– Ничего, это будет быстрый поход – Бургундцу никто здесь особенно не рад7. Бэдфорд даже не успеет собрать войска. Ла Тремую тоже пришлось надеть доспехи, потому что Шарль вознамерился, на этот раз, сам принять участие в походе. В день выхода войска из Жьена, дофину нездоровилось, поэтому город покинули только рыцари из его окружения, и, в частности, Шарло Анжуйский, в свите которого красовался в новеньких, роскошных доспехах, ослепительно красивый господин де Руа. Но уже 29-го числа, около Мезилье, немногочисленный королевский кортеж присоединился к армии, наконец, воодушевляя её видом короля, идущего за своей короной во главе победоносного войска.
Возле Осера задерживаться не стали, несмотря на то, что город отказался открыть ворота.
– Мы не будем терять здесь время, – решил Алансон. – Местный гарнизон не из тех, которые опасно оставлять в тылу. Лучше заранее отправим герольдов с предложением о сдаче к Сен-Флорентель, чтобы и там не задержаться.
– Ты так уверен, что Сен-Флорентель откроет ворота? – спросил дофин.
– Если отправить с герольдом, скажем, Ла Ира с небольшим отрядом, то почему бы и нет?
Оба рассмеялись, но уже на следующий день, вполне серьёзно принимали делегацию старейшин города с ключами от главных ворот, и без того, распахнутых настежь. Присутствия Ла Ира с отрядом не потребовалось. Горожане, узнав о приближении Девы, сами повязали бургундский гарнизон, и с готовностью сдали город правителю, по их мнению, более законному.
То же самое случилось через день возле Сен-Фаль, не говоря уже о мелких поселениях и деревеньках, которые проезжали, почти не замечая этого, и прошла всего неделя после начала похода, когда вечером 4 июля войско встало перед воротами Труа.
– Отправьте герольдов, как обычно, – распорядился Алансон. – Пусть передадут, что никаких условий сдачи мы не примем. Город должен капитулировать безоговорочно, во искупление совершенного здесь греха.
Он сказал это открыто, без обычного смущения, которое неизбежно возникало у всех, кто упоминал о Труа в присутствии Шарля. Здесь был подписан позорный для дофина договор, лишающий его прав, не только на корону, но и на отца, и всякий понимал – взятие Труа станет не просто ещё одной победой, и даже не актом возмездия, а проявлением высшей справедливости, которая вершится с того дня, в который Господь привёл к воротам Шинона Деву-Спасительницу.
Однако ответ, посланный через герольдов, был скор и категоричен. Местный епископат, и вся городская знать не желали открывать ворота «бунтовщикам против законной власти, коих ведет прислужница нечистого». Этот ответ в шатре командующего выслушали молча. И, даже когда герольды ушли, молчание никто не решался нарушить. Хмурый дофин сидел набычившись в дальнем углу, вполоборота ко всем и на него старались не смотреть, только переглядывались между собой, опасливо, искоса, словно не хотели открытыми взглядами выдать мысли, кружившие в головах.
Наконец, не выдержал Алансон.
– Они, видно, ждут, что мы встанем в осаду и увязнем в ней до холодов, – процедил он сквозь зубы.
– Так, давайте обойдем город, как обошли Осер, – предложил Бурбон.
– Труа не Осер…
– Чёрта с два я обойду эти подлые стены! – воскликнул Ла Ир.
– Так взорви их, – усмехнулся де Ре. – С ходу взять всё равно не получится.
– Взорву, если понадобится!
– Возможно, они сдадут город на каких-то условиях, – осторожно вставил Ла Тремуй. – Мы могли бы договориться к обоюдному согласию о том, скажем, что их требования – естественно, приемлемые – будут выполнены тайно, тогда как сама сдача будет обставлена, как безоговорочная капитуляция…
– Капитуляция и так должна быть безоговорочной!
Все, наконец, повернулись к дофину, который, всё так же, набычившись, сидел в углу, только теперь смотрел на своих командиров упрямо и зло.
– Я не желаю увязать в осаде, и не желаю идти ни на какие уступки! Мы или возьмём город, или обойдём его, но потом вернёмся, и, клянусь, я камня на камне тут не оставлю!
– Мы не можем оставлять Труа за спиной, сир, – покачал головой Алансон.
– Тогда, штурмуйте его!
– Атака захлебнётся – здесь хорошие укрепления.
– Значит, отправьте к ним герольдов снова, и пусть хорошенько объяснят ВСЕМ жителям, чем впоследствии обернётся для Труа их упрямство! Может, чернь окажется умнее господ, а мне наплевать кто именно откроет ворота!
В шатре снова повисло молчание. Все прекрасно понимали, угрозы ни к чему не приведут. Этот город откроет ворота или добровольно, или вследствие долгой осады, которая, рано или поздно, дух горожан обязательно сломит, но так же измотает и осаждающую армию.
– А где Жанна? – прокашлявшись, внезапно задал вопрос Бастард Дюнуа – вопрос, который вертелся у него на языке с самого начала Королевского Совета. – Почему бы нам не узнать и её мнение? Помнится, под Орлеаном она… – Дюнуа неопределённо повертел в воздухе пальцами. – Трения, конечно, были, но я бы не сказал, что в военном деле она ничего не понимает.
– Когда дойдёт до дела, тогда и позовём, – насупился дофин. Его тон не допускал сомнений в том, кто именно в этот раз не пустил Жанну на Совет. – А пока я очень надеюсь, что мои военачальники в состоянии решить проблему без помощи крестьянской девушки.
– Но, может быть, её голоса… – начал было кто-то из непосвящённых, и осёкся.
Тяжелый взгляд дофина был непреклонен.
– Мы не станем беспокоить святых ради горстки упрямых горожан, – проговорил Шарль раздельно. – Если вы, господа, ничего без неё не можете, то я, по крайней мере, в состоянии принять решение сам!
Алансон и Дюнуа переглянулись, и герцог сделал Бастарду едва заметный знак больше на эту тему не заикаться. Однако, кислые лица большинства участников Совета как раз о том и говорили, что они бы от помощи святых не отказались.
Препирательства и дебаты о том, как поступить с Труа, продолжались несколько дней.
И, как водится, чем дольше они тянулись, тем яснее всем становилось, что к единому мнению уже не прийти. Да и сам дофин, столь непреклонный на первом Совете, впадал то в одну крайность, то в другую. С одной стороны его распирало желание доказать, что и без участия Девы войска вдохновятся одним только присутствием своего короля, но, с другой, мучила необходимость принять какое-то одно, твёрдое решение, опираясь на разумные доводы военачальников. Но доводы, как сторонников осады, так и тех, кто стремился идти дальше, казались попеременно, то убедительными, то совершенно необоснованными.
Наконец, на исходе четвёртого дня, ничуть не смущаясь тем, что её не позвали, на очередной Королевский Совет пришла Жанна.
Все эти дни она занималась тем, что внимательно осматривала городские стены, подбираясь к ним настолько близко, насколько могла, расспрашивала знакомых ей капитанов о том, что кому известно про оборонные укрепления Труа и, сосредоточенно хмуря лоб, что-то прикидывала в уме, рисуя найденной палочкой по утоптанной возле шатра земле. С Клод своими размышлениями она не делилась. Только однажды, как раз перед тем, как идти на Совет, спросила:
– Как ты думаешь, мы возьмём Труа?
– Нет, – ответила Клод. – Город сам откроет ворота.
– Ты это чувствуешь?
– Я очень этого хочу.
– Я тоже. Но ждать дольше нельзя, не так ли?
– Не знаю, Жанна. В военном деле я ничего не смыслю, хотя, на душе у меня спокойно, значит, здесь ничья кровь не прольётся.
– Мне тоже спокойно, Клод. Сегодня утром, глядя на стены Труа, я вдруг почувствовала, как всё это пространство, которое занимает наше войско, словно напряглось, налилось силой, и отчётливо поняла, что завоевать город можно! Я знаю, как надо подготовить штурм, чтобы он стал удачным. И так же знаю, что нужно сказать жителям Труа, чтобы в штурме не было нужды. Но, так или иначе, эти ворота перед своим войском я открою! Лишь бы дофин не отказался поручить мне это…
Дофин не отказался. Когда, появившись на Совете, Жанна принялась пылко его убеждать, никто из присутствующих не смог определить, наигранным, или абсолютно искренним было выражение благоговейного трепета на его лице.
– Возможно, теперь он готов побеспокоить святых, – шепнул де Ре стоящему рядом Бурбону. – Теперь это не ради кучки упрямых горожан, а ради сохранения собственного его достоинства.
Бурбон еле скрыл ухмылку, но слышавший слова барона Бастард недовольно нахмурился. Происходящее чем-то глубоко его оскорбляло. И покрасневший Алансон, опустив глаза себе под ноги, только подтверждал своим видом то, что перемена, совсем недавно непреклонной, позиции дофина, здесь, на Совете, хоть и перед глазами лишь очень узкого круга приближённых, мало соответствовала величию этого похода за короной. «Жалкий правитель…», – крамольно подумал Бастард, пытаясь скрыть презрение, с которым наблюдал, как напыщенно благословлял на штурм «крестьянскую девушку» этот, без пяти минут, король. И выдохнул с облегчением, когда всем разрешено было удалиться.
