— Проклятие! — взревел герцог. — Причем здесь моя дочь! Именно потому, что я люблю Кримхильду, я ограждаю ее от мужских дел. Да никогда в жизни мои бароны не признают над собой власть женщины! Скорее каждый из них бросится на меч, чем станет исполнять ее приказы!
— Вы преувеличиваете, — сказала княгиня. — Кримхильда ваш старший ребенок и по закону имеет преимущество перед Варгом. "Qui prior tempore, prior jure" — "Кто первый по времени, первый по праву"; так судили еще в Старом Риме.
— Нет у нас таких законов, — в сердцах отрубил Крун.
— Ошибаетесь, герцог! Вы теперь в Империи и, следовательно, ее законы суть ваши законы!
— К дьяволу! Ваш император признал моего сына наследным принцем!
— Пусть вас это не смущает, — с очаровательной и двусмысленной улыбкой заявила София Юстина. — Признать вашего сына наследным принцем и признать его же правящим герцогом — две большие разницы! Вы понимаете, что я имею в виду, ваша светлость?
Он понимал. Он все теперь понимал. Загадочная игра аморийской "наследной принцессы" обретала в его представлении четкий смысл. Разгадав настроение Варга, она вознамерилась посадить на герцогский престол податливую к "благам цивилизации" Кримхильду. Она не понимает, с тоской думал Крун, что Галлия — не Амория, и что его бароны в самом деле не признают власть женщины, и глубоко наплевать им на имперский закон, а дразнить их — опасное дело! Его, Круна, власти и без того едва хватило, чтобы принудить их вместе с ним покориться императору!..
— Вы совершаете большую ошибку, — с горечью промолвил Крун. — На вашем месте я бы оставил мою дочь в покое и лучше подумал, как мне переубедить моего наследника…
— Когда умирал Великий Фортунат, основатель Империи, — перебила его София, — и у него был больший выбор, чем у вас нынче. У него было четверо прекрасных сыновей, каждый из которых всюду следовал за отцом; еще у него было трое дочерей[16], и старшей среди всех детей была Астрея. В те времена женщины могли придти к власти лишь по случайному и исключительному стечению обстоятельств. Однако Фортунат нарочно передал власть Астрее, ибо принцип старшинства воистину был для него священен! Все, дорогой мой герцог, когда-нибудь случается в первый раз. Возможно, боги именно вам назначили быть нарбоннским Фортунатом, а вашей дочери — нарбоннской Астреей — кто знает?..
Крун не успел ответить ей — потому что впереди обозначилась опасность. Дорогу ему и Софии преградила ватага неряшливо одетых молодых людей, нежданно вырвавшихся, точно стая шакалов, из какого-то темного проулка. Их было человек девять или десять. Вожаком казался долговязый, плотно сбитый юнец в длинном черном плаще, распахнутом на груди, и черном же фригийском колпаке. Под колпаком метались растрепанные черные волосы. Вожак скривил толстые губы в глумливой усмешке и громко произнес по-аморийски:
— Так, так, какая встреча! Сиятельная София Юстина в обнимку с гориллой-варваром!
Его спутники отозвались язвительным гоготом.
Краем глаза Крун заметил, как в одно мгновение побледнела его восхитительная спутница, а его тренированный слух уловил слова, сорвавшиеся с ее губ:
— О, нет, только не это и только не сейчас!
Он обернулся, ища глазами Варга. Но сына позади не было, как не было и кесаревича Эмилия Даласина. В сгустившихся сумерках видна была лишь пустынная аллея. Он был один против этих негодяев.
Глава пятая,
в которой читатель знакомится с новыми колоритными персонажами нашей исторической драмы
148-й Год Химеры (1785), вечер 14 октября, Темисия, Форум, затем дворец Юстинов
Так куда же исчезли Варг и кесаревич Эмилий? Вот вам ответ, читатель.
До самого последнего времени нарбоннский принц и внук Виктора V шли вслед за Круном и Софией. Здесь нам придется заметить, что одним из замечательных умений Варга была способность поддерживать беседу и в то же самое время думать о совершенно других вещах. Со стороны могло показаться, будто принц внимательно слушает рассказы Эмилия об аморийской истории, об Эфире и великих аватарах, о доблести имперских легионеров, и так далее. Иногда Варг переспрашивал, уточнял, даже кое в чем возражал, а когда кесаревич проявлял интерес к жизни галлов, отвечал ему. Был принц, как и прежде, предусмотрительно вежлив, и все попытки кузена Софии Юстины спровоцировать Варга на откровенность неизменно заканчивались ничем. К примеру, в ответ на прямой вопрос Эмилия, признает ли принц Истинную Веру, Варг отвечал, что истинную веру отвергает лишь безумец, а на уточняющий вопрос, считает ли принц Учение Аватаров Истинной Верой, Варг заметил, что, как хороший сын, он всюду следует за отцом, в том числе и в вопросах веры.
Вот так и следовал он за отцом по аллеям Форума, пока внимание его не привлекло диковинное зрелище: справа по ходу аллеи, как раз посредине небольшого сквера, возвышался каменный столб, а к столбу были цепями прикованы двое мужчин, старый и молодой. Их облачение составляли рваные платья, но не износившиеся от времени, а нарочно шитые из разноцветных лоскутков самой грубой материи, из обрывков проволоки, из шерсти некоего дурно пахнущего зверя, и скрепленные нитками, похожими на паучью сеть. На головах обоих имелось по колпаку отвратительного вида с некими устройствами типа колокольчиков, только эти "колокольчики" не звенели, а при каждом движении голов издавали гнусавые, режущие слух звуки.
Зрелище, более подходящее для какой-нибудь дикарской страны, где людей приносят в жертву кровожадным богам, нежели бравирующей своей цивилизованностью Амории, чрезвычайно заинтересовало Варга, и он спросил у кесаревича Эмилия, кто такие эти люди.
Эмилий Даласин ответил не сразу. Сперва, как почудилось Варгу, императорский внук лишился дара речи, едва узрев узников каменного столба. Без сомнения, эти двое были знакомы кесаревичу, и знакомы лучше, чем тому хотелось бы; благороднейший Эмилий Даласин взирал на них взглядом суеверного варвара, встретившегося лицом к лицу с исчадиями преисподней. Не сразу кесаревичу удалось спрятать истинные свои чувства от проницательного взора Варга; принц услышал, как спутник его пробормотал какие-то слова; если бы Варг владел патрисианским сиа, он бы понял следующее: "О, боги!.. Они еще здесь!".
Чувства, отразившиеся на лице Эмилия Даласина, подогрели интерес Варга, и он повторил свой вопрос.
— Это преступники, — наконец ответил кесаревич; голос его дрожал от волнения. — Это страшные преступники!
Варг кивнул с едва заметной усмешкой.
— Оно и понятно! Должно быть, те двое согрешили порядочно, зачем иначе им тут стоять?! В чем их вина?