Ознакомительная версия.
— Вроде и старше меня на два года, — заметил как–то брат, — а все равно какой–то инфантильный.
Это не он такой, а ты, милый мой братец, начал взрослеть раньше благодаря моим стараниям, подумал тогда я, но озвучивать свою мысль не стал.
Миш–Миш довольно быстро уехал, а Сандро остался и начал увиваться вокруг нашего брата Георгия. В принципе еще можно было поверить в то, что в иной истории он сошелся с Николаем не из шкурных побуждений, а по велению души, хотя лично мне это казалось сомнительным. Но теперь его внезапно возникшая дружба с Георгием никаких сомнений не вызывала. Ну не может девятнадцатилетнему дылде быть настолько интересно общаться с четырнадцатилетним пацаном! Хочет, гад, примазаться к императорской семье, ибо на Кавказе, где он жил, влиятельных знакомых особо и не приобретешь. Эх, опять я сел в лужу! Направил все усилия на Николая, а Георгия оставил без внимания. Впрочем, у меня все равно не хватило бы сил и умений воспитывать еще и этого. В общем, Георгий рос в некотором отдалении от нас с Николаем, и сейчас Сандро этим пользовался.
Я, кстати, в прошлой жизни читал его мемуары. Ничего не скажешь, талантливое произведение. Сколь убедительно автор описывал, какой он умный, честный и бескорыстный, в отличие от всех остальных Романовых! Кто–то ведь мог и поверить. А потом этот рыцарь без страха и упрека долго убеждал читателя, что к авантюре с концессией на реке Ялу он никакого отношения не имел и вообще всегда был против нее. И, наверное, чисто случайно забыл упомянуть, что являлся в той концессии одним из главных акционеров.
А вот дальше благороднейший летописец слегка прокололся. Он написал, что вышел из концессии (в которой вроде бы вообще не состоял) и занялся расширением и благоустройством своего крымского имения, на что ушло более двух миллионов рублей. Да где же можно было наворовать столько денег? Наверняка их ему заплатили за активное участие в подготовке развязывания русско–японской войны.
Опять же, как ярко Александр Михайлович описывал свою пылкую, беззаветную и, естественно, бескорыстную любовь к нашей с Ники сестре Ксении! Прямо–таки какой–то Вальтер Скотт и Вильям Шекспир в одном лице, а не великий князь. И сколь бегло потом упомянул, что бросил ее сразу, как только оказался в эмиграции, ибо она там стала уже не сестрой царя, а простой беглянкой, к тому же небогатой. А ведь бедная девочка любила эту сволочь до самой смерти!
И вот, значит, теперь этот тип приступил к охмурению Георгия. Впрочем, отец, кажется, понимал, чего стоит Сандро, и проявлял к нему расположение лишь в пределах обязательного протокола. А вот маман в нем души не чаяла.
Одним прекрасным вечером я прогуливался по парку, с раздражением наблюдая за о чем–то увлеченно беседующими в отдалении Сандро и Георгием, а в голове роились мысли, более приличествующие какому–нибудь Чацкому. Ну типа — сюда я больше не ездок! Сколько можно отдыхать, в конце–то концов? Надоело по самое дальше некуда! Как там потом? Карету мне, карету! Хотя, конечно, лучше паровоз с одним или двумя вагонами, больше не надо. Впрочем, я бы отсюда и в кабине машиниста уехал. Но — увы!
И в тот момент, когда моя мысль дошла до этой пессимистической ноты, на дорожке показался отец. Он подошел, глянул туда, где только что виднелись Сандро с Георгием, а сейчас они срочно исчезли, и вздохнул:
— Да, Алик, упустили вы с Ники Жоржа. Впрочем, и я тоже хорош. Ладно, я с тобой о другом хотел поговорить, а ты потом брату перескажешь. Может, и посоветуете чего дельного, как не раз бывало. В общем, не дает мне покоя мысль, что Дальний восток только на бумагах наш, а на самом деле неизвестно чей. Да и про богатства Сибири еще Ломоносов говорил, а дело с тех пор ненамного сдвинулось. Нужен туда нормальный путь для людей и грузов. Можно его сделать двояко. Первый вариант — сравнительно дешевый. Во всяком случае, наскрести на него мы, наверное, сможем. Он такой — дорогу делать кусочками. Где–то железную пустить, в основном от одной великой реки до другой, где–то по воде. Может, прорыть несколько каналов придется, дабы стало удобней плавать. И второй вариант — железная дорога через всю Россию до самого Владивостока. Это, конечно, лучше, но ведь железных дорог такой длины да по столь диким местам никто в мире еще не строил. Оно бы ничего, русским не впервой за невозможные дела браться, но денег–то где столько взять? Казна ни за что не потянет, тут и гадать нечего.
Я чуть было не начал излагать все, что думаю по этому поводу, но вовремя спохватился. Это серьезное дело, не какой–нибудь воздушный шар из палок и бумаги и даже не подводная лодка. Тут надо семь раз мерить и только потом резать. То есть — передать Николаю содержание разговора, потом убедить его — это он сам додумался до того, что я сейчас чуть было не начал излагать императору, и только после всего вышеизложенного вместе с ним идти на доклад к его величеству.
План удалось реализовать лишь частично. Николай проникся, даже воспринял какие–то тезисы как свои, но играть главную роль на грядущем докладе отказался категорически.
— У тебя получится гораздо лучше, — заявил он. — И не спорь со мной! Могу же я как старший брат, да к тому же еще и цесаревич, хоть иногда настоять на своем?
— Можешь, — вынужден был согласиться я. — Тогда иди и договаривайся с отцом насчет времени доклада. Вот уж это–то на меня спихивать не надо!
— Ага, — усмехнулся император, услышав, что докладывать буду я, — вы, значит, такое придумали, что Ники опасается мне это излагать? Ну, Алик, дерзай, послушаем.
— Мы считаем, — откашлявшись, начал я, — что, разумеется, строить надо непрерывную железную дорогу. Всякие отрезки — это полумеры, они потом дороже обойдутся, да и не позволят быстро освоить Сибирь и Дальний восток. Деньги же на дорогу можно попросить у французов. Но не просто так, а прозрачно намекнув им, что надеяться на помощь России в деле возвращения Эльзаса и Лотарингии можно будет только после предоставления нам займа в полмиллиарда рублей золотом. Под два процента годовых и отсрочкой выплаты основного массива долга на пятнадцать лет после завершения строительства дороги. Во время него мы будем платить только проценты.
— Ну ты и наглец! — удивился отец. — Не дадут, сразу могу сказать.
— Я тоже так считаю, но об этих переговорах обязательно узнают немцы. И к ним можно будет обратиться с просьбой уже об обычном льготном кредите, причем не золотом, а поставками материалов и оборудования для постройки дороги. Под встречные поставки необходимого им сырья и разрешения соответствующих концессий. Можно пригласить их инженеров, немцы народ толковый. И как дополнение — обещание благожелательного нейтралитета России в случае войны Германии с Францией. Немцы, насколько я понял, не против решить французский вопрос радикально, и у них сейчас есть возможности для этого, но они опасаются реакции России. На таких условиях — дадут, да еще и попросят, чтобы мы брали поскорее, не откладывая в долгий ящик.
Ознакомительная версия.
