Аристарха Поликарповича Константин Николаевич дал новомодную срочную телеграмму о выезде в Санкт-Петербург и в тот же вечер, оставив последний привет Папа и Мама, срочно выехал.
Дорога между Москвой и Санкт-Петербургом всегда была оживленной и с некоторого времени уже на пассажирском поезде, хотя и на почтовых каретах еще ездили. Подумав, попаданец решил поехать именно на этом древнем и экологически чистом виде транспорта. Мест на них, конечно, не было. Директору полиции пришлось самому похлопотать у Московского генерал-губернатора, размахивая важной телеграммой из Зимнего дворца.
Ситуация действительно была трагикомической, как в эпоху Горбачева ХХ века. Пассажиров как бы нет, но в тоже время пассажиров почему-то так достаточно, что и мест свободных нет.
Но император требует князя немедленно! Генерал-губернатор самолично распорядился и места для Константина Николаевича и его слуге Гриши чудесным образом появились.
Цивилизация постепенно наступала на гнусные российские дороги, хотя и еще медленно и невразумительно. Все было как всегда и всюду — Россия всегда опаздывала. Попаданец XXI века все же поначалу рассчитывал, что он поедет на цивильном поезде. Конечно вагон XIX века совсем не аналогичный вагон XXI столетия, но все же какой-никакой технический прогресс! Плюс обслуживание у проводников было гораздо выше, а пища куда лучше.
Однако, послушав опытных пассажиров, в конечном итоге решил ехать на обычном конном транспорте… Во всяком случае, в 1836 году ему придется ехать на каретах — если повезет, то на дилижансах-вагонах, нет — в тесных и почти неблагоустроенных почтовых каретах.
Да уж. Романтическая дорога в железнодорожном поезде за несколько часов превратилась в нелегкий путь по грязной дороге, которая, хотя и называлась шоссе, но было в ухабах и ямах. По данным XXI века, дорога будет занимать по четыре — пять суток. Несколько дней и ночей в дороге! Ужас!
А по субъективным впечатлениям попаданца из будущего еще больше. Маленькая вечность, не больше — не меньше!
Новые родители из текущего времени, впрочем, были совершенно иного мнения. Ведь они не летали на самолетах, не ездили на железнодорожных вагонах, даже на душных тесных «пазиках» не бывали!
Там, где изнеженный житель XXI века стенал и ругался о плохой дороге, россияне XIX века радовались романтике долгого пути. Им было начхать на плохую дорогу, она встречали на ура известие о самой дороге! В Сибири, хе-хе, приходилось продираться в глухой тайге, или по девственным полям. Там были не дороги, а направления.
Не только отец Николай Анатольевич, но и мама Мария Гавриловна тепло вспоминали своих товарищей по карете в давних уже поездках, почтовые станции, смотрителей, угощавших недорого (по сравнению с Санкт-Петербургом, конечно) пирогами и закусками.
Константин Николаевич все слушал и недоумевал, пока мама, наконец-то, не сказала, что лично она ехала с девушками — курсистками. А тогдашний еще не папа с офицерами-однополчанами. М-да, современники XIX века прекрасно понимали, что дорога это долго и тяжело и заранее подбирали достойных товарищей.
А вот ему придется ехать одному, слуга не в счет. У него ведь в Москве никого нет, чтобы излить душу, или, наоборот, радоваться вместе, а уж тем более поехать на пару за доверительными разговорами да с выпечкой и с сытными пирогами. Можно и с горячительным, гм.
Конечно, родители отдали ему одного слугу по имени Гриша — крепостного Долгоруких, обслуживающему его с юности, — но он ехал в другой карете, вместе с людьми подлого состояния. И ни телевизора, ни ноутбука, ни даже книжку почитать или радиоволну послушать. Эх, техническая отсталость XIX века!
С тяжелым чувством разлуки он уезжал из уже родной Москвы. Это нынешние жители ехали из провинциальной Москвы в столичный Санкт-Петербург, а он покидал прежнюю столицу ради непонятно какой карьеры. И карьеры ли?
Император для него оставался непонятным мутным пятном — то ли человек, то ли грозный самодержавец. Не понимал, то ли разговаривать с ним, то ли молится и слепо подчиняться.
Впрочем, дни были весенние, солнечные, пахли цветами и зеленью, а сосед по почтовой карете оказался приятный молодой человек, назвавшийся Валентином Сергеевичем Кожиным. Был он чиновником по министерству внутренних дел и, хотя и не князь, но сказался потомком старинного дворянского рода. Да и потом, попаданец подумал, что это будет лучше, чем лежать под толстым слоем земли на кладбище! И с императором он как-нибудь поговорит. Не азиатский деспот
От нечего делать под хорошую мальвазию, купленную Константином Николаевичем в буфете на одной из почтовых станций, они болтали за жизнь. Вначале Валентин Сергеевич вел себя поначалу несколько заносчиво, поскольку работал в самой столице, в один из департаментов министерства внутренних дел и был уже надворным советником. Но, узнав от собеседника, что сосед князь, и не просто, а из известнейшей фамилии Долгоруких, и опять же, перед ним знаменитый сотрудник Московской полиции, о котором уже ходили невероятные слухи, быстро переменил свои привычки, стал просто рубахой-парнем и весельчаком.
Валентин Сергеевич память имел хорошую, натренированную, а глаза по молодости лет острые. Он рассказал так много интересного и занятного из столичной жизни и работы. И для современника — провинциала, и, тем более, для мало что знавшего попаданца он был настоящим кладом.
Понимая это, Константин Николаевич не забывал пополнять свою фляжку и стаканчик собеседника. Его мальвазию давно уже выпили, но попаданец, не будь дурак, на очередной станции купил испанского вина. Ничего было вино, хоть и чувствовалось, что бормотуху. То есть, не только испанское, но и вино было понятие иносказательное и очень широкое. Но ведь не отравились же! А подделка вина в Николаевскую эпоху — явление широкое. Тут либо совсем не пей, либо терпи.
Когда Валентин Сергеевич, который пил «испанское вино», не моргнув глазом, хотел было снова вложиться своей долей, настоятельно отговорил. Будто бы оп пропивает свою наградную премию — а это богоугодное дело. Ибо, не пропьет — снова не получит. Благо информация о полицейской деятельности князя в чиновничьем мире было очень известна, и потому вопросов о премии не было. С такими-то широкими заслугами да вскоре после получения орденов!
Слуга Гриша, ехавший в карете 2-го класса, вел себя, как слуга, тихо и предупредительно, на стоянках прислуживал, княжескую постель разбирал-убирал. В общем, Константин Николаевич претензий к нему не имел, и возвращать родителям не собирался. Не грубит, не ленится, не пьет, чего тебе, господин хороший, еще дополнительно надо?
На пятые сутки казалось бы неспешной езды стали четко заметны признаки большого города. Ну как города. Константин Николаевич сначала не понял, что означают множества зданий, причем не только
