думать об этом не хочется. Боже, как болит спина, как болит… болит…
Лешка стиснул зубы и, подняв голову, заметил в черноте неба звезды. Ага — выходит, ночь уже! Или, по крайней мере, вечер.
— Али!
Чу?! Показалось, вроде как кто-то позвал. Неслышно так, шепотом.
— Али, да отзовись же!
Точно позвали!
— Это ты, Владос?!
— Тсс… Я тебе сейчас опущу кувшин… Пей! Дерни за веревку, когда напьешься.
Вода! Господи!
Дрожащими руками юноша поймал небольшой привязанный к веревке кувшин, жадно припал к узкому горлышку и пил, пил, пил… Жаль, вода быстро кончилась.
— Спасибо тебе, Владос, — отправив кувшин назад, горячо поблагодарил Лешка. — Не знаю, как бы и выжил…
— Тихо… — принимая кувшин, прошептал Владос. — Я ухожу. Кажется, сюда кто-то идет.
Лешка навострил уши, прислушался. Некоторое время наверху все было тихо, настолько тихо, что юноше вдруг показалось, что его похоронили заживо. Даже сторожевые собаки не лаяли!
И вдруг… Сверху скатились кусочки земли… Что-то ударило в голову, повисло… Лешка поднял руки — плетеная фляга!
— Владос — ты?
А в ответ — тишина. Лишь дернули веревку…
Понятно — тот же рецепт.
Юноша пожал плечами и приложился к горлышку… Опа! А во фляге-то оказалась отнюдь не вода! Не вода, самое настоящее, правда, разбавленное, винишко! Ну, дела… И откуда достал его Владос? Или это не Владос, а еще один совсем незнакомый друг?! Да, наверное, именно так. Что же он молчит-то? Хоть бы голос подал. Интересная какая фляга… вовсе не плетеная, а металлическая, скорее всего, серебряная, лишь искусно сделанная под плетенку. Явно недешевая вещь. Интересно, кто ее хозяин?
