удивительно, насколько, но все военное искусство измениться.
— И все же, странно слышать от надворного советника, никоим образом не служившего в войсках, такие предположения, — Аракчеев развел руками. — Не сочтите за грубость, но я привык говорить правду. Это несколько… неосуществимый прожект.
— Я не обидчив, если мне говорят свое мнение, так что только приветствую честность и откровенность, рассчитываю на такое же отношение и от вас. И, если вы не против, был бы раз в непринужденной обстановке еще поговорить. Пожелаете, так я могу разъяснить вам некоторые свои… неосуществимые прожекты, — отвечал я, улыбаясь.
После такой даже наглой просьбы о новой встречи, Аракчееву ничего не оставалось, чтобы согласится на нее.
Я не ждал, что этот человек, в иной истории сделавший очень много для русской артиллерии, вдруг, воспылает идеями казнозарядной пушки. Нет, это только некий задел на будущее. Идея прозвучала, что уже немало. Дальше посмотрим.
Ближе к полуночи прием закончился. По внешним признакам можно было сделать вывод, что все остались в восхищении. Конечно, это не так, фабрика лести и притворства работала на полные производственные мощности. Важно, что мне удалось еще раз встретится взглядом с Екатериной Андреевной. Пусть я для нее всего-то некий экзотический зверек, но уже не серая масса.
Как могут впечатлять всего лишь взгляды? Раньше был уверен, что никак. А нате! Так что Агафье придется отработать ночную смену, дабы я забылся и не придумывал для себя небылицы. Этой ночью она станцует минуэт…
*…………*…………*
(Интерлюдия)
— Что скажете, братья? — спросил Александр Борисович Куракин своих ближайших родственников, когда они оказались наедине.
Три брата собрались в кабинете Алексея, куда было принесено вино и сыр. Такое мероприятие, как первый, после опалы, прием нужно обсудить, проанализировать и дать ему оценку. Может только показаться, что сегодня лишь ели, немного танцевали, слушали стихи и музыку, общались ни о чем, либо восхваляли государя. Нет, важность всего произошедшего была большей, чем видимая.
Куракины хотели увидеть, смогут ли они стать центром сбора своей политической группировки. Нет, скорее всего, это не удастся.
— Безбородко сказал мне, что государь уже принял решение о моем назначении вице-канцлером, — сообщил Александр Борисович.
— Плохо, — кратко охарактеризовал назначение Степан Борисович.
— Согласен со Степаном, — высказал свою позицию и Алексей Куракин.
Александр промолчал. Он понял почему братья дали такую негативную оценку назначению старшего Куракина. Объективности ради, нужно понимать, что составить конкуренцию Александру Андреевичу Безбородко, канцлеру Российской империи, Куракин-старший не сможет. Безбородко хитер, но и умен и опытен. Тут придется быть в тени, а такое госуадрю Павлу Петровичу не понравится. Зачем вице-канцлер, если его попросту не видно? Так что не факт, что Александру Борисовичу получится долго продержаться в должности. Это не значит, что он отступит, но держать в уме разные варианты развития ситуации необходимо.
— А что вы скажете про этого… Петра Алексеевича Палена? Мне вообще кажется, что он попал в сегодняшнюю компанию случайно, — сказал Алексей Борисович Куракин, отпивая вино из бокала.
— Уж и не знаю, — задумчиво рассуждал Александр. — Он прибыл за назначением, но что меня смущает, так должность придумана под него. Было наместничество Рижское, стало генерал-губернаторство, а он генерал-губернатор. А еще государь принимал его более приличного, почитай сорок минут. Заметили, как он находил общие темы со всеми приглашенными? Не чета Сперанскому.
— Насчет моего секретаря, я бы не согласился, брат, — встал на защиту Сперанского Алексей Борисович. — Он успел поговорить со многими, не стал навязывать свое общество, вероятно, завел приятельственные отношения с Аракчеевым, а вы знаете, как государь того ценит.
— Все заметили, как Вяземский прятал свою дочь от Сперанского? — сказал Степан Куракин и братья рассмеялись.
Андрей Иванович Вяземский настолько сторожился Сперанского, что, порой уходил в другой угол залы, чтобы только не столкнуться с Михаилом Михайловичем.
— Ну так чего же было приводить свою дочь? Знаем мы все, что он ее принял и благоволит к Екатерине Андреевне, так зачем же мучить девицу более мужскими встречами? — высказался Александр.
— Мда… А ведь скажут завтра в обществе, что Сперанский пробовал ухлестывать за Колывановой. Впрочем, как по мне, так и не самая плохая партия. Если песенка Сперанского станет гимном Российской империи, да разгребутся, наконец, завалы в Сенате, то еще не понять, каким героем выйдет наш протеже. Между прочим, ему уже отписали имение под Белгородом аж пять сотен душ. Сперанский думает, что три сотни, ан, нет, пять сотен! — сказал Александр Борисович и вновь задумался. — Что думаете о Ростопчине Федоре Васильевиче?
— Плут, этот уже завладел расположением Павла, вероятно, Ростопчин только усилится. Тут бы я сравнил его с Аракчеевым, только Алексей Андреевич Аракчеев более прямой. Вот попомните мои слова, братья, эта прямота сгубит его! А Ростопчин будет главным интриганом при дворе, — высказался Степан Борисович и с его оценкой все согласились.
Еще братья обсудили Юрия Александровича Неделинского-Мелецкого и пришли к выводу, что этот деятель не конкурент. Довольствуется своим положением статс-секретаря и не захочет никаких иных почестей и постов, только бы сохранить имеющееся положение.
— Все, братья, я спать. Устал за сегодня, — сказал Александр, а Алексей уговорил Степана раскинуть карты, да еще попить вина.
*………….*………….*
Петербург.
Дом Вяземского
17 января 1796 года. Ночь
— Это просто неприлично! — возмущался Андрей Иванович Вяземский. — Вы смотрели на него Катерина, а он на вас.
— Папа, но я не давала никакого повода, — переходя на французский язык, чуть ли не плача, оправдывалась Екатерина Андреевна Колыванова, внебрачная, но признанная дочь Вяземского.
— Все видели, как этот выскочка, слуга, сын поповский, не сводил с вас взгляда, — продолжал возмущаться Вяземский.
Екатерина Андреевна хотела возразить. Ей не показалось, что господин пиит, именно в таком амплуа она и запомнила Сперанского, немного на нее смотрел. Были моменты, когда она и сама бросала взгляды в сторону молодого и даже несколько привлекательного мужчины. Но возражать отцу, когда тот в гневе, просто бесполезно.
— Почему вы, Катерина, так мало смотрели на князя Александра Борисовича Куракина? Я же говорил вам, что это замечательная партия для вас. Для того я вас, еще столь юную и взял на этот прием. Старший Куракин не женат, но не дурен собой, личный друг государя, имения у него блистательные. Чем не угодил? — уже скорее усталым голосом спрашивал Вяземский.
— Я смотрела,
