— А если кутигуры не станут нас преследовать? — спросил Завила.
— А что им еще остается делать: овец разводить? — уверенно отвечал князь.
В самом деле, едва черноярцы свернули с северо-восточного направления на западное, к Итилю, как у противника тотчас сработал охотничий инстинкт. Вместо прежних отдельных сторожевых отрядов отступающую колонну трех сторон начало охватывать все кутигурское войско. То там, то здесь вперед вырывались их конные лучники, чтобы осыпать черноярцев своими стрелами. Дарник словно этого и ждал, всю конницу упрятал между повозочных колонн, а на внешнюю сторону повозок перевел липовских щитников с лучниками и арбалетчиками. Стоило кутигурам приблизиться, пешцы моментом образовывали закрытую большими щитами «черепаху», из которой по незащищенным коням противника неслись стрелы и арбалетные болты. Камнеметы в ход не пускали — берегли боеприпасы.
Так целый день и продвигались с частыми остановками и изготовкой к большому сражению. Спокойствие князя передалось воеводам и ратникам, скоро все лишь смеялись над столь нерешительными преследователями. Ночью кутигуры устроили уже привычную какофонию: в темноте скакали сотни лошадей, раздавались боевые крики и битье железа о железо.
У многих черноярцев при всем желании заснуть не получалось. Не спал и Дарник. На одну из повозок приказал взгромоздить колесницу и с ее площадки, как с наблюдательной вышки, долго в темноте обозревал окружающую обстановку. По огням костров видел, что основные силы кутигур расположились в полутора верстах от черноярского стана, а беспокоящий шум поднимали пятьсот-шестьсот воинов сторожевого отряда. К утру решение было найдено.
Новый день принес повторение предыдущего: черноярцы двигались по степи на запад, а кутигуры не давали им расслабиться. Дарник намеренно вдвое сократил скорость и время перехода, а также спешил всех конников, дабы сберечь лошадиные силы. На дневной стоянке велел из белой материи нарезать длинные ленты, а на дышла и ступицы колесниц насадить короткие мечи. Союзные воеводы через Меченого пытались узнать, что князь задумал.
— Вечером скажу, — говорил Дарник, следуя ромейскому предписанию все самое важное держать в тайне до последнего момента.
На ночевку стали раньше обычного. Если прежде подыскивали место для стоянки с рытвинами и кустами, служившими естественной преградой для возможного ночного нападения, то теперь выбрали наиболее гладкое и ровное поле. Пока воины отдыхали и трапезничали, Рыбья Кровь собрал на последний совет воевод, чтобы каждому дать точное поручение.
Как только стемнело, снова поднялся шум со стороны сторожевого отряда кутигур. В стане черноярцев все занялись делом. Нарезанные белые ленты повязали на шеи воинам и лошадям, а копыта коней обвязали двойной материей. Затем, уже в темноте с тридцати колесниц сняли камнеметы, а к их расчетам из трех колесничих добавили по паре метателей сулиц. Еще двадцать колесниц поставили на повозки со стороны ближнего кутигурского стана, так чтобы их выстрел каменными и железными «яблоками» удлинился на лишний десяток саженей. Длинные пики щитников заменили лепестковыми копьями, а лучников снабдили боевыми цепами и двуручными секирами для предстоящей рукопашной.
Медленно бежали ночные часы. Кутигуры ближнего отряда, уже совсем не сторожась, расположились на земле и весело стучали булавами по всему железному, в то время как коноводы прогоняли вдоль стана черноярцев целые табуны их верховых лошадей. Дальней ставки противника вообще не было слышно, только мерцание огней указывало ее расположение. Во второй половине ночи повозки на противоположной стороне черноярского стана раздвинулись, и из него тихо вышли четыре тысячи воинов. Широкой дугой они обогнули сторожевой отряд кутигур и устремились на ничего не подозревающий большой стан противника. Стана там в общем-то и не было. Десять тысяч степняков беспечно спали на своих кошмах под открытым небом, положив под головы седельные полушки.
На острие атаки черноярцев находились три десятка колесниц и четыреста панцирников с длинными пиками, за ними следовали полторы тысячи легких конников с пешцами за плечами, еще пятьсот воинов просто бежали, стараясь не очень отстать. Тем временем шестьсот липовских ополченцев просочились между повозок и вместе с конной сотней бродников Сеченя изготовились к своему броску. Едва со стороны большого кутигурского стана послышался шум, как колесницы на повозках дали залп «яблоками» по сторожевому отряду, и липовцы с укороченными пиками в руках ринулись в ночную темень. И тут и там началось избиение застигнутого врасплох противника. Если черноярцы по белым нашейным повязкам еще могли как-то ориентироваться при лунном свете, то для кутигур такой возможности не было, и, раздавая направо-налево ответные удары, они зачастую били по своим. А стоящие на высоких колесницах метатели сулиц вообще казались им некими страшными великанами. Поэтому серьезного сопротивления нигде не было, а сильная толчея и давка в обоих местах сражения объяснялась тем, что мало кто из кутигур знал, куда именно надо отступать или нападать.
Дарник сперва предполагал остаться в стане, но потом представил, что в темноте ему невозможно будет никем командовать, а от неизвестности он лишь напрасно изведется, и решил вести в ночную атаку катафрактов сам.
— Может, ты лучше с ближними кутигурами разделаешься? — предложил Меченый. — Неизвестно, как еще все дело обернется.
— Не лишай князя последней радости, — беспечно отмахнулся Дарник.
Впрочем, скоро князь сам здорово пожалел о своем ребячестве. Скачка в ночи оказалась невыносимой по напряжению. Чувствуя за собой сотни конников, которые, как и он, мало что видели в темноте, князь шепотом умолял коня: «Только не оступись!» Хотел было присоседиться к мчащейся сбоку колеснице, но вовремя вспомнил о мечах в ее ступицах. Двухсаженную пику придерживал возле колена — так сильнее был упор на веревочную петлю, надетую на лошадиную шею.
Кутигурские костры возникли сразу со всех сторон — черноярское войско без преград ворвалось в их стан. Дарник ощутил сильнейший толчок, от которого едва не вылетел из седла, его пика сама нашла свою жертву, да не одну, как позже он выяснил. Веревочный конец от удара лопнул, и в руке осталась четверть древка пики. Князь потянулся за колчаном с сулицами, но колчан от толчка сорвался с передней седельной луки. Выхватив трофейную булаву, Рыбья Кровь изготовился наносить ею удары. Впрочем, пустить ее в ход ему удалось всего раз или два — арсы быстро нашли своего князя и, тесно окружив, оставили его в роли стороннего наблюдателя.
