Бухгалтер кивнул отметив про себя, что с этим калибром он никогда не работал — надо будет попрактиковаться и выучить наизусть баллистические таблицы.
— Ствол… Шиллен, заготовка есть. Только обработать, как следует.
— С отпуском? [При механической обработке ствола в стали скапливаются внутренние напряжения, это плохо влияет на кучность. Отпуск- это предфинальная стадия обработки когда ствол в течение трех дней сначала медленно нагревают до +180, потом охлаждают до -180. В результате внутренние напряжения снимаются и кучность вырастает на 20–25 %.]
— Обязательно.
— Спусковой механизм?
— Джевелл. Тоже бенчрестовский, с регулировкой. Можно было бы Тимни но у меня сейчас таких нет. В целом, я это вижу… Такой вопрос — сколько выстрелов потребуется сделать?
— Один — Бухгалтер ни секунды не колебался — только один, не больше.
— Тогда винтовка будет выглядеть как та же RAI-500, только под другой калибр. Затвор для перезарядки вынимается из ствольной коробки, патрон крепится вручную на зеркале затвора, после чего затвор с патроном обратно вставляется в ствольную коробку. Ствол консольно вывешенный, ничего не касается. Под ним — упор под руку, там же можно будет при необходимости поставить сошки. Приклад точь в точь как на RAI-500, разборный, на кучность он не повлияет. Прицел сажаем на саму ствольную коробку. Устроит?
Бухгалтер кивнул. Получилось примерно то же, о чем думал он пока паром шел по неспокойным холодным водам Северного моря.
— Тогда… Двадцать тысяч фунтов стерлингов устроит?
Цена была безбожной, за эту цену можно было купить хороший автомобиль представительского класса — но Бухгалтер не задумываясь, согласился.
— Деньги как в прошлый раз?
Моргейт утвердительно кивнул.
— Тогда мне нужно съездить в город. У меня тут в окрестностях машина.
— Хорошо. И еще…
— Да?
— Если хотите чтобы ваш заказ был выполнен как можно быстрее — можете вернуться и помочь мне. Надеюсь, вы не против простой пастушьей пищи и моего общества?
Бухгалтер улыбнулся
— Ничуть…
Картинки из прошлого 11 августа 1995 года Санкт Петербург Императорский яхт-клуб
В любом городе, тем более в столичном городе, тем более в городе — столице огромной империи есть нечто такое, что является душой этого города. Это и нечто неосязаемое — праздники, традиции, может даже погода, и осязаемое — здания, памятники. Берлин всегда ассоциировался с Рейхстагом, Лондон — с Биг-Бэном. В САСШ и Российской империи, если бы кто-то задался целью отыскать их архитектурный символ — оказалось бы, что он находится не в столице. В Североамериканских соединенных штатах это была стоящая на страже нью-йоркской гавани статуя Свободы, а в Российской империи — безусловно, величественный Московский кремль и стоящий рядом изумительный собор Василия Блаженного. Санкт-Петербург же, несмотря на то, что был столицей, выделяющейся среди остальных архитектурной доминанты не имел. Санкт Петербург — это и Стрелка Васильевского острова, и Зимний дворец, и Смольный институт благородных девиц, и Медный Всадник и мосты и конечно же здание Императорского яхт-клуба на Большой морской. Императорский яхт-клуб был местом средоточия элиты Российского государства. Туда очень сложно было вступить, потому что членов принимали путем всеобщего голосования членов клуба и один черный шар уничтожал двадцать белых. С детства записывали в этот клуб только членов венценосной семьи. Там были и изумительные винные погреба и каминная и отдельные кабинеты для тех членов клуба, кто желал уединиться. В Императорском яхт-клубе практически не было ни одного члена — не аристократа, нувориши предпочитали развлекаться в других местах, сюда они вступить даже и не мечтали. Даже право баллотироваться в Императорский яхт-клуб было важной семейной ценностью, передаваемой в аристократических родах по наследству.
Темно-синий Даймлер подрулил к клубу уже под вечер. Припарковался он естественно не на закрытой стоянке членов клуба, а на улице, среди других машин. Моложаво выглядящий господин, закутанный в черном блестящем — дождь все-таки пошел — плаще помахивая длинным зонтом-тростью прошел прямо к дверям, стукнул медным, позеленевшим от времени молотком. Открывшему дверь швейцару показал визитную карточку члена клуба, с которым у него была назначена здесь встреча. Если бы он показал не карточку, а, допустим свое служебное удостоверение — его бы пожалуй тоже пропустили бы и даже обслужили в ресторане — зато потом бы на него показывали пальцем как на пример самых дурных манер, какие только можно себе представить.
— На втором этаже. Пятый кабинет слева… — шепнул швейцар на ухо гостю, принимая у него плащ. Он уже привык к тому, что к одному из членов клуба, Кахе Несторовичу Цакае постоянно ходят люди, и эти люди нуждаются в «тет-а-тет», поэтому Цакая принимает их в закрытом кабинете, без окон и с журчащим, заглушающим тихий разговор фонтаном. Хоть Цакая и был теперь в отставке — но люди к нему ходили и он их принимал — их даже стало больше, потому что раньше некоторые встречи, надо полагать проходили в здании Министерства внутренних дел. уставом клуба возможность развертывать разведывательную работу на базе клуба не предусматривалась — но и претензий Кахе Несторовичу особо никто не предъявлял. Во-первых потому, что опасались, во-вторых потому что эти встречи другим членам клуба особо не мешали. Те, кто приходил к Цакае вели себя тихо, пристойно и вообще старались не привлекать к себе внимания…
Когда Ковач, конечно же постучавшись, заглянул в кабинет — Каха Несторович Цакая стоя у противоположной стены внимательно рассматривал модель парусника, заключенную в большую, старинного вида бутылку. Услышав вошедшего, он не оборачиваясь показал рукой на кресло…
— Всегда удивлялся… — произнес он, разговаривая будто бы сам с собой — как мастера умудряются запихнуть такую красоту в бутылку…
— Мне показывали. В самых сложных случаях корабль собирается прямо там с помощью пинцетов. Если работа попроще — то отдельно в бутылочное горлышко засовывают корпус корабля, отдельно — мачты и снасти, и потом одно с другим скрепляют.
— Жаль…
— О чем вы? — не понял Ковач
— Жаль, что вы мне это рассказали, Владимир Дмитриевич. Так вы разрушили тайну. А мир слишком скучен, если в нем нет никаких тайн.
Действительный тайный советник гражданской службы Каха Несторович Цакая с сожалением поставил бутылку с парусником на подставку, вернулся в свое кресло — оно всегда стояло в тени.
