стал удивительно много читать и усердно занимается языками. Но, что совсем уж удивительно, господин Александр вдруг начал разговаривать на темы, совершенно неподходящие его юному возрасту! Толкует о войне и мире, — и не просто играет в солдатики, это не диво, — а именно что о делах международного значения, о стратегии, о полководческом деле; вдруг интересуетсяныне экономикою, статистикой, торговлей; наипаче же — научными открытиями и промышленными усовершенствованиями. Сие одно уже кажется невероятным; но теперь случилось и большее! Сейчас он признался мне, что видел провидческий сон, на предмет, касаемый внешних сношений Российской державы. Я бы отнеслась к сему, как к безделице, и не стала с вами об этом говорить, но он — наследник престола! Вы знаете, сколько разной сволочи крутилось вокруг цесаревича Павла Петровича, (тут Самборский машинально кивнул), как разного рода проходимцы и масоны старались завлечь его в тенета. Я менее всего хочу, чтобы и с внуком моим случилося то же! Вы его духовник, вы знаете состояние его ума более даже, нежели я. Мне кажется, я сегодня встретила совсем другого ребёнка, чем того, что оставила полгода назад! Скажите мне — что сиё означать может?
Самборский, до того внимательно слушавший императрицу, понял, что надобно уже отвечать ей.
— Прежде всего, государыня императрица, позвольте заметить, что отроки в этаком возрасте могут очень сильно меняться. Они растут, впитывают всяческие впечатления; опять же, в зиму эту у обоих братьев были серьёзные болезни. Что же относительно видений…
Екатерина, слушавшая его и так очень внимательно, тут даже подалась вперед.
— Про видения свои Его Высочество поведал мне во время нахождения нашего в Коломенском. Мы, и правда, много разговаривали с ним об этом, и я пришёл к выводу, что это его визионерство, столь внезапно открывшееся, не должно быть ни происками Врага Человеческого, ни внушением злонамеренных лиц. Возможно, — я не могу утверждать этого наверное, но — возможно, это действительно боговдохновенное свидетельство! История знает тому примеры — Иоанна дАрк, предрекшая победу французского короля в войне его с Плантагенетом; Мишель Де Нотрдам, и некоторые другие…
— Ах, Андрей Афанасьевич! — прервала его Екатерина. — Вы знаете, что боюсь я не рогатого чёрта, а токмо людей, успешно подражающих Дьяволу! Много их, — мартинисты, спиритуалы, масоны, розенкрейцеры, теперь еще и месмеризм появился… Уже пытались завлечь в свои сети сына, и лишь усердием верных моих дворян не преуспели. Вы и сами знаете, как, в бытность Павла Петровича в Париже, обхаживала его эта публика; и, по сю пору не оставляют попыток тех. Вот чего опасаться надобно! Не могло ли быть на Сашу чьего-то вредного влияния? Мне страшно о сём подумать: ведь это должны быть те, кто достоверно знает о близящейся войне! Не может ли это быть влияние мосье Де Ла Гарпа?
Самборский, подумав, медленно покачал своей рано начавшей седеть головой.
— Такого не замечено. Сам Александр никогда не упоминал господина Ла-Гарпа в такой связи. Не думаю, что он мог бы утаить это: ведь он ещё ребенок! Опять же, названный Ла-Гарп служит уж не первый год: наверное, мы заметили бы перемены много ранее!
— Да я тоже сему не верю, — горячо воскликнула Екатерина. — Господина Де ла-Гарпа с самой лучшей стороны рекомендовали люди, доверие к которым несомненно! Но, право же, я не знаю, в какую сторону и думать!
Кажется, она готова была заплакать; но, вместо этого, императрица взяла табакерку и достала щепотку душистого табаку.
— Знаете, что ещё поразило меня сегодня… Я ведь этого мальчика с рождения знаю. Я всегда всю душу его с лица читала, как открытую книгу. А теперь не так — смотрю на него, и не понимаю ничего, будто бы он личину одел. Андрей Афанасьевич! — Екатерина вдруг приняла просительный тон, несказанно удививший Самборского. — Я умоляю вас: будьте бдительны! Бдите, не спуская глаз, ведь речь идёт о наследнике престола Российской державы! Вы знаете, я возлагаю на него огромные надежды!
В глазах её мелькнули слёзы: никогда еще Самборскому не доводилось видеть ее такой встревоженной.
— Сделаю всё возможное, Ваше Императорское величество! — воскликнул отец Андрей, и, приложившись к ручке императрицы, вышел, взволнованный до глубины души.
Оставшись одна, императрица некоторое время сидела в задумчивости; затем призвала к себе статс-секретаря Безбородко.
— Александр Андреевич, ты ведь, я знаю, не масон, как Храповицкий; давай, хоть тебе уже и не по чину, напишем с тобою письмо на имя Салтыкова Николая Ивановича, касательно воспитания цесаревича Александра.
Тот приготовил бумагу и перо; императрица, медленно, тщательно обдумывая каждую фразу, продиктовала:
— Любезный граф, Николай Иванович!
Ныне, встретив воспитанников твоих, Александра и Константина Павловичей, заметила многия перемены в поведении и наклонностях старшего из них. Ты уже мне про то писал: но не думала я, что настолько он изменился. Сие явление необъяснимое надобно, однако же, разъяснить. Приставь к нему тесно племянников своих, наблюдай, нет ли тлетворных каких влияний на сей неокрепший ум. Непозволительно дать овладеть умом юного Александра проходимцам-мистикам и всяческим шарлатанам; следи за этим пуще прежнего, не исключая и учителей его. Пока мы в Москве, проследи, чем занят мосье Де Ла-Гарп, и нет ли у него каких непозволительных связей. Александру Яковлевичу я сама внушение дам.
Е к а т е р и н а
Дано в Москве, 23 июня 1787 года.
Закончив это дело, Екатерина стала почти совершено покойна. Она приняла решение, что и как предпринять, а значит, дальше дела пойдут своим чередом.
— Отправь скорее, Александр Андреевич. Пусть Николай Иванович проследит, с кем там якшается этот господин республиканец!
— Может, отписать еще господину Шешковскому? — осторожно и тихо спросил Безбородко, сам внутренне холодея от собственных слов.
— Да нет, преждевременно. Уж очень крут Степан Иванович! Наломает он дров, а Ла-Гарп, между прочим, иностранец, и с многими видными персонами знаком. Сраму не оберешься… Нет. Впрочем, знаешь, любезный Лександра Андреич, напиши ещё князю Потёмкину!
Друг мой Князь Григорий Александрович.
