Ознакомительная версия.
– А-а-ах, – сказал Молодой. – Ну ты даешь, Разноглазый. Уже не кончить без любимого имени.
Я замолчал и смотрел на его тяжело дышащее, блестящее потом тело.
– Спускайся к ментам. Я оденусь и подойду… В «Альбатросе» он!
По нечистой безлюдной лестнице я вернулся к двери, мимо которой прошёл по пути наверх. Дверь была выкрашена облупившейся коричневой краской. Табличка «СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ» выцвела и покосилась. За дверью гоготали. Я постучал, подождал и вошёл.
Это оказалась просторная, с большими окнами комната, но всего в ней было слишком: канцелярских столов, картонных папок на столах и пепельниц прямо на папках, шкафов, наглухо забитых теми же папками, зажжённых египетских и сигаретного дыма, составленных в круг стульев и ржущих мужиков на стульях, пустых бутылок под стульями и полных стаканов в руках.
Хотя в комнате было тепло, они сидели не раздеваясь: кожаные пальто до пят, кожаные шляпы и кепки; всё не по погоде. Они пили, курили и говорили о блядях. Насколько я понял, опыт двойного проникновения не удался из-за непредвиденных осложнений при выборе позы. («Так вы бы развернулись». – «Мы и разворачивались, только Вилли почему-то всегда оказывался сверху».) Увидев меня, все замолчали. Это было чертовски насмешливое молчание. Я снял очки и тоже молчал.
– Ну что тебе, Разноглазый? – спросил наконец один из них, средних лет, но уже седой. У него были ничем не примечательные, словно стёртые временем или горем черты лица и светлые безразличные глаза. – Говори, пока меня от ужаса понос не хватил.
Коллеги отпраздновали его слова очередным взрывом гогота и неуместными шутками. Бывают же люди, которым прямо с утра весело.
– Я бы посмотрел сводку происшествий за ночь, – сказал я.
– Поконкретнее.
– Убийство.
– А которое?
– А их что, много было?
Присутствующие заржали.
– Берёт меня тревога, когда гляну в эти бодрые очи, – сказал толстяк, которого все называли Вилли. – Ладно, ладно, был один жмур.
– Правда? – с интересом спросил кто-то.
– Правда. Причём такая, которая никому не нужна.
– И что, следствие идёт?
– Какое следствие, ещё дознания не провели. Борзой! На труп-то выезжали?
Седой сказал, что было не его дежурство. Я спросил чьё.
Вопрос повис в воздухе.
– Надо во входящих-исходящих посмотреть, – сказал Борзой и зевнул. – В регистрационном журнале. В процессуальных документах. Иди к Добыче Петровичу, пусть запрос напишет.
– На каком основании? – спросил Вилли. – Если Добыча адвокат обвиняемого, то где сам обвиняемый? Разноглазый, ты, часом, не с повинной явился? Нет? Я так почему-то и подумал. Иные участники уголовного судопроизводства: свидетель, эксперт, специалист, переводчик, понятой… Хочешь быть специалистом? Специалист, объясняю, это всего лишь сведущий свидетель. К материалам дела доступа не имеет.
– Странно как-то вы работаете.
– А вот на этот случай существуют меры прокурорского реагирования. Если гражданин имеет вопросы по сути и качеству нашей работы…
– А чего ты ржешь? – спросил, входя, Молодой. – Я теперь прокурор. Зря, что ли, на его месте сижу?
Следственный комитет с уважением смотрел, как Иван Иванович потирает засос на шее. Я заметил, что все они были не так чтобы молоды: Вилли к пятидесяти, Борзому – к сорока, прочим за тридцать. Всем им было присуще довольно странное выражение лица, нечто среднее между независимостью и безнаказанностью.
– У вас что, каждый день кого-то приходуют?
– А это мы форс выдерживаем, – сказал Борзой. – Храбримся. В Автово убийств лет шесть не было, с тех пор как…
Он посмотрел на меня и замолчал.
– С тех пор как что? – спросил я.
– Как разноглазого не стало, – ответил неприятно худой тип с жёлтым и жёлчным лицом. – Разноглазого нет – и убийств нет. И снайперы получше целятся, и пьяный гаврик не топором дружка ударит, а хотя бы поленом. Знают, что помощь не придёт, вот и не скоромятся. Стоило тебе появиться – началось, пожалуйста. – Он посмотрел на Вилли. – Шевелиться-то будем?
– Будем, – согласился Вилли с тяжёлым вздохом и при этом оставаясь сидеть. – Уж до чего не хочется, но будем. Место совершения преступного деяния никуда, в отличие от преступника, не сбежало. Придётся ехать осматривать. Что там снаволи, снег идёт?
– Идёт, – сказал я.
– Ладно. – Он покрепче надвинул на лоб шляпу и прислушался к ищущим Молодого голосам в коридоре. – Какие у тебя бойцы беспокойные.
– Просто я популярен.
– Ладно. Банкуй. – Наконец-то Вилли поднялся на ноги, не спеша, впрочем, продолжить движение. – Убываю для проведения расследования. С вашей санкции, прокурор.
– Мы с тобой.
С Вилли поехал желтолицый тип по имени Сохлый, с Молодым – близнецы и я. Следователи рассекали на видавшем виды чёрном джипе, неудобном, с очень высокой посадкой, но оказавшемся вместительным и исправным. По дороге Вилли развлекал сидевшего за рулём Сохлого перечислением ждущих его следственных действий. («Осмотр местности, осмотр помещения, освидетельствование, назначение экспертизы, допрос очевидцев. И всё это, душа моя, в установленные законом сроки».) Близнецы развлекали себя, пялясь по сторонам.
Молодой же если и развлекался какими-то тайными мыслями, то с закрытыми ртом и глазами.
Мы приехали действительно на склад, только это был склад косарей: сухое, хорошо отапливаемое помещение для продукции плантаций. На пороге топтался мужик с красной повязкой народного дружинника на рукаве тёплой куртки. Именно на дружинников в Автово была переложена низовая милицейская работа. Справлялись они с ней не лучше и не хуже обычных ментов.
– Внутри лежит, – с облегчением сказал дружинник. – Голова проломлена. Я пойду?
– Пойдёшь, – сказал Вилли добродушно, – но не просто так, а за транспортом. И свидетеля мне предъяви.
– Так нет свидетелей.
– А кто тело обнаружил?
Тело обнаружили делавшие обход дружинники. Выставив пост и послав гонца в Следственный комитет, они сочли свою миссию исполненной и разбежались сеять слухи и панику.
– Ну что ж, взойдём.
Сразу отмечу, что штаны на жертве были, даже и застёгнутые. Всё бы выглядело опрятно, если б не развороченная ударом невероятной силы голова. Рядом с телом валялась кочерга, заляпанная «фрагментами биологических веществ», как написали в протоколе.
– Нехорошо, если это косарские разборки, – заметил Вилли. – А кочерга здесь откуда?
– С собой принёс, – сказал Молодой. Он осматривался равнодушно, но очень, очень внимательно.
– Зачем ему тащить на склад кочергу? – спросил Сохлый.
– Зачем ему вообще было ночью на склад тащиться? – отозвался Вилли. – Ах ты ж горе… Первое за столько лет убийство, и сразу политическое.
– Да ладно, – сказал Молодой, – Наполеоны. Какая у вас может быть политика? Склады друг у друга отнимать?
Я тем временем шарился по складу в безуспешных поисках сахара.
– Ну что, нет? – спросил Молодой. – В карманах посмотри.
– Ага. Или уж прямо в мозгу. Только если он там и был, то растаял.
– У вас, гляжу, свои соображения, – сказал Вилли задумчиво. – Только вряд ли поделитесь. А как чистенько-то… Каждая пылинка на своём месте, включая орудие убийства. Вот воры почему-то всегда оставляют дверцы шкафов открытыми.
– А всё, что было в шкафах, – на полу, – добавил Сохлый.
– Точно. Или взять разбойное нападение: распотрошат всего-то сумку, а раскидано будто взрывом, пудреница в двадцати метрах от паспорта. Или драка с телесными: там и в соседнем квартале следы найти можно… Ты чего маешься, душа моя? Вот садись на мешок, сейчас протокол писать будем. Планшетку не забыл? С бумагами закончим и приступим. Есть у меня один швычок на примете…
– Вилли! – сказал Сохлый, раздражаясь. Он устроился на мешке с коноплей и положил планшет на колени, но не стал вынимать ни бланки, ни ручку. – Ну зачем его искать, со швычками разговаривать? Когда он рано или поздно сам найдётся. – И Сохлый ткнул пальцем в меня.
– Я, между прочим, связан врачебной тайной. Имею право молчать.
– Да и молчи хоть лопни. Мы за тобой слежку установим. Как только нарисуется клиент…
– Нет, – сказал Вилли.
– Но это разумно.
– Разумное, увы, входит в противоречие с процессуальным. Тебе всё равно понадобится совокупность собранных по делу доказательств.
– Да зачем? Признание вины – царица доказательств.
– А если клиент не признает?
Сохлый в ответ злодейски ухмыльнулся и провёл пальцем поперёк шеи.
– Ты меня знаешь, – мирно сказал Вилли, – я этих методов не признаю. По-моему, если не можешь победить человека превосходящей силой ума, так не-хер вообще к нему вязаться.
– Борзой бы сказал, что ты исполнен буржуазных предрассудков.
– Не знаю, насколько они буржуазные, но предрассудки определённо.
– Надо избавляться.
– Да с какой стати? Давай пиши. «Осмотр производится в дневное время, в помещении склада номер —»
Ознакомительная версия.
