– Как думаешь, Паша, зачем мы здесь? – негромко спросил Крыленко у Дыбенко.
Тот не успел ответить, его опередил находившийся поблизости Тухачевский:
– Чтобы встать к стенке, – пожал плечами бывший начальник Генерального штаба, – ежу понятно!
Поскольку сказал он это достаточно громко, все головы повернулись в его сторону, а Блюмкин хотел что-то возразить, но открылась дверь, выбежали спецназовцы с «Самопалами» и выстроились вдоль стены. Их командир, тот самый полковник, что позже беседовал с Шишко, сделал приглашающий жест в строну каменной стены.
– Прошу, граждане!
Шли неохотно, построились, как попало. Полковник раскрыл папку, которую держал в руке, и зачитал бумагу, из которой следовало, что следствие по делам закончено, но, прежде чем они (дела) попадут в трибунал, фигурантам предоставляется возможность принять участие в боевых действиях. Ропот и переглядки, потом Тухачевский спросил:
– С кем воюем, гражданин полковник?
– С поляками.
Дальше полковник кратко обрисовал создавшуюся на западных рубежах России обстановку, не забыв упомянуть о том, что немалая доля вины в том, что она (обстановка) сложилась именно так, лежит на всех пятнадцати фигурантах.
Голос подал Дыбенко:
– Я правильно понимаю, гражданин полковник, нам предоставляется возможность искупить вину кровью?
– Мёртвые сраму не имут – жёстко ответил полковник. – В этом заключается весь ваш шанс. Кто хочет его использовать, выходи вперёд!
Первыми от стены отошли Дыбенко и Крыленко, чуть позже к ним присоединился Тухачевский, за ними потянулись остальные. Вскоре у стены остался одиноко стоящий субъект, отрешённо разглядывающий что-то у себя под ногами.
– А ты чего, Паша? – крикнул Блюмкин.
Тот не ответил и взгляда от земли не оторвал.
– Твой архаровец? – поинтересовался Дыбенко у Блюмкина.
– Мой, – подтвердил тот и попытался пояснить странное поведение бывшего подчинённого: – У него, в отличие от всех нас, ни чина, ни звания, вот и надеется на снисхождение.
– А как же он бесчинный и беззванный в нашей компании-то оказался?
– Видно, из-за фамилии, – криво усмехнулся Блюмкин.
– Что за фамилия такая? – удивился Дыбенко.
– Негодяев!
– Что, серьёзно? – не поверил Дыбенко, потом с сомнением произнёс: – Фамилия и правда чудная, но неужели его только из-за этого к нам определили?
– Да не ведись ты. – Тухачевский произнёс это с раздражением, наивность Дыбенко стала его доставать. – Не видишь, он так шутит. Я слышал, у этого Негодяева руки по локоть в крови.
– Это точно, – подтвердил Блюмкин.
То, что повезут в Данциг, от них не скрывали. С судна вывели под вечер уже в темноте, везли в закрытой машине. Заведя в каземат, дали одну свечу на всех и закрыли дверь. Кое-как осмотрелись. Обстановка небогатая: параша, ведро с водой и тюфяки, набитые соломой, вдоль стены. Подушек нет, но есть одеяла. Зато сухо и не очень холодно. Стали укладываться спать, когда у дальней стены послышался крик:
– Товарищи, здесь есть кто-то ещё, тащите свечу!
Старожил каземата заслонялся от света руками, но его всё равно опознали.
– Негодяев!
– Паша!
– Ты как здесь?
– Всё-таки решил с нами? – поинтересовался Тухачевский, нагибаясь к Негодяеву. Чего молчишь? – Что-то рассмотрел у того на лице, распрямился и воскликнул:
– Вот потеха, он не решил, а они его всё одно сюда доставили!
Конец фразы потонул во взрыве смеха, который и услышал Шишко.
ПетроградГенеральный штабНачальник Генерального штаба, генерал-лейтенант Бонч-Бруевич, пребывал в недоумении. Он только что ознакомился с заявлением Советского правительства и теперь усиленно морщил лоб, пытаясь вникнуть в суть документа. За этим занятием и застал его нарком обороны Абрамов.
– Что, Михаил Дмитриевич, – весело спросил он, после того, как они поздоровались, – не по зубам орешек?
– Скорее, не по уму, Глеб Васильевич, – вздохнул Бонч-Бруевич. – Никак не возьму в толк: война это, или как?
Текст, внёсший сумятицу в ум бравого генерала, гласил: «Несмотря на все усилия, предпринятые СФРР и рядом других государств, членов Лиги Наций, разрешить так называемый «Польский вопрос» путём дипломатических переговоров не удалось. В ночь с 8 на 9 октября 1920 года польские войска вторглись на территорию Западной Пруссии (ныне подмандатной территории СФРР) и в настоящее время продвигаются по обоим берегам Вислы в направлении Данцига. В связи со сложившейся обстановкой Советское правительство приняло решении о введении военного положения в некоторых западных областях (перечень прилагается), где с нынешнего дня объявляется частичная мобилизация, а также на Балтийском флоте. Для восстановления утраченного по вине польской стороны статуса-кво войскам ныне образованного Западного фронта под командованием генерал-лейтенанта Егорова отдан приказ: при поддержке Балтийского флота провести на территории Польши ограниченную военную операцию по принуждению к миру. В целях недопущения потерь среди мирного польского населения, войскам Западного фронта предложено воздержаться от применения осадной артиллерии и авиации при ведении боевых действий в непосредственной близости от городов и других крупных населённых пунктов, при условии, что польская сторона также будет придерживаться этих правил».
– Дорогой Михаил Дмитриевич! – дружески произнёс Абрамов. – Не мне вам говорить, что войны бывают разные. А новые времена требуют и новых подходов к ведению боевых действий. Ограниченная военная операция отличается от полномасштабной войны, во-первых, сроками: на всё про всё не больше месяца; во-вторых, тем, что в ней мы не стремимся завладеть ни пядью чужой земли даже на время, то есть на временно занятых нашими войсками территориях не будет вводиться даже оккупационный режим – власть, если это, конечно, мирная власть, какой была, такой и останется, а контакт военных с населением будет предельно ограничен. Для этого мы и направили в войска специально подготовленные отряды милиции. Контакт с населением – их задача. Они же совместно с воинскими патрулями будут пресекать любые поползновения со стороны наших солдат к мародёрству, насилию и прочей уголовщине. А в будущем в армии появится специальная военная милиция. Да вы же соответствующие директивы сами подписывали!
– Подписывал, – согласился Бонч-Бруевич, – не сильно, честно говоря, вникая в их смысл. Мне было достаточно того, что под ними уже стояла ваша подпись.
– А вот это вы зря, – пожурил начальника Генерального штаба нарком обороны. – Вникли бы тогда, не было бы вопросов теперь.
