— Служил? — Спросил император заросшего щетиной проводника. Тот скривился, будто укусил лимон.
— Аж три раза, Государь. Пока провинции были бесхозными, то чьи только вербовщики тут не гуляли. А как они работают, сами знаете — полдюжины здоровяков, да…
Тут он махнул рукой, не желая вспоминать неприятное.
— Но я так считаю — коль присягу даёшь под дулом ружья или ещё как насильно, то она и не действительна…
Марк с надеждой уставился на своего императора и тот не подвёл. Солидно кивнул и подтвердил:
— Только по доброй воле. В армии Венедии и в армии Империи служат только добровольцы. Не скажу, что жалование очень уж большое, но получше, чем во Франции. А уж про кормёжку да обмундирование и говорить не приходится.
— А это… Из наших будут набирать?
— Буду. Эльзацы да лотарингцы — солдаты отменные, да знают, что такое честь. Имперские войска буду формировать. Но учти — поскольку командиры в большинстве своём будут венеды — по крайней мере поначалу. Да и языков с наречиями очень уж много, то венедский придётся учить — в армии все команды на нём отдаются.
— Ну эт не проблема, — засветился проводник, — хоть чуток, его тут многие знают. А… командовать кто?
Марк задал вопрос и аж сжался от собственной наглости.
Грифич хмыкнул, но ответил:
— Белова хочу поставить — достойный офицер.
— Так я ему родственник — жены отчим ему дядей в четвёртом колене приходится!
Эльзасец аж засветился и принялся поглядывать по сторонам горделиво — эвона какая честь родичу оказана! А значится — и ему!
Десять тысяч против пятидесяти — не смешно, но… По местным правилам врага не полагалось убивать, если он сдаётся. А увидев против себя ТАКУЮ армию, французы бы непременно сдались. И что потом с ними делать? Тащить за собой — так они темпа не выдержат. А не тащить — так их освободят основные силы французских войск. Дилемма….
Решил проявить милосердие — не гуманизм проснулся, просто решил не 'дразнить собак', всё‑таки Франция пока, несмотря на Революцию, великая страна и если хотя бы на время прекратит междуусобные разборки… да колониальные войны… да вялотекущую войну с Испанией… и сосредоточит свои силы на возрождающейся Империи… Могут и задавить. Не хватало ещё, чтобы на него повесили 'образ врага' — пусть лучше тратят свои силы в драках с другими.
Поэтому…
— Французские солдаты! — Выехал на поле переговорщик — бывший дьякон — расстрига из РПЦ, которого он взял в Свиту за неплохое знание языков и чудовищной мощи голосину.
— Император не желает ваших смертей, — басил расстрига, которому пожалуй, даже мегафон не слишком был нужен…
— Нас больше пятидесяти тысяч, вас — меньше десяти. Как умеют драться венеды и насколько хорош как полководец император Владимир, вы уже знаете. Он предлагает вам сдать оружие. Никакого плена! Отдавайте оружие и можете идти куда вздумается. Офицеры остаются с личным оружием!
Расстрига повторил это несколько раз в разных вариациях, после чего вернулся. Через полчаса от стоящей в полной боевой готовности французской армии подъехали переговорщики — аж четырнадцать человек, причём комиссаров** среди них было пятеро.
В лагере Померанского приняли их весьма дружелюбно.
Нужно заметить, что французы оглядывались несколько… брезгливо. А как же — никаких шатров для офицеров и даже штабная палатка самого императора меньше, чем у иного французского лейтенанта. Для привыкших к невероятной пышности Парижа зрелище и правда было достаточно убогое. Правда, когда они заметили безукоризненную чистоту и весьма добротную одежду солдат, лица приняли несколько иное выражение.
— Никаких ловушек и урона для чести, — повторил Рюген специально для комиссаров, — личное оружие остаётся у офицеров, знамёна тоже ваши. Но вот пушки и иное оружие заберу. Я не хочу воевать с Францией. Все враждебные для меня договора заключали либо Бурбоны, либо их сторонники. Не думаю, что обычные французы жаждут проливать кровь за интересы свергнутой династии.
Дальше попаданец вплёл в свою речь штампы из двадцать первого века. Там они были безвкусной банальщиной, здесь — глотком свежего воздуха, Истиной. А война Франции с Империей в период Революции — это явное Предательство Аристократии, задумавшей отвлечь народ от Преступлений Бурбонов. Сам же Померанский прямо‑таки жаждет Мира и Дружбы с Великой Францией…
Пафос и пошлость зашкаливали, но речь была рассчитана на 'пламенных революционеров', каковых, к своему изумлению, он обнаружил и среди офицеров***.
— Ну и бред же, — сказал негромко квартирмейстер, — когда французская делегация удалилась. Император фыркнул:
— А как слушали зато… Если они подобную ерунду воспринимают всерьёз, то может быть, её воспримет и остальная часть французской армии? Честно говоря, не хочу драться с Францией всерьёз, пусть лучше так…
— Может быть, — с явным сомнением протянул генерал, — но вся эта политика…
— На моём посту приходится быть не только полководцем, но и политиком, — флегматично заметил Владимир. — Да впрочем, иначе я бы и не залез так высоко. Так что собирай трофеи, да отходим. Франки сейчас на нас не должны полезть — даже по численности силы примерно равны, подкрепление там затребуют и прочее… Так что время и силы на Виттельбаха у нас есть.
Доля солдат* — офицеры редко самостоятельно шарили по карманам убитых, разве что могли снять оружие или висевший на виду медальон. Но солдаты исправно делились и именно офицерам доставалась львиная доля добычи с мёртвых тел. Обоз же практически целиком шёл командованию. Так что солдатская доля трофеев в Европе того времени была крайне мала.
Комиссар** — изобретение как раз французское и означает оно 'представитель'. То есть человек, которого правительство наделило особыми полномочиями.
Обнаружил и среди офицеров*** — во время Французской Революции даже герцог Орлеанский, являющийся близким родственником короля, стал пламенным революционером. И не он один. Правда, большинству из них это никак не помогло и позже почти все революционеры — аристократы были казнены.
Обезоружив группировку врага, Владимир начал отступление и вскоре к нему присоединились другие части, 'гулявшие' по Эльзасу, принеся достаточно оптимистичные новости. Около восьми тысяч французов были убиты и где‑то столько же — ранены. Потери венедов были вдесятеро меньшие — да и те по большей части из‑за сверхскоростного марша и сопутствующих проблем.
